Четвертая воздушная - Константин Вершинин

Разтоголосый затон бурлил митингами и собраниями. "Царские власти были сметены, а буржуазия еще не могла применять насилие, поэтому массы пользовались широчайшей свободой слова и собраний"{5}. Ораторы говорили горячо и убежденно, да не все тогда было нам понятно. От обилия призывов и лозунгов голова шла кругом. Кому верить?

Мои товарищи, такие же малограмотные деревенские отходники, только дивились ораторской премудрости и о каждом выступающем одобрительно говорили: "Ну и голова!" Среди более устойчивых и развитых людей-кузнецов, литейщиков, клепальщиков и рабочих других специальностей - у меня еще не было друзей. Так и варился, что называется, в собственном соку, пока не познакомился с Ильёй Ивановичем Тутаевым, уроженцем соседней деревни Осиновка.

Семья Тутаевых жила далеко не бедно. Сам Илья и его отец были грамотными людьми, выписывали газеты, покупали книги. Тутаева-старшего величали громким прозвищем "социал-революционер", которого никто из окружавших меня односельчан не понимал. Здесь, в затоне, Тутаев-старший стал сразу заметной фигурой. Он активно выступал на собраниях, и мне иногда приходилось слышать ею.

Илья был невысок ростом, худощав, голубоглаз. Общительный по характеру, он быстро сходился с заводскими людьми. Слушая иных краснобаев, Тутаев иронически улыбался, как будто знал нечто такое, что ставило его выше политической трескотни и лозунговой шумихи. Обо всем у него было свое, особое мнение. Он не шарахался из стороны в сторону, держался твердой линии. "Что за человек? нередко задумывался я. - Почему он не согласен со своим отцом социал-революционером?"

Илья был старше меня лет на десять, поэтому я считал неудобным напрашиваться на дружбу с ним. Сам же он не спешил откровенничать со мной, присматривался, иногда просил почитать газету плотникам, оповестить знакомых о собрании или митинге. Выполняя его поручения, я постепенно расширял круг знакомых, хотя артельщики не особенно одобряли мои поступки.

- Шляется малый, - ворчали они, - якшается с чужим людом.

...Летом 1917 года в стране происходил бурный рост профессиональных организаций рабочего класса. Фабрично-заводские комитеты объединяли рабочих предприятия независимо от их профессии. Илья Тутаев одним из первых среди знакомых мне людей вступил в профсоюз и прилагал немало усилий к тому, чтобы вовлечь в эту организацию других товарищей.

- Мы боремся за то, - разъяснял он, - чтобы работать только по восемь часов, а не с темна до темна.

- Но тогда нам и платить будут меньше, - возражали ему.

- Друзья мои, - продолжал Тутаев, - заводской комитет требует повышения заработной платы, установления контроля над производством.

А мужики твердили свое:

- Нечего байками заниматься, с бантами на сходки с обираться. Наше дело подработать деньжат - и по домам. Там, слыхать, начинается передел земли...

Одним словом, среди рабочих произошло какое-то раздвоение: одни разделяли убеждения Тутаева-младшего, другие - Тутаева-старшего. Только позже мне стало известно о соглашательской политике меньшевиков и эсеров которые, используя свое большинство в Советах, отдали государственную власть буржуазии и тем самым помешали выполнению коренных требований народных масс. Тогда же я не совсем понимал, кто прав, поэтому не знал, как поступить.

В прозрении моем решающую роль сыграл Илья Тутаев.

- Давно я присматривался к тебе, парень, - сказал он. - Нечего тебе делать в Боркино, оставайся в затоне и вступай в профсоюз. Не пожалеешь.

- Но ведь артель будет против.

- Ты самостоятельный человек, можешь и без артели решить, как быть и что делать.

Я поверил Тутаеву-младшему и не ошибся. Оказывается, Илья Иванович был членом большевистской партии и вместе с другими ленинцами проводил в жизнь линию, выработанную Владимиром Ильичом.

Когда я вступил в звениговскую организацию профсоюза работников водного транспорта Волжского бассейна, Тутаев стал уделять мне больше внимания, познакомил с молодыми рабочими, чаще давал поручения, постепенно приобщал к участию в общественной жизни затона.

Я знаю немало людей, которые долго и мучительно думали о том, куда пойти, какую сторону принять. "Гигантская мелкобуржуазная волна захлестнула все, подавила сознательный пролетариат не только своей численностью, но и идейно, т. е. заразила, захватила очень широкие круги рабочих мелкобуржуазными взглядами на политику"{6}.

К счастью, я не испытал такого длительного колебания. И не потому, что был политически развит, а, скорее, благодаря интуитивному чувству большой правды и благотворному влиянию рядового пропагандиста партии Тутаева-младшего.

- Меньшевики и эсеры, - объяснял Илья, - спекулируют на мелкобуржуазных настроениях. Благодаря этому они захватили большинство в Советах и многих профсоюзах, а теперь сдают позиции буржуазии. Временное правительство, тоже обманывая народ, стремится укрепить устои капитализма, продолжать разорительную войну, чего бы это России не стоило.

По словам Тутаева выходило, что соглашательские Советы - не настоящая рабоче-крестьянская власть, а Временное правительство - враг трудового народа.

- Кругом враги, - проговорил кто-то из тутаевских слушателей. - Как же быть, кто разберется в этом?

- Большевики во главе с товарищем Лениным, - твердо ответил Илья Иванович.

- А кто он, Ленин?

- Наш, волжский, из Симбирска. - И Тутаев рассказал о Владимире Ильиче все, что знал.

Вскоре до Звенигова дошли вести о I Всероссийском съезде Советов рабочих и солдатских депутатов, о грандиозной июньской демонстрации, о провале наступления войск Временного правительства на фронте, затем о разгуле контрреволюции и конце двоевластия.

Затон, бурливший более четырех месяцев, притих. Люди выступали теперь осторожнее, да и собраний стало меньше, вернее, их почти совсем не проводили. Тутаев ходил озабоченный, погруженный в какие-то думы, о которых знали, может быть, только его самые близкие друзья. В артели никому не было известно о том, что он коммунист.

Укрепляя свои ряды, большевистская партия взяла курс на подготовку вооруженного восстания. "Подготавливая решающий удар по власти буржуазии, большевистская партия предостерегала массы от преждевременных выступлений. Большевики призывали к выдержке, дисциплинированности, разоблачали провокаторские призывы к разобщенным, неорганизованным действиям. Партия большевиков консолидировала армию социалистической революции, готовую разгромить контрреволюцию и установить власть Советов"{7}.

И вот грянул Великий Октябрь. Весть о победе революции облетела всю страну. Дошла она и до Звениговского затона. Нет слов, чтобы выразить торжество, охватившее судоремонтников. Вслед за воззванием "К гражданам России" появились первые декреты Советской власти - о мире, о земле и другие законы, отвечавшие извечным чаяниям народа, его кровным интересам.