Wow! Тараканы в голове - Владимир Алексеевич Колганов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Эй, кто тут есть? — брюзгливо спросил он. — Почему чёрт всегда уносит… Ах, это вы? Здравствуйте, Барон.
— Здравствуйте, мастер, — ответил Барон, глядя вверх.
А вот ещё:
— Как публика принимала спектакль? — ответил Мольер.
— Великолепно. Но у вас скверный вид, мастер?
И в дополнение к этому:
— Мастер, не хотите ли вы чего-нибудь? Быть может, вам дать бульону?
Тут Мольер оскалился и сказал, почему-то злобно улыбаясь:
— Бульон? О нет! Я знаю, из чего варит моя супруга бульон, он для меня крепче кислоты.
И вот уже трагический финал:
— Чего вам дать, мастер? — спросил Барон и вытер платком лоб Мольера.
— Свету! — ответил Мольер. — И сыру пармезану.
Чего не хватило Быкову, чтобы в этой простенькой задачке разобраться? Допустим, что «Мольера» Быков вовсе не читал, не велика беда — на мой взгляд, слабенькая книга. Но он просто обязан был прочитать те редакции «закатного» романа, которые датированы осенью 1934 года. Тогда бы не озвучил свой нелепый приговор:
«Чтобы доказать Сталину, что художника надо беречь, Булгаков переименовал своего художника в мастера».
Такое впечатление, что Быков так и не осилил до конца роман или так ненавидит его, что читает книгу, держа её, что называется, вверх ногами. Ведь не было в романе художника, а был поэт, возлюбленный несравненной Маргариты — это не считая Бездомного и прочих стихоплётов. Читаем отрывок из главы романа в третьей редакции, датированной осенью 1934 года:
«Маргарита опустилась у ног Воланда на колени, а он вынул из-под подушки два кольца и одно из них надел на палец Маргарите. Та притянула за руку поэта к себе и второе кольцо надела на палец безмолвному поэту».
Так и не обнаружив художника в черновиках романа, попробую выяснить, откуда взялся этот мастер. Не знаю, так ли актёры мольеровского театра величали своего мэтра, но в СССР это слово впервые весомо и уважительно прозвучало в статье Максима Горького «С кем вы, мастера культуры? Ответ американским корреспондентам» — она была напечатана одновременно в газетах "Правда" и "Известия ЦИК СССР и ВЦИК" 22 марта 1932 года. Так что товарищ Сталин тут совершенно ни при чём, он вообще не был специалистом по выдумыванию таких определений. Здесь явно чувствуется рука писателя.
Итак, грандиозное открытие, увы, не состоялось — рискну предположить, что тараканы завелись и в голове этого «первооткрывателя». А в заключение разбора лекции Быкова о Михаиле Афанасьевиче Булгакове — ещё несколько отдельных фраз, тут можно обойтись без комментариев:
«Мастерство вообще враждебно искусству, потому что мастерство оформляет его».
«Это самая популярная книга Булгакова именно потому, что это самая слабая книга».
«В этой книге написано больше ерунды, чем в любом другом русском романе».
«Ничего, кроме пошлости, в этом романе нет, хотя есть <…> высочайшие образцы литературного стиля, который парит над этим морем терроризируемой России».
«Весь вой, весь вопль Булгакова в этом романе: ты только вот нас не трогай, а уж мы тебя полюбим»…
Поводя итог тому, что сказано в этой главе, выскажу опасение, что в самое ближайшее время литературу вытеснит вульгарное чтиво. Останутся только Донцова, Пелевин и немного Акунина с его Фандориным.
Прошу правильно меня понять, я выражаю своё личное, субъективное мнение. Если кому-то нравятся книги Донцовой, Акунина и Быкова, это само по себе не значит, что мир катится в тартарары. Однако писателей уровня Достоевского, Чехова, Олеши, Булгакова, того же Трифонова за последние тридцать лет так и не появилось. Вполне логично возникает вопрос: куда они пропали? Причина в том, что спрос рождает предложение. Наше телевидение и прочие СМИ воспитали таких потребителей искусства, которым по душе незатейливое чтиво либо то, что провозглашено последним криком моды. И самое прискорбное, что это вполне устраивает власть.
Глава 4. Страсти по культуре
Если кто-то из читателей сумел осилить мою книгу «Превратности культуры», размещённую на сайте ЛитРес, он может пропустить первую треть этой главы, где изложены суждения известных писателей и философов. Итак, вашему вниманию предложен анализ состояния нынешней культуры и прогноз, к чему всё это катится.
В сознании многих людей американский рок переплетается с экономическим могуществом этой страны. Вот и Збигнев Бжезинский в книге «Великая шахматная доска» вольно или невольно отождествлял экономическое превосходство США с воображаемым культурным превосходством:
«Культурное превосходство является недооценённым аспектом американской глобальной мощи. Что бы ни думали некоторые о своих эстетических ценностях, американская массовая культура излучает магнитное притяжение, особенно для молодежи во всём мире. Её привлекательность, вероятно, берёт своё начало в жизнелюбивом качестве жизни, которое она проповедует, но её притягательность во всём мире неоспорима».
Не стану спорить: американский джаз, популярные шлягеры в исполнении Фрэнка Синатры, Эллы Фицджеральд, Луи Армстронга и других замечательных певцов надолго останутся в памяти многих поколений. За интернет и джинсы — отдельное спасибо! Однако культурное превосходство и притягательность культуры вовсе не тождественны — одного человека привлекают картины Модильяни, Ренуара, а другому по нраву порнография.
Что же происходит с культурой? И когда всё это началось? Подробный ответ вы можете найти в книге «Превратности культуры», а здесь ограничусь тем, что перекликается с высказываниями Анны.
Вот что написал Фридрих Ницше в книге «Человеческое, слишком человеческое»:
«Всегда должны будут существовать плохие писатели, ибо они соответствуют вкусу людей неразвитого, незрелого возраста; последние тоже имеют свои потребности, как и зрелые люди. Если бы человеческая жизнь продолжалась дольше, то число зрелых личностей преобладало бы над числом незрелых или по меньшей мере равнялось бы ему; теперь же значительное большинство умирают слишком молодыми, т. е. всегда существует гораздо больше неразвитых интеллектов с плохим вкусом. И они, кроме того, жаждут удовлетворения своих потребностей с большей страстностью, присущей юности, — и добиваются для себя плохих авторов».
К счастью, со времени написания цитируемой книги продолжительность жизни увеличилась, однако это дела не меняет — публика по-прежнему предпочитает авторов, соответствующих интеллекту не вполне «созревшего» большинства, и пока не наступит желанная пора созревания, ситуация в корне не изменится.
Так неужели перспективы столь безрадостны? Ведь для созревания потребуются не годы, а десятилетия! Тут возникает замкнутый круг: незрелая публика возводит на пьедестал плохих авторов, а те в свою очередь способствуют падению
