Иллюзия любви - Екатерина Савина

– Спасибо...

Нина кивнула в ответ и, медленно открыв дверь, вошла в подъезд. Она даже не успела испугаться, а весь осадок об этом, конечно, вовсе незначительном эпизоде немедленно испарился при одной мысли о том, что ждет ее, Нину, в собственной квартире.

Глава 3

– И как ты узнала, та самая ли это девушка, которая нам нужна? – поинтересовалась Даша, когда мы вернулись к ее машине, стоящей на обочине проезжей части, прямо напротив большого девятиэтажного дома с табличкой «25» на мышино-серой стене.

Я пожала плечами.

– Разве это можно объяснить? – спросила в свою очередь я. – Мы час стояли у ее двери ее квартиры, дожидаясь... Звонили – никто в квартире не отвечает, значит, там и нет никого. А вышли к подъезду... Я выкурила сигарету, смотрю – она идет. Сразу почувствовала, что это – та самая девушка. Нина Рыжова. Не могу объяснить – просто почувствовала и все. Знаешь, Даша, я ведь много изучала свои... так сказать, особенности. Свой экстрасенсорный дар. Читала соответствующую литературу и все такое... Практики, как ты помнишь, у меня было достаточно... Но все равно – есть то, что я могу объяснить, а есть то, чего я объяснить не могу. Просто... это есть – и все тут.

– Понятно, – сказала Даша, – то есть, мало, что понятно... Ну, ладно. Так тебе удалось проникнуть в ее сознание?

Черт возьми, как я ни старалась взять себя в руки, по моему телу вновь пробежала противная дрожь. Мгновенная и сильная – как судорога.

– Д-да, – проговорила я, – удалось. Проникнуть не проникла – времени было слишком мало – но заглянула. И... лучше бы я этого не делала.

Даша странно посмотрела на меня и, видимо, что-то в моих глазах заметив, чуть побледнела.

– Как это? – почему-то шепотом спросила она. – Что ты хочешь этим сказать?

Примерно, с полминуты я молчала, пытаясь сформулировать ответ.

– Не знаю, – вздохнула я, – так быстро все было. Но у меня такое ощущение, что я заглянула не в мозг живого человека, а в мозг мертвеца. Как в темный колодец... Ничего, кроме страха и... и какой-то обреченности... я не увидела.

– Никакой информации? – спросила Даша.

– Никакой информации, – подтвердила я. – Может быть, если б у меня чуть больше времени было, тогда что-нибудь и получилось бы. Только вот... – меня опять передернуло.

– Что?

– Только вот не хочется мне больше заглядывать в сознание этой Нины Рыжовой, – договорила я и полезла за очередной сигаретой.

– Много куришь, – механически проговорила задумавшаяся было о чем-то Даша.

Она медленно поднесла ладонь к губам и вдруг вскинула на меня испуганные глаза.

– Как же теперь, а? – снова шепотом спросила она. – Как же, Оль?

– Ты имеешь в виду – как нам рассказать это Васику? – мрачно уточнила я.

– Ну да...

– А что рассказывать?

– Ну-у... – Даша замялась, явно не зная, что сказать и оглядываясь по сторонам, будто бы в поисках помощи, – сказать, что встречались с его избранницей и...

– Про темный страшный колодец? – поинтересовалась я. – Таких сведений Васику явно будет недостаточно. Он, судя по всему, втрескался в эту девушку по самые уши, а в таком состоянии человек мало реагирует на мнение окружающих. Даже – на мнение лучших своих друзей. И потом – мы же ничего определенного не узнали. Только какие-то...

– Ощущения, – подсказала Даша, – но ведь ты же у нас не простой человек...

– Не простой, но все же человек, – непонятно к чему проговорила я.

– И тебе свойственно ошибаться! – немедленно подхватила Даша и глаза ее заблестели. – Ольга, я знаешь, что подумала? Ты, наверное, просто-напросто ошиблась... Такое же может быть? Сеанс связи вашей... телепатической продолжался всего ничего – секунду. Даже, по-моему, меньше. Неужели за такое время можно было выяснить что-то определенное? Вот я и думаю...

Даша тараторила что-то еще, но я уже не слушала ее. Нет, не могла я ошибиться, никак не могла. Такого ужасного впечатления в не испытывала давно.

Что там творилось в мозгу этой девушки? Несомненно, что-то страшное – иначе и не может быть.

Никитишне было восемьдесят два года – она была на два года старше своей соседки и закадычной приятельницы по прозвищу Сикуха. С первого взгляда и Никитишна, и Сикуха были вполне обычными старухами – со стянутыми невидимыми нитями времени высохшими морщинистыми лицами и сгорбленными прожитыми годами хребтами. Но как только они раскрывали давно беззубые рты, становилось ясно, что за долгую жизнь свою старухи повидали много такого, чего обычные люди не могли повидать за две жизни или три.

А дело в том, что в прошлом Никитишна и Сикуха были, как это называется на сухом милицейском языке – ворами-рецидивистами. Или – воровайками – как это называется на ярком и полном насыщенных образных выражений уголовном жаргоне.

Свой творческий путь каждая из бабушек начинали еще в годы Великой Отечественной войны – тогда, когда их сверстницы во все лопатки работали на победу над фашистской Германией, Никитишна, которую, несмотря на ее юный возраст, и тогда называли Никитишной и Сикуха, которую Сикухой звали, кажется, с самого рождения, усердно пожинали плоды напряженного труда своих воодушевленных патриотическими радиопризывами сограждан.

И сколько веревочки их жизней не вились, но наконец свились в одну – в лагере где-то под далеким Сыктывкаром – году в сорок пятом – и с тех пор не развивались.

Успешно проведя половину своих жизней в воровских малинах, а другую – в уголовных лагерях, Никитишна и Сикуха нашли свою тихую пристань в доме номер двадцать пять в одной однокомнатной квартире, оставленной Сикухе в наследство от ее родной сестры, которая неслышно скончалась на этой же квартире два года назад.

И все эти два года во дворе дома номер двадцать пять можно было наблюдать заслуженных уголовных бабушек, вдвоем оккупировавших большую лавочку у подъезда – другие старушки Никитишну и Сикуху боялись и старались с ними не контактировать совсем. Впрочем, как и остальные жители дома, напуганные рассказами сантехника Димы Бахмурова, который как-то раз по пьяному делу решил стрельнуть у Сикухи десять рублей на очередную бутылку, в результате чего не только не получил искомой суммы, но и лишился всех своих денег и двух зубов впридачу.

Как в любой другой день, сегодня Никитишна и Сикуха вышли к подъездной лавочке с самого раннего утра. Около часа они сидели молча, так как ничего интересного во дворе не происходило, а все темы, которые можно было обсудить раньше, бабушки давным-давно обсудили.

Наверное, они так бы и просидели до вечера на своей лавочке, не проронив ни слова, если бы безмолвный их покой не нарушило натужное гудение подъехавшего автомобиля.

У самый ступенек подъезда расхлябанно кативший по двору автомобиль остановился, едва не ткнувшись тупым носом в стену дома. Минуту автомобиль стоял неподвижно, пока не заглох гудевший мотор и через открывшуюся дверцу не вывалился длинноволосый парень неряшливо, хоть и недешево одетый и, как это можно было сразу заметить, вдребезги пьяный.

Старушки с немедленно вспыхнувшем огоньком любопытства в глазах уставились на горе-водителя.

– П-приехал... – пробормотал парень и, не удержавшись на ногах, рухнул навзничь, едва не разбив литровую бутыль водки, которую он нежно прижимал к груди, словно новорожденного ребенка.

– Зараза, – восхищенно проскрипела Сикуха, – как нажрался-то... Совсем, падлы, охренели – на ногах стоять не могут, а тачаны гоняют.

– Это что, – тотчас откликнулась Никитишна, – я надысь в троллейбусе ехала, так там шоферюга кирной был. Троллейбус на каждой остановке с проводов слетат.

– Мусоров на таких уродов нет, – подтвердила Сикуха, не сводя глаз с парня.

Длинноволосый между тем, поднялся на ноги и, видимо, для подкрепления потраченных для этого сил, отхлебнул из бутылки изрядную дозу водки.

– Во дает, – шепнула Сикуха своей подруге, – водяру как воду хлещет.

Парень, оторвавшись от бутылки, остервенело помотал головой и сделал несколько нетвердых шагов по направлению к подъезду. Остановился и, очевидно, передумав, повернулся и, пошатываясь, добрел до лавочки. Сикуха и Никитишна не успели оглянуться, как он грохнулся на лавочку в аккурат между ними.

– Из... Из-звините... – икнув, проговорил парень, – это... я тут в гости ехал, и... и нажрался. Теперь мне стыдно в гости идти. Я па-па-па... па-пасижу тут с вами.

Никитишна оглянулась на Сикуха, словно ей нужно было, прежде, чем выдать парню разрешение, получить подтверждение от своей подруги. Но Никитишна была занята тем, что умело и ловко проверяла содержимое карманов пиджака и брюк парня со своей стороны.

Тогда Никитишна сказала:

– Валяй, сиди... – и снова посмотрела на Сикуху.

Та, широко улыбаясь, продемонстрировала ей бумажник, только что извлеченный из кармана пьяного и знаками посоветовала своей подруги занять парня беседой.