Атаман Ермак со товарищи - Борис Алмазов

Прекратил перепалку немолодой чернобородый атаман в польском панцире поверх русской кольчуги и в шведской каске. Широченная грудь и плечи выдавали в нем природного силача, а мягкая чуть вразвалочку походка — умелого кулачного бойца.

Казаки называли его «атаман» или «Тимофеев». Поляк хотел рассмотреть его поближе — не тот ли это Тимофеев, который чуть было не сорвал наступление.

Рядом с атаманом безотлучно находился есаул, в котором разведчик безошибочно угадал черкаса-запорожца. Был он не старше двадцати лет, кудрявый, горбоносый, со скобкой усов и серьгой в ухе. Улучив момент, разведчик подъехал к нему и, сказав, что ищет дорогу, как бы между прочим спросил:

— Как зовут вашего атамана?

— Батю? — переспросил запорожец. — Ермак.

Как показалось разведчику, этот молодой, но неразговорчивый есаул слишком внимательно вслушивался в его речь, и он побоялся, что черкас расслышит в ней польский акцент.

Смешавшись с подходившими к Днепру конниками, разведчик поскакал в Могилев. Верст через десять его окликнули польские сторожевые посты. Комендант города пан Стравинский поблагодарил за привезенные сведения о готовящемся набеге. Он предполагал, что этим набегом русские хотят отвлечь часть сил от Пскова, осажденного королем. И если они появятся, то главное — выдержать первый налет, — на штурм они не решатся. Он попросил составить письменный отчет, чтобы его можно было переслать королю.

Разведчик не привык откладывать дела надолго и, едва перекусив, стал составлять письменную депешу Баторию. Он был обязан сохранять полную секретность, но по крохотному значку в углу листа король догадался бы, чья это информация. Этим крохотным значком разведчик очень дорожил, понимая, что в нем его жизнь и его будущее.

При свете сальной свечи он написал отчет, наивно полагая, что именно его бумага попадет королю в руки. Не таков был Стравинский. Отчет был через неделю тщательно переписан и пошел уже за подписью коменданта. Вот что в нем было: «Доводим до сведения Вашего Королевского Величества... что московские люди, враги Вашего Королевского Величества, вторглись в государства Вашего Королевского Величества и все, начиная от Дубровны, предали огню и опустошению, пришли под город Вашего Королевского Величества Могилев, сожгли предместье, за Дубровной Лучкова, также сожгли шесть домов, в посаде над Днепром, который называют слободой, тоже сожгли до ста домов. Начальствовали над этими людьми воеводы: Котырев, Хворостинин, Бутурлин... Василий Янов, воевода донских казаков, Ермак Тимофеевич — атаман казацкий... с ними было людей: татар, то есть темниковских, кадомских, свияжских и чебоксарских...» Как положено в бумагах, посылаемых наверх, воевода старательно преувеличивал число войск, и если первую часть донесения списал, то вторую присочинил: «...также москвитян сорок пять тысяч стрельцов, с Дону и московских казаков тысяча на конях». Такого количества войск не было во всей русской армии. Стрельцы в набеге не участвовали, да и не могли участвовать — набег был конным. Скорее всего, было около тысячи татар и казаков, которые тем не менее «целый день во вторник, нападая всей силой, старались прорваться к городскому укреплению, желая зажечь острог, от чего мы, с Божьей помощью, удержали огнем из замка и из острога и не допускали до этого... и в тот же день, во вторник, при заходе солнца поспешно удалились от города к деревне Вашего Королевского Величества Баторке, в полутора милях от города, лежащей на берегу Днепра, а там, наскоро пришедши к Днепру, тотчас же, сделав для самых главных воевод несколько плотов, сами пошли вплавь и в ту же ночь, со вторника на среду, все переправились через Днепр и в час уже дня распустили людей в окрестности и начали жечь деревни, направляясь к Радомлю и Мстиславлю, замкам Вашего Королевского Величества...» 27 июня (вторник) 1581.

Пушкари успели приготовиться и в цитадели, и в посаде, и в остроге. Не успел агент составить свое первое донесение, как заиграл трубач и грохнули пушки.

Агент выбежал на раскат, где у пушек возились артиллеристы, и увидел невиданную прежде картину. Словно вода в половодье, по узким улицам хлынула конница. Такой бешеной скачки агент не видел никогда. Всадники мчались как по чистому полю, словно не боялись влететь в стену или сесть на частокол.

— Они похожи на кентавров, — сказал он по-латыни пану Стравинскому.

— Вы еще можете шутить! — рассердился комендант крепости. — Если у нас не хватит пороха или эти схизматы добудут лестницы, уже к вечеру вы будете шутить в Царствии Божием. Если бы ими правил не этот сумасшедший старик Иван Четвертый, а наш король, мы бы уже завоевали вселенную!

— Вы преувеличиваете! — сказал лазутчик. — Нашему королю служат запорожцы, ну и что? Разве их можно сравнить с польскими гусарами?

— Где?

— В каком смысле «где»?

— Где вы собираетесь сравнивать? — сказал седоусый пан Стравинский. — В Европе, где запорожцы служат за деньги, или в польской украине?

— Какая разница!

— У себя дома они мгновенно обменивают гусарам «поющие» крылья на ангельские! А эти еще хуже! Наши казаки служат в реестре, за полновесную монету, а эти вроде пастушьих псов, которых никогда не кормят хозяева. Они все добывают в бою. Полюбуйтесь!

И Стравинский показал на всадника в шведской каске, польском доспехе, .который разъезжал под жерлами пушек и саблей показывал, куда поворачиваться всадникам.

— Смотрите, на нем все взято с бою! Он не стоит Царю ни копейки, хотя считается, что казаки и татары получают жалование. Они получают только хлеб, соль и боеприпасы... Иногда сукно!

То, что началось дальше, было невообразимо. Татары и казаки выстроились перед стенами и засыпали оборонявшихся тучами стрел из арбалетов. Прислуга у пушек вынуждена была стать за укрытия.

— Но нам всегда удавалось ссорить казаков и татар... — сказал агент.

— Не путайте крымских татар и запорожцев с этими и казаками. Эти считают себя потомками кыпчаков и одним народом!

— Кто такие кыпчаки?

— Куманы-половцы. Когда-то им принадлежала вся степь! Именно их собирались уничтожить монголы. И что же? Золотая Орда пала, а половцы — вот они, любуйтесь! Наше счастье, что у этих варваров нет гуляй-город ков. И судя по всему, они не могут начать осаду за малочисленностью, но неприятностей они нам доставят бездну...

Это была правда! К вечеру штурмующие в том же бешеном темпе отступили от Могилева.

Лазутчик простился с комендантом и, вымазавшись сажей так, словно он тоже ходил на штурм вместе с казаками, выехал им вдогонку.

Он видел, как конница подошла к Днепру, как# было собрано все, из чего можно изготовить плоты. На них были положены доспехи: латы, кольчуги, тяжелые арбалеты, пищали, — и под водительством атаманов отправлены на противоположную сторону Днепра.

Остальная часть конников резала камыш, вязала в снопы и переправлялась, держась за сноп иль за хвост коня.

Едва выйдя из воды, всадники седлали коней и по приказу чернобородого атамана Ермака Тимофеевича, как волчьи стаи, растекались по окрестностям. К утру уже весь горизонт пылал!

Сколько ни гнал агент коня, а догнать отряд московитов ему не удалось. Рассыпавшись, как искры упавшего факела, мелкие отряды татар и казаков запалили весь край и ушли в сторону Пскова.

Отчаянный набег конницы на города и села Речи Посполитой мало что изменил в военной катастрофе, постигшей Россию, поражение было все равно неизбежно. Но поражение поражению рознь. Победного марша польского короля не вышло, результаты его похода и шведской интервенции, нападения Большой Ногайской орды и крымских татар — всего того ужаса, который был обрушен на русские границы, — были весьма скромны. Польские войска изнемогали, стоя под Псковом, по тылам рыскали неуловимые татары и казаки. Конец войне не был виден, как не видна была и победа соединенных европейских сил.

Собравшись в Риге, где был центр сети европейской разведки в России, безымянный агент, видевший казачий набег, услышал подтверждение своим предположениям .

— Россию с запада не взять! — трезво и безапелляционно заявил иезуит — представитель Ватикана. — Вот уже четверть века длится Ливонская война, отвоевано все, что было потеряно в ее начале. Со взятием Нарвы Московия прочно отрезана от Балтийского моря, но дальше пока не пройти.

Скромный католический священник прохаживался по темноватому залу старинного замка, иногда останавливался у пылающего камина, грел руки в перчатках и, не глядя в лица сидевших за небольшим столом агентов, неторопливо рассказывал им о перспективах, как представляет их Ватикан.

Удивительные люди слушали ксендза — все они были как-то безлики: монах, два корчмаря, литвин на русской службе, два запорожца... Стоило им выйти из ворот замка, и они растворились бы в любой толпе. Но здесь, собравшись воедино, они представляли собою какую-то странную руку, которая незримо двигала и переставляла фигуры на шахматной доске истории... Не мозг, не голова, именно рука, крепко держащая многие весомые шахматные фигуры...