Танцевать, не умирая - Джон Фридман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ЕЛЕНА. Это которая?
МАТЬ. Мама прабабушки. Мы не знаем, как она выглядела — не оказалось ни единой фотокарточки. И все отказывались фотографировать не только эту чернявку, но и её мать. После того, как она родила цыганского ребёнка. Для семьи они обе словно перестали существовать. На наше родовое древо привили дичка. Осталась лишь легенда о тёмных волнистых волосах. Эти волосы дошли до некоторых из нас. До моей матери, например. Она была красавицей — брюнеткой. Других они не задели. На себя посмотри. Всё остальное дошло до нас в избытке. Вот откуда наше здоровье, наш тонус, наша сила.
АЛЕКСАНДР. (Сухо.) Твоя сила — от дьявола.
МАТЬ. (Присутствие Александра неведомо для неё.) По — моему, в каждой из нас сидит бес.
ЕЛЕНА. (Александру; словно продолжая начатый разговор.) Наверное, жизнь с мамой была адской?
МАТЬ. Вот почему все нас любят. Мы живчики. Мы личности.
АЛЕКСАНДР. У твоей мамы характер — ого — го! Вот почему я её любил.
МАТЬ. Мужчины, как подкошенные, падают к нашим ногам. В конце концов привыкаешь к этому настолько, что только и живёшь ожиданием почестей. Через какое-то время жизни с твоим отцом я стала требовать от него поклонения. Помнишь? «На колени!» (Смеётся.) Он обожал подчиняться. Брякался на колени с такой проворностью, будто — вщщ! — ятаганом ему отсекали ноги у щиколоток. Твой отец был хорошим мужем. И отцом — молодцом. Всегда выполнял перед нами свой долг. Может быть, перевыполнял. Половину времени я готова была его убить, но для нас он делал то, что нужно. Он заслужил наше уважение. И теперь посмотри на Витю: как хвостик бегает за тобой. Ждёт каждого твоего зова. Есть в тебе этот наш заквас, хотя от отца ты взяла больше. И похожа скорее на него, чем на меня.
АЛЕКСАНДР. Она была совсем ещё ребёнком, когда мы познакомились. Прекрасным ребёнком. И я тоже. Она жила мечтами. Мечтающие всегда страдают больше всех.
ЕЛЕНА. Она любила тебя?
АЛЕКСАНДР. Конечно.
ЕЛЕНА. Тогда почему она обходилась с тобой так плохо?
АЛЕКСАНДР. Ты что?! Она ненавидела меня в той же степени. Считаешь, она обходилась со мной плохо? очень может быть… Но это было потом. Впрочем, не знаю, почему я сейчас так говорю. Всё было с самого начала. Но любовь определяется любящим, а не любимым.
ЕЛЕНА. Она изменяла тебе когда-нибудь?
АЛЕКСАНДР. Да я не знаю! Не докапывался. Уверенно могу говорить только о себе.
ЕЛЕНА. Ты ей изменял?
АЛЕКСАНДР. Боже мой, конечно! А ты думала, нет? Разве был у меня иной способ сохранять равновесие?
ЕЛЕНА. Ты — маме — изменял?
АЛЕКСАНДР. Тебя это шокирует, что ли?
ЕЛЕНА. Не верю. Когда? У тебя времени не было.
АЛЕКСАНДР. Да всегда найдёшь время для того, в чём нуждаешься. Всегда. Пошукаешь маленько, и — опля! — время нашлось. Когда ты прижат к стене, нужно только уметь извернуться, чтобы сделать то, что тебе необходимо. Проще простого.
ЕЛЕНА. Сучий ты сын!
АЛЕКСАНДР. Прости, пупсик.
Пауза.
ЕЛЕНА. Су-чий сын!
АЛЕКСАНДР. Эх-ма, не нужно было тебе этого говорить!
ЕЛЕНА. Что?
АЛЕКСАНДР. Просто глупость с моей стороны. И зачем я тебе открылся?
ЕЛЕНА. Ты ни при чём. Я Виктора имею в виду.
АЛЕКСАНДР. С какого боку тут Виктор?
ЕЛЕНА. Если ты изменял маме — значит, Виктор изменяет мне. Ясно как день. Я знала. Я всегда это знала. Сучий сын.
АЛЕКСАНДР. Ничего ты не знаешь. Забудь!
ЕЛЕНА. Зато ты в курсе!.. Наверняка. Изменяет он мне, а? Изменяет… Ты — то уж точно знаешь. Изменяет ведь, изменяет?
АЛЕКСАНДР исчезает.
Изменяет?
МАТЬ. Зачем тебе: любила я его — не любила?.. Хочешь понять? Пустое. Не твоё дело. Ни сейчас, ни тогда. Никогда. Помнишь случай с комнатой? Когда ты оказалась запертой и не могла выйти? Это травмировало нас. Всех нас. Ты там билась, рыдала… А я и представить не могла!.. Мы не слышали тебя… Я просто забыла. Знаешь, что происходило внизу? Чем мы занимались? Твой отец носился за мною голым. Он врубил радио так громко, что не слышны были даже наши собственные мысли!.. Кроме высоких сапог, он был, в чём мать родила. И на мне была только шляпа с пером, которой я его колотила, когда он догонял и заваливал меня. Когда всё кончилось, его тело оказалось сплошь в царапинах. Как он хорош был в своих сапогах! Тогда он ещё не превратился в толстого жлоба, чёрт возьми! Зараза! От него так вкусно пахло! От него исходил чарующий запах, когда он был молодым мужчиной! Я до сих пор помню его запах. Запах кожи. Что-то свежее, острое, пряное! Этот запах поселился в моей груди, вот здесь. Его не втянешь носом, нет! Он входит прямо внутрь тебя, и медленно разливается по всему телу. Здорово мы провели тогда время! Блаженствовали, как никогда. Ты даже представить себе не могла!.. Да мы бы и не позволили! Ты была слишком маленькой. Нам пришлось запереть тебя там, наверху, в твоей комнате. А как иначе? Что, по — твоему, мы должны были пустить тебя бегать с нами? Догонялки втроём?! Нам было тебя жаль. Но как же иначе? Зачем я тебе всё это рассказываю? Видимо, становлюсь сентиментальной… Да, а для своих излюбленных воспоминаний оставь себе сцену на пляже. Вспоминай её.
ЕЛЕНА. Мама, папочка был хорошим человеком. Что случилось?
МАТЬ. А я кто, по — твоему? Хвост собачий? Я что, хуже, что ли? Я тоже хороший человек. Я сообразительней и шустрей. Сашок не мог угнаться. Даже чтобы спасти собственную жизнь. (Пауза.) Он никогда не попадал в тему. Всё время копошился. Посреди абстракции. Безсмыслица полная! Отчего это вдруг «старый добрый папочка»!? Твоего отца нет, а я здесь. Это он в твоих глазах такой святоша. Даже мёртвый, он тянет тебя на свою сторону! Я ничего не могу поделать!..
ЕЛЕНА. Если бы ты могла, то украла у меня мою жизнь.
МАТЬ. Какие глупости!
ЕЛЕНА. По-моему, тебя изъела ревность.
МАТЬ смеётся.
По-моему, она съедает тебя до сих пор. Тебе по-прежнему доставляет наслаждение держать меня в запертой комнате. Чтобы я ни пикнула!
МАТЬ. Королева мертва — да здравствует королева!
ЕЛЕНА. Тем не менее, правда глаза колет. Тебе невыносима мысль о моей молодости.
МАТЬ. Наслаждайся, пока время позволяет. Лапочка.
ЕЛЕНА. Ты не позволяешь! Даже теперь. Перекручиваешь меня и выжимаешь. Всю меня.
МАТЬ. Не глупи. Разве я похожа на человека, который тянет чужие соки? Что за бред! Я самодостаточна. Но я прощаю тебя, солнышко. Ты знаешь, как я люблю тебя.
ЕЛЕНА. Нет. Как? Я чувствительней тебя во сто крат. Я всегда чувствовала, что чувствует папа. Но тебе не было никакого дела. Ты поглощена собой. Ты несгибаема как сталь.
МАТЬ. Твоя чувствительность, солнышко, частенько становилась предметом наших обсуждений. Мы всегда с твоим отцом считали, что из нас троих ты самая чувствительная. И мы любили эту твою восприимчивость. К людям. И к животным. Ты проливала крокодиловы слёзы, когда скулили собаки: ты была уверена, что кто-то издевается над ними, причиняет боль. Это нам казалось милым. Ты росла милым, хорошим ребёнком. Вся в меня. Моя черта. Лидерство — это моё. Потому что — личность! В отличие от некоторых других в нашем кругу. Жизнь била во мне фонтаном! Без меня они ползали безпомощными котятами… Я могла выйти за любого из них! Непонятно, почему я выбрала твоего отца?..
ЕЛЕНА. Может быть, ты его любила?
МАТЬ. Глупости! Ужасная ошибка — и ничего больше. Животная реакция. Меня сразил его запах. Скорее всего. Его запах, бывало, затемнял мой разум. Но и от других ребят волнующе пахло! В течение только одной недели ко мне сваталось четверо! Представь себе! Четверо! За одну неделю! Обращаю внимание: речь идёт не о единственной такой неделе. Одной, но не единственной. Были и другие! Очень примечательные недели! Вот что-то я не припомню, солнышко моё, чтобы четверо молодых людей наведовалось к тебе за целый месяц!.. Не говоря о предложении руки и сердца…
ЕЛЕНА. Я не стремилась к этому.
МАТЬ. Чушь! Каждая женщина хочет, чтобы мужики вились вокруг неё — и чем больше, тем лучше!
ЕЛЕНА. Я не хотела.
МАТЬ. Ну, разумеется, хотела! Ты только не хочешь признаться себе в этом. Так тебе удобно оправдывать отсутствие внимания со стороны мужчин.
ЕЛЕНА. Что ты обо мне знаешь?
МАТЬ. Всё. Я тебя сделала.
ЕЛЕНА. О, правда?
МАТЬ. Ну мне-то лучше знать, солнышко! Кто должен был сомневаться, так это твой отец.