Победа. Книга 2 - Александр Чаковский

– Знаю, – неожиданно сказал он. – «Внешняя политика». Выходит в Москве ежемесячно. Так?

Каждый журналист немножко тщеславен. То, что Стюарт знал о существовании моего журнала, отчасти расположило меня в его пользу. Я кивнул.

– Все русские, кажется, живут на пароходе, – сказал Стюарт. – Вы тоже?

– Я – в гостинице. Только сегодня прилетел.

– А я вчера. Мы помолчали.

– Мистер Воронов, – заговорил Стюарт, стараясь придать своим словам некую задушевность, – давайте забудем старое. В карете прошлого никуда не уедешь. Вы помните, кто это сказал?

– Помню.

– Я видел «На дне» мальчишкой. Ваш Художественный театр гастролировал тогда в Европе. Итак, давайте поставим крест на прошлом. Все в мире изменилось. Символ этих изменений – Хельсинки. Будем считать, что мы встретились впервые. Американский редактор и русский…

– Политический обозреватель.

– Отлично. Мы с вами живем сейчас в изменившемся мире.

– Да, друг Горацио, – усмехнулся я.

– Вы платите Шекспиром за Горького. Благодарю. Так вот, может быть, я был слишком настойчив в своем желании задержать вас здесь. Но, не скрою, мне хочется поговорить с вами. Так сказать, на новом этапе. В преддверии Совещания американскому редактору хочется побеседовать с советским политическим обозревателем. Разве это не естественно?

Я слушал Стюарта, отвечал ему, но продолжал думать о Брайте и о книжке, которую он написал. Наконец я не выдержал и, прервав Стюарта, спросил:

– Вы сказали, что Брайт что-то написал о Потсдаме?..

– Ерунда! – Стюарт пренебрежительно махнул рукой.

– Мы были в Потсдаме вместе, и мне интересно, что же он написал? – настаивал я.

– Что мог написать Брайт? – пожав плечами, ответил Стюарт. – Честно говоря, я и сам не помню.

– Но все-таки?

– Обещаю, что разыщу его книжку на нью-йоркской свалке и пришлю вам. Дайте мне визитную карточку. Впрочем, ваш адрес есть на обложке журнала. Мои референты его получают.

– Спасибо. Но вы не могли бы несколько подробнее…

Стюарт подозвал бармена и заказал двойную порцию шотландского виски «Черный ярлык». Это был один из самых дорогих сортов шотландского виски, если не самый дорогой.

Стюарт вопросительно посмотрел на меня.

– Апельсиновый сок, – сказал я.

– Дайте вспомнить, – комически обреченным тоном произнес Стюарт, видя, что я смотрю на него с нетерпением. – Если мне не изменяет память, Брайт в своей книжке утверждал, что жить с вами в дружбе невозможно. Что к вам неприменимы критерии цивилизованного мира. Он описывал, например, как Сталин пытался навязать Западу свои правительства в Восточной Европе. Послушайте, мистер Воронов, – вдруг перебил сам себя Стюарт, обнажая в улыбке свои ослепительно белые – конечно, вставные – зубы. – Я вовсе не собираюсь защищать то, что он когда-то настрочил. Вы хотите назвать это антисоветской стряпней? Согласен. Впрочем, лет двадцать назад она воспринималась по-иному. Сейчас это уже анахронизм.

– Вы считаете, что с антисоветской стряпней в ваших газетах покончено? – вежливо спросил я.

– Не задирайтесь! – шутливо-снисходительно отозвался Стюарт. – Мы же договорились – новая эра! В прошлом вы тоже немало порезвились на «трубадурах империализма» и «поджигателях войны», на Пентагоне и военно-промышленном комплексе…

– Это название изобрели не мы.

– А кто же?

– Президент Эйзенхауэр. Ему было виднее.

– Ладно, не будем считаться, – снова улыбнулся Стюарт. – До семьдесят третьего вы не входили в международную авторскую конвенцию. Могли и позаимствовать. Перевернем страницу и начнем жить по-человечески, без осточертевшей грызни. Должен же для чего-нибудь войти в историю этот июль семьдесят пятого! Отныне Хельсинки не только столица Финляндии. Это и символ. Согласны?

Теперь он правильно говорил, этот Стюарт. Разумно! Черт с ним, с Брайтом и с его книгой! В конце концов, Потсдам – это уже история. Новым критерием международных отношений становятся теперь Хельсинки. Это слово прочно войдет в арсенал борьбы за мир. Надо смотреть вперед, а не назад. Вперед и только вперед!

– Согласен! – уже более дружелюбно ответил я. – Забудем о нашем старом споре. В конце концов, это уже далекое прошлое. Сюда же люди едут для того, чтобы строить будущее…

– Вот именно! – воскликнул Стюарт. – А как, по вашему мнению, будет выглядеть Заключительный акт?

– Я могу только предполагать…

– Что ж, давайте ваш вариант. Я дам свой, а потом проверим.

Стюарт усмехнулся и глотнул из стакана. Пить он, видимо, умел: сначала – водка без всякой закуски, затем – двойная порция неразбавленного виски. Другой бы на его месте давно захмелел.

– Никакого своего варианта я, естественно, дать не могу, – сказал я. – Но главный смысл документа, мне кажется, предсказать можно.

– Попробуйте.

– Главным, по-моему, является убеждение в том, что так дальше продолжаться не может. «Холодная война» изжила себя, выродилась и должна либо прекратиться, либо перерасти в горячую. А начать горячую войну значит предоставить обезьянам начать все сначала. Если они сохранятся, конечно.

Стюарт внимательно смотрел на меня:

– Дальше?

– А что дальше? – Я пожал плечами. – Остальное – дело техники. Необходимо практически обеспечить мирное сосуществование, сокращение вооружений, стабильность существующих границ, развитие экономических и культурных связей.

– Не слишком ли все просто на первый взгляд? – усмехнувшись, сказал Стюарт.

– Великое всегда просто, – пошутил я.

Но Стюарт даже не улыбнулся. Глаза его по-прежнему смотрели на меня внимательно и пытливо.

– Как известно, физика – наука внеклассовая. Во всех школах мира одинаково учат, что от соприкосновения разных электрических полюсов происходит разряд. Назовем его взрывом. Вот мне и хочется вас спросить: а как же будет с нашими системами?

– В каком смысле?

– «Два мира – две системы»! Вы так пишете в своих газетах, верно?

– Верно.

– Но тогда ваши выводы, как бы это сказать… – Стюарт пошевелил пальцами, точно пытаясь поймать нужное слово. – Если использовать марксистскую терминологию, ваши выводы несколько идеалистичны.

«В баре финской гостиницы, – подумал я, – американский газетный босс учит меня марксизму. Воистину зрелище для богов!»

– Почему же? – спокойно спросил я,

– Потому что, если не изменятся причины, останутся неизменными и следствия, – ответил Стюарт. – Если вы не изменитесь, все останется по-прежнему.

В пылу спора я не замечал, что люди, сидевшие за соседним столиком, внимательно к нам прислушивались Я понял это, когда возле меня неожиданно оказался молодой парень в джинсах и рубашке-ковбойке. В руке он держал стакан с виски.

– Простите, – сказал парень, обращаясь ко мне, – я хотел бы выпить за вас. Но, пожалуйста, не верьте ему, – он кивнул в сторону Стюарта, протянул ко мне стакан и добавил: – Фрэд Эллиот. «Дейли уорлд».

– Газетка наших «комми». Тираж не дотягивает и до пятидесяти тысяч, – презрительно процедил Стюарт.

– Кто вы такой, сэр? – вежливо спросил его парень.

– «Электрик машинери корпорэйшн». Слыхали? – наливаясь краской, ответил Стюарт.

– Плевал я на вашу… – парень грубо выругался, – «корпорэйшн». Здесь место для журналистов!

– Но я редактор «Ивнинг гардиан»! – возмущенно воскликнул Стюарт. Он выхватил из кармана пластмассовую зеленую карточку и бросил ее на стол.

– Значит, помесь таксы с бульдогом, – спокойно констатировал парень.

Я смотрел на него с удивлением. Во-первых, он употребил нецензурное слово, которое, впрочем, теперь часто встречалось в современной американской беллетристике. Во-вторых, при чем тут «корпорэйшн»?

Парень все еще выжидающе стоял возле нашего столика со стаканом в руке.

Я встал и звонко чокнулся с ним своим бокалом, в котором еще осталось немного сока.

– Благодарю вас, – сказал я. – За тост и за совет.

Парень отошел. Когда он сел за свой столик, его соседи громко рассмеялись.

– Продолжим наш разговор, – как ни в чем не бывало сказал Стюарт, пряча в карман свою карточку; очевидно, он не носил ее на лацкане, чтобы не походить на «обыкновенного журналиста». – Он ведь у нас дружеский, не так ли, мистер Воронов? Откровенный, дружеский разговор, не так ли?

– Допустим, что так, – уклончиво ответил я. – Но я хотел бы знать, каких изменений вы от нас ждете?

– Таких, которые пойдут вам же на пользу, – пояснял Стюарт. – Только таких.

– Например?

– Все это хорошо известно, мистер Воронов! – добродушно произнес Стюарт. – Чтобы жить в мире, надо лучше знать друг друга. Но разве можно в газетных киосках вашей страны найти хотя бы одну американскую газету? «Дейли уорлд» не в счет, ее и в Штатах только коммунисты читают.

«Старая песня! – с тоской подумал я. – „У вас нет свободы печати“… „У вас только одна партия“… Как скучно!»