Саваоф - Светлана Чехонадская

Я взглянула на Алехана. Сосредоточенное и даже злобное выражение его лица поразило меня.

— Да тут много вопросов! — сказала я. — Видишь номер: сто двадцать семь? Все эти листы являются анкетой? Зачем она?

— Посмотри другой лист. Слово «вес» ты, видимо, не можешь воспринимать адекватно!

Я взяла другой лист.

— Здесь все о друзьях. В скобках написано: в сумме не больше шести. Смотри, Алехан, здесь тоже про их вес! — Я не выдержала и прыснула.

Он сердито вырвал бумагу у меня из рук.

— Если тебе неинтересно, я не настаиваю.

— Нет, теперь интересно. Ты так обижаешься! С чего бы это? Давай-давай.

Поколебавшись, он вручил мне отобранный лист.

— Говоришь, новая идея хозяев «Саваофа»?.. Нет, слушай, настоящая бумага! Как это стильно!.. Алехан, я, кажется, рассказывала тебе, что программа словно заговоренная. В ней не хватает стержня. С одной стороны, человечеству очень интересно знать, что было бы, если. А с другой стороны, все время чего-то не хватает. Нет, я думаю, однажды это недостающее звено будет найдено.

— Ты будешь читать? — не выдержал Алехан.

Я снова удивилась: обычно он любит порассуждать о слабых местах «Саваофа».

— Итак, анкета. Слушай... — Я подняла глаза. — Они хотят знать все мои физические параметры.

Он молчал и глядел мне в глаза с еле сдерживаемой улыбкой ликования.

— Мои, — повторила я. — Мои? Ты хочешь сказать, что теперь эти ребята предлагают ввести в свои игры меня?

— Что-то вроде того, — многозначительно согласился Алехан.

— Ты с ума сошел?

— Почему это?

— Ввести меня, скажем, в эту древнюю комедию о мужчине, по пьянке угодившем в другой город? На место главной героини? Я ничего не понимаю.

— Ты действительно ничего не понимаешь. Тебя не будут никуда вводить. Тебя оставят в твоей жизни. Со мной и четырьмя твоими друзьями. Шесть — это в сумме, вместе с нами.

— Ну-ка, повтори еще раз, но теперь медленно. После работы я плохо соображаю. Знаешь, сегодня у нас произошла очень забавная история...

— Это будет не старый фильм, — перебил меня Алехан. — Это будет один из наших дней. Только один из наших дней. Именно его будет обрабатывать программа «Саваоф». А мы будем смотреть, что было бы, если.

— И какой день ты собираешься препарировать? — все еще весело спросила я. — Мы должны к нему как-то готовиться?

— Нет, чтобы эксперимент оставался чистым, готовиться нельзя! — с улыбкой возразил он. — Мы должны быть естественными. Точнее, должны были быть естественными.

— Что значит «должны были»? — уже серьезно спросила я. — Почему это в прошедшем времени?

— А потому что день уже выбран, — сказал мой муж. — Было снято три, и компьютер выберет один из них. Наиболее богатый вариантами, по его мнению. Но там и гадать нечего! Наиболее богат вариантами тот самый день.

— Какой тот самый?

— Ну, не придуривайся. Ты ведь у меня умница! Ничего подобного последней ссоре в жизни нашей компании давно не было! — сказал муж и поцеловал меня в щеку.

— Алехан, — сказала я, помолчав немного. — Ты что, тайком записал какие-то наши дни?

— Да, — признался он.

— Каким образом?

— У них есть аппаратура. Пока все не очень отлажено, и мне предложили остановиться на простейшем варианте: небольшой кусок дня в этой комнате. Ну, желательно, чтобы было побольше людей. Но не больше шести. Больше они пока не могут. Если ты волнуешься о том, что мне это дорого стоило...

— Я волнуюсь о другом.

— Нет, я хочу поставить все точки над «i»! — Он покраснел немного. — Мне это не стоило вообще ничего! По крайней мере, ничего сверх моих «карманных» денег. — Он выделил эти слова злобной интонацией. — Я участвую в эксперименте, если хочешь.

— «Если хочешь» надо было спрашивать заранее. Вот так — прийти и спросить: а хочешь ли ты, дорогая?

— Не драматизируй! Во-первых, знание привело бы к искусственности. Во-вторых...

— А твоя, как ты выражаешься, искусственность не испугала разработчиков?

— Один «искусственный» лучше, чем двое, не так ли? Потом мне были даны инструкции, как вести себя. И позволь мне договорить! — Он повысил голос. — Ничего особенного не произошло. Записывался кусок дня. Один незначительный кусок! Давай считать, что для домашнего архива! Господи, если бы я бегал перед тобой с нашей камерой и задавал вопросы неестественным голосом, а потом достал чип, записал все на диск и положил его в стопку других, которые никто и никогда не смотрит, — это бы тебя не раздражало!

— Нет, не раздражало бы, — твердо сказала я. — И не твое дело, почему. Это мое право — раздражаться или нет. Запись на домашнюю камеру меня не раздражает! А то, в чем ты сейчас признался, раздражает. Я не согласна!

— Послушай...

— Не согласна!

— Из принципа?

— Да хоть из вредности! Это мое право!

— Пусть так!

Он наклонился над столиком и быстро провел по нему рукой. Бумаги вздыбились, как льдины, самый крайний из полученных айсбергов тяжело заскользил и рухнул на пол, расслаиваясь при падении. Алехан вышел из комнаты, хлопнув дверью. Занавеска на окне рванулась за ним, но сразу же успокоилась.

Я подняла лежавшие на полу бумаги. «Вес, опять вес, предметы, которые находятся в комнате случайно, предметы, которые находятся не на своих местах, обычная температура, которую вы выставляете, напитки, которые вы обычно употребляете после 16 часов (если это коктейли, назовите точное соотношение ингредиентов), ваш режим питания, примерный состав продуктов (завтрак, обед, ужин, если есть промежуточные приемы пищи, назовите их), назовите точно, какую одежду вы надевали все семь дней до съемок (заполняйте так: день недели, температура воздуха, рабочие мероприятия (если есть), досуговые мероприятия (если есть) и тип одежды...»

— Алехан! — позвала я, усаживаясь с бумагами на диван. — Говоришь, съемка для семейного архива?

Он не отзывался.

— Все семь дней ты записывал, в чем я ушла на работу! И, кстати, расспрашивал меня о «рабочих мероприятиях», я теперь это припоминаю. Они снимали, как я моюсь в душе? А как мы занимаемся любовью?

— Мы уже очень давно не занимаемся любовью, — сказал он, появляясь в дверях.

— И, мне кажется, зря. Тебе нужно развлечение в жизни. Можешь завести любовницу. Я разрешаю.

— Женщины-боссы отвратительны. — Он сел напротив меня. — Что значит: ты разрешаешь? Разрешай на работе, а не в моей жизни.

— Ну, так и ты уважай мою свободу.

— Я ее уважаю. Я пришел с этими анкетами, которые давным-давно заполнил и сдал, именно чтобы подготовить тебя, чтобы все объяснить.

Он всегда был таким. Если старые журналы не врут, все мужчины раньше были такими. И слава богу, что времена изменились. Это, наверное, ужасно — иметь рядом с собой подобных существ, принимающих решения за себя и других, уверенных в своем праве на решения. Да, я живу с таким существом, но он хотя бы один. Я могу отдохнуть на работе...