Параллельные миры - Галина Железняк

Одно из главных свойств разума — способность выявлять причинно-следственные связи и на основе их предвидеть развитие событий. А для этого нужен определенный объем информации. Ее-то сбором и занимаются огненные шары.

Вот что рассказывал заслуженный штурман СССР, флаг-штурман полярной авиации Валентин Иванович Аккуратов:

— На большом четырехмоторном самолете мы возвращались из дальней ледовой разведки на базу полярной авиации в Москве. Шли в облаках, на высоте 1200 метров. Вахту нес штурман первого класса Зубов. Здесь же, в кабине навигатора, в трех метрах позади него сидел и я. Вели самолет опытные летчики — командир экипажа Задков и второй пилот Самохин. Под их кабиной, в рубке радиста, сидел наш «снайпер эфира» Олег Куксин.

«Выходим из облаков, приготовь сигнальную ракету «Я — свой», — напомнил я Зубову. И тут же возле его головы вспыхнул ослепительный белый шар и повис, пульсируя и покачиваясь. «Штурман, — закричал я, — ты что, с ракетницей обращаться не умеешь?» И тут же в мозгу мелькнуло: шаровая молния. Но откуда? Зима, грозы нет. Да и как она могла оказаться в герметичной кабине? Все это пронеслось в голове, покуда я, как зачарованный, глядел на пульсирующий сгусток огня.

А он, повисев возле Зубова, словно нехотя, поплыл вдоль левой стороны кабины в мою сторону. Вжавшись в стенку, я стиснул в руках целлулоидную навигационную линейку. Может, ударить по нему линейкой? А он, все так же пульсируя и покачиваясь, приближался к моему креслу.

Оставалось каких-нибудь сантиметров 40. Но тепла я не чувствовал, зато явственным было покалывание в верхней части головы под шлемофоном. Неужели он зондирует меня каким-то излучением? Ударить или нет? А вдруг от удара он взорвется?

Сколько прошло времени, я не знаю. Мы с Зубовым сидели, онемев. Вдруг цвет шара стал меняться на зеленовато-золотистый, он медленно отошел от моей головы и, снижаясь, поплыл в рубку бортрадиста. Я не успел предупредить Олега, как шар подкатился под его кресло и со страшным грохотом взорвался. Радист скрылся в вихре искр.

Я бросился на второй этаж к пилотам: «Немедленное аварийное снижение!» Потом — вниз, туда, где Зубов и Куксин боролись с огнем. Втроем мы сбили пламя с горящей обшивки, аварийной посадки не потребовалось.

Радист очень удивился, когда я сказал, что под ним взорвалась шаровая молния. Поверил только тогда, когда увидел оплавленные ножки своего кресла. Потом я внимательно осмотрел свою кабину. Ни одной щели, все иллюминаторы и люки задраены на совесть. Плотно закрыто даже отверстие, куда вставляется ракетница.

Второй пилот Самохин рассказал, что видел, как на правом крыле около ходового зеленого огня появился яркий белый шар, затем медленно пополз по лобовой кромке крыла и исчез под носовой частью машины. Но Самохин не успел ничего сообщить нам — раздался треск, повалил черный дым, связь прервалась.

В его докладе меня поразил один факт: шар двигался по кромке крыла так, словно на него совершенно не влиял воздушный поток, хотя мы летели с приличной скоростью — около 400 км в час. Появление шаровой молнии на такой высоте, в закрытой кабине, да еще зимой — о таком за тридцать лет полетов я не слышал никогда! К тому же меня не покидало ощущение, что этот огненный шар, прежде чем взорваться, внимательно осмотрелся и после некоторого «раздумья» направился к радисту, точнее, к расположенному под его сиденьем выходу выпускной антенны.

Уже в Москве специальная комиссия, тщательно все исследовав, подтвердила, что зафиксированные разрушения произвела проникшая в самолет шаровая молния.

Загадкой для исследователей является то, что шаровая молния обладает способностью исчезать в одном месте и одновременно возникать в другом. Но является ли она путешественницей в иные измерения, мы пока не знаем.

На летние каникулы 1901 года две англичанки — школьные учительницы Анни Моберли и Элеонор Джордан, отправились в тур по Парижу и его окрестностям. Обе женщины никогда прежде не бывали во Франции и пришли в совершенный восторг от великолепия архитектуры самой прославленной из европейских столиц. Во время экскурсии по Версальскому дворцу с женщинами и случилось то странное происшествие, которое осталось в их памяти на всю жизнь.

Осмотрев главное здание и изучив все его укромные уголки, мисс Моберли и мисс Джордан направились через знаменитые сады к Малому Трианону, любимому месту отдыха Марии-Антуанетты. Англичанки знали, что Малый Трианон расположен на обширной дворцовой территории где-то неподалеку, однако, не имея подробного плана, сбились с пути.

Вскоре им встретились двое мужчин в мундирах старинного покроя и при шпагах. Путешественницы приняли их за переодетых служителей и спросили по-французски дорогу. Оба незнакомца как-то странно взглянули на них и простым взмахом руки указали куда-то вперед.

Когда учительницы прошли еще несколько метров, им пересекли дорогу молодая женщина и девочка, которые опять же были одеты в явно старомодные платья, но на этот раз — в удивительно скверном состоянии. Однако ни одной из учительниц не пришла в голову мысль, что происходит что-то странное, до тех самых пор, пока они не добрались до павильона Тампль д’Амур. Здесь собралась еще одна компания в одеждах прежних времен; разговор шел на незнакомом англичанкам французском диалекте.

Как только женщины приблизились к Храму любви, им стало ясно, что их собственный вид изумляет присутствующих. Тем не менее один из мужчин повел себя дружелюбно и с помощью жестов указал им дорогу. Перейдя через деревянный мостик, перекинутый над небольшой лощиной, и миновав маленький водопад, учительницы наконец увидели Малый Трианон.

Но, добравшись до своей цели, туристки были гораздо менее поражены самим зданием, чем видом сидящей за мольбертом дамы, которая рисовала видневшийся вдали край леса. Поразительно красивая, в высоком напудренном парике, наряженная в роскошное платье, типичное для аристократок XVIII столетия, дама сама, казалось, более подходила для портрета, чем для роли художницы.

Анни Моберли и Элеонор Джордан удалось подойти ближе к аристократической особе, прежде чем та обернулась. Они приветливо улыбнулись, однако дама смотрела на них с ужасом и изумлением. И только тогда англичанки наконец осознали, что они каким-то образом попали в прошлое.

Описывая свои ощущения, мисс Моберли вспомнила, что и все вокруг было в какой-то степени неестественным. «Даже деревья казались плоскими и безжизненными. Не было эффекта светотени… ветер не покачивал веток», — написала она позже. Но как только леди очнулись от своего неведения, эта жуткая застылость, казалось, всколыхнулась и все — и цвета, и весь окружающий их мир — вернулось к нормальному состоянию. В мгновение ока благородная художница испарилась, и на том месте, где она только что была, глазам англичанок предстала совсем иная сцена: вполне современный гид проводил для группки женщин экскурсию по Малому Трианону.

Хотя Анни Моберли и Элеонор Джордан и потеряли дар речи на весь остаток времени, проведенного ими во Франции, они все же сумели договориться друг с другом не рассказывать о пережитом никому, опасаясь насмешек. Однако десять лет спустя, в 1911 году, когда обе стали преподавать в оксфордском колледже, дамы объединили усилия и написали подробный отчет о своем необычайном путешествии во времени. Когда в следующем году отчет был опубликован, то авторы даже стали знаменитостями среди местного братства медработников.

К тому времени учительницы подробно изучили историю Версаля и много передумали, прежде чем пришли к выводу, что они действительно проникли в прошлое благодаря какому-то временному сдвигу или преодолению невидимых ворот между измерениями. По их расчетам, они побывали в 1789 году. Периодически попадавшиеся им на глаза в Версале непонятные «садовники», скорее всего, были швейцарской стражей, которая, как известно, охраняла двор Людовика XVI. А женщина и девочка, с которыми леди пересеклись, судя по надетым на них лохмотьям, могли принадлежать к крестьянам, проживавшим на окраинах дворцовой земли. Дама, рисовавшая лес, была определена ими с большой вероятностью как сама Мария-Антуанетта.

Скептики — а их было множество — принялись потешаться, настаивая на том, что учительницы просто сочинили всю историю из корыстных побуждений. Эти критики поспешили указать, что ни одна деталь теперь, в будущем по отношению к XVIII веку, не может быть проверена. Более того, ни в одном из доступных источников по истории дворца в XVIII веке не упоминалось о деревянном мостике, перекинутом над оврагом. Эта существенная для всей истории подробность представлялась несовместимой с известными фактами, а тем самым разоблачала все как неловкую выдумку.