Сексоголик. Откровения девушки, повернутой на сексе - Эбби Ли

Посмотрев на себя в зеркале, я увидела, что зрачки у меня расширились. На коже я ощущала странное покалывание, я едва ли не задыхалась от охватившего меня возбуждения. И стала энергично массировать губки, чувствуя, как меня уносит прочь вихрь желания; закрыв глаза, я дала волю пальцам, запустив их поглубже.

— Мисс? Вы уже примерили? — донеслось вдруг до меня.

Внезапно я сообразила, где нахожусь, — в отделе женского белья нью-йоркского универмага. Продавщица попыталась дать мне примерить еще одну модель бюстгальтера. Она и подозревать не могла, что я с расставленными ногами стою в примерочной кабинке перед зеркалом и вовсю мастурбирую. Должна сказать, примерочная — не самое лучшее место для подобных занятий.

Но я уже не в силах была остановиться, не завершив начатое. Быстренько натянув на себя одежду, я бросилась на поиски женского туалета. Увы, универмаг «Мэйси» — настоящий город, и мне понадобилось раза три бегать вверх-вниз по эскалаторам, чтобы найти уже занятую комнату для умывания.

Понадобилось еще дождаться, пока не подойдет моя очередь. Впереди была целая вереница молодых англичанок, а моя подружка тем временем гудела, как двигатель на пределе оборотов. Наконец я все же добралась до освободившейся кабинки и приступила к подготовке поля битвы:

1) снять ай-под;

2) снять шапочку;

3) снять шарф;

4) снять пальто;

5) снять джемперы (2);

6) приспустить джинсы;

7) приспустить колготки;

8) приспустить трусики (намокшие);

9) запустить руку между ног;

10) следить за зазором в дюйм между дверью и стеной.

Что? Зазор? Отчего-то в американских общественных туалетах по обеим сторонам дверей имеются зазоры, чтобы можно было заглянуть внутрь. Не иначе, как принятое на правительственном уровне решение с целью воспрепятствования употреблению наркотиков в общественных местах. Или просто какой-нибудь конструкционный огрех. В любом случае, это отравляет весь кайф.

Кроме того, чтобы ограничиваться лишь мысленными стонами блаженства, тебе еще приходится балансировать в крайне неудобной позе, но вне пределов видимости снаружи. Поверьте, это очень непросто, хотя, доложу вам, тем не менее, возможно, Под перестук каблучков желающих облегчиться леди я отводила душу в кабинке, рисуя себе фантастические картины, и вскоре мой пошатнувшийся было мир обрел желанное равновесие.

Хочется добавить, что потом я раскошелилась аж на пять бюстгальтеров. В целом денек вы дался неплохой.

30 января, воскресенье

Несколько дней пребывания в Манхэттене в обществе Гарри пробудили ностальгические воспоминания. Гарри на пять лет меня старше, я знаю его с детства. Мы с ним все равно, что брат и сестра, только без извечного братско-сестринского соперничества. Мы просто обожаем друг друга. Когда мне было семнадцать, наша дружба претерпела изменения — я просто-напросто втрескалась в Гарри. И, хотя с тех пор прошло больше десяти лет, нынешняя встреча — а не виделись мы года два, если не считать нескольких телефонных разговоров, — напомнила мне, как привязана я к нему и как мне его недостает в Лондоне.

Нашей близости нипочем условности вроде географических расстояний. Когда я была маленькой и Гарри приезжал к нам со своей матерью, мы тут же начинали играть, сбегая из-под бдительного ока родителей в парк в поисках приключений. Именно Гарри научил меня кататься на роликах; именно он выступал в роли умного старшего товарища, которому я внимала и от которого перенимала решительно все. Словом, я стала для него милой и любимой младшей сестренкой, поскольку настоящей у Гарри не было.

И когда я, семнадцатилетняя, прожила с ним несколько месяцев, разумеется, что мы спали в одной постели. Так вот, в ту пору мы засыпали в объятиях друга. И такое положение дел казалось совершенно нормальным, пока в одну из ночей все радикально не переменилось.

Я проснулась от того, что почувствовала, как Гарри поглаживает меня по спине. Ничего необычного в этом, в общем-то, не было. Я повернулась к нему и в полусне обняла. Так прошло несколько минут. Даже когда его рука сползла мне на талию, я еще ничего не подозревала. Все ясно стало, когда пальцы Гарри коснулись моей правой груди и стали нежно поглаживать сосок, — вот тут я поняла, что Рубикон перейден. Я почувствовала, как Гарри нежно поднял грудь и провел по ней указательным пальцем, словно пытаясь запечатлеть ее профиль. От прикосновения сосок набух, а когда он провел вокруг него пальцем, по телу сладостной волной прошла дрожь.

Мы крепче прижались друг к другу. Мои пальцы стали исследовать его грудь. Я помню, что Гарри часто-часто задышал, едва моя ладонь легла ему на сосок. Сонно глянув друг на друга, мы поцеловались. И этот страстный и вместе с тем такой нежный и невинный поцелуй затянулся. Мы глядели друг на друга и без слов понимали все. Происходящее казалось самым совершенно естественным и логичным даже тогда, когда Гарри прижался ко мне и я почувствовала у бедра его напрягшийся член. Наши тела удивительным образом подстроились друг под друга. Мы были друзьями, страстно желавшими познать, изучить другу друга, открыть друг в друге неведомое нам, обогащая, таким образом, давнее чувство взаимной любви.

Мы любили друг друга непривычно всепоглощающе, как физически, так и эмоционально. Я на самом деле любила Гарри, и время, проведенное с ним тогда, несколько лет назад, вспоминаю с любовью.

И вот сейчас, когда я пишу этот дневник, я чувствую, будто все переживаю вновь. А ведь с тех пор прошло столько времени, не один год, и не все всегда было у нас гладко; порой мы не виделись подолгу, в общем, каждый стал жить собственной жизнью.

Но сейчас я поняла, почему тогда заняла в его жизни такое важное место. Гарри знает меня, наверное, даже лучше, чем я сама. Мы идем по улице, а он вдруг выдает:

— Эй, Эбби, ты сегодня только раз споткнулась, это уже прогресс!

… И тут же хватает меня за руку, и как раз вовремя, потому что, помедли он секунду, я лежала бы на асфальте с расквашенной физиономией.

Гарри знает, какая я бестолковая, что за бардак у меня дома, как я умудряюсь расплескать на себя вино. В таких случаях он говорит:

— Опять недоглядела.

И показывает на грудь, где тихо расплывается новое багровое пятнышко, либо тычет пальцем на крошки в ложбинке между грудями и комментирует:

— Ты их собирай, собирай, в один прекрасный день испечешь торт.

Я же, хохоча, сметаю их прямо на пол. Гарри знает, как меня рассмешить, — я с ума схожу от его шуток.

Он знает, что я — невропатка, что склонна к чрезмерному анализированию, впечатлительна. И не упускает случая подколоть меня на сей счет: постоянно осаживает, призывает не рефлексировать, не уставая повторять: