Золотой ключ. Том 3 - Дженнифер Роберсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Женщина на картине ждала, такая живая, что Рохарио порой казалось: стоит только протянуть руку, и она, опершись на нее, сойдет с полотна. Ее платье, модное триста лет назад, выглядело как настоящее, реальное — пепельно-розовый бархат излучал мягкое сияние. Временами, когда Рохарио оставался в Галиерре один, — а может, это зависело от определенного освещения, — у него возникало чувство, будто Сааведра слегка поворачивает голову или что ее руки чуть-чуть смещаются, пальчик с кольцом сдвигается в сторону, а лучи солнца падают из окон спальни под другим углом.
Но это, конечно же, невозможно.
Он вздохнул и, подперев ладонью подбородок, буквально впился в лицо Сааведры.
И сделал неожиданное открытие.
Сааведра служила моделью для Матери на запрестольном образе в соборе. Как он раньше этого не заметил? Естественно, внесены небольшие изменения: другой цвет волос, одеяние Матери намного древнее платья Сааведры; ее не украшают никакие драгоценности — лишь освещает сияние святости. А в руке Сааведры зажата золотая цепочка, с которой свисает изящный Золотой Ключ, символизирующий богатство и традиции ее семьи.
Портрет сделан с натуры, а Матерь писалась по воспоминаниям, слегка потускневшим за долгие годы. Автор обоих полотен — великий Сарио Грихальва; одно создано в начале его удивительной карьеры, другое — в конце.
Рохарио услышал шаги, оглянулся, поморщился от боли в плече и ребрах и увидел Эрмальдо, графа до'Альва, министра и дальнего родственника до'Веррада. Эрмальдо остановился в нескольких шагах от Рохарио, всем своим видом выказывая нетерпение.
— Его светлость хочет немедленно с вами переговорить, дон Рохарио. Он глубоко скорбит из-за смерти нашего святого брата санкто Лео, бывшего учителем его светлости.
Рохарио встал с искаженным гримасой лицом — на этот раз причиной явилась не только боль. Омерзительное завершение омерзительного дня. Он снова оказался повинен в смерти человека, которого любил его отец.
Последние два года Рохарио старался не попадаться отцу на глаза. Теперь ему напомнят ужасную правду: именно по вине Рохарио его любимая мать Великая герцогиня Майрия умерла от летней лихорадки два года назад. Он всего лишь поставил букет лилий в вазу у ее постели. Откуда он мог знать, что поставщики цветов были переносчиками болезни? Отец так и не простил его.
— Иду, — повиновался Рохарио.
Он бросил последний молящий взгляд на Сааведру, снова увидев отражение ее глаз в зеркале. “Где Алехандро?” Может быть, она думает о нем? О своем возлюбленном, герцоге Алехандро?
— Давно мертв, — прошептал Рохарио, вдруг невыносимо остро ощутивший тайну и трагедию этой красивой женщины.
И проследовал за Эрмальдо в кабинет Великого герцога.
Глава 59
— Как я понял, ты не получил серьезных ранений? Великий герцог не отрывал взгляд от “Договора”, который лежал на его столе, не смотрел он и на спутника Рохарио — Андрее Грихальву.
Верховный иллюстратор стоял в полутени, повернув голову к окну, и выглядывал во внутренний дворик Палассо Веррада, где цвели акации. Пока Рохарио собирался ответить отцу. Верховный иллюстратор сделал шаг вперед и, посмотрев на молодого человека, выразительно приподнял бровь — извечная реакция на небрежность в одежде Рохарио. От Грихальвы исходил слабый аромат краски и скипидара.
— Ты не ответил мне, — сказал Великий герцог, как и прежде не поднимая глаз.
— Я не получил серьезных ранений, ваша светлость, — ответил Рохарио.
— Мне сказали, что ты пытался спасти жизнь санкто Лео.
— Он защищал меня, ваша светлость. Любой на моем месте поступил бы так же.
— При каких обстоятельствах на вас напали? Рохарио вдруг вспомнил сердитые слова Лео: “Неужели вы не знаете, что происходит в городе?"
— Процессия закончилась серьезными беспорядками.
— Мне доложили советники. Инициаторы волнений будут найдены и понесут заслуженное наказание.
Как мог Великий герцог говорить так спокойно после всех ужасов, свидетелем которых стал Рохарио?
— Но, патро, разве не следует прежде выяснить, что заставило их начать бунт?
— Как мило, что у тебя вдруг появился интерес к государственным делам, Рохарио. — В тоне Великого герцога было столько сарказма, что Рохарио вздрогнул и сжал кулаки.
Великий герцог показал пальцем на рисунок — со своего места Рохарио не видел, кто там изображен, — а другой рукой поманил иллюстратора.
— Андрее, я не хочу, чтобы граф до'Паленсиа стоял на этом месте. Если он будет держаться как можно дальше от представителя семейства до'Нахерра, все поймут, что его сын не сможет рассчитывать на состояние этого семейства. Наследница до'Нахерра должна достаться Бенетто. Ему понадобятся деньги на собственное содержание, потому что он способен лишь возиться с игрушечными солдатиками.
Ренайо наконец поднял глаза, полные невысказанных упреков. Рохарио сжался. Лихорадка, убившая его мать, брата и маленькую сестру, нанесла непоправимый урон Бенетто, навсегда искалечив его разум и тело. Словно потеряв последний интерес к сыну, Великий герцог снова взглянул на “Договор”.
— Конечно, ваша светлость, — сказал Андрее. — Я сделаю все, что потребуется.
Он отошел в сторону и сел на изящный стул с красной парчовой подушкой.
Фалды его зеленого шелкового кафтана опустились на покрытый коврами пол, явив миру великолепный жилет, расшитый зелеными и золотыми нитками.
Великий герцог, как обычно, был одет просто. Высокий воротник, поддерживаемый шейным платком, завязанным как галстук-бабочка, стального цвета двубортный сюртук прямого покроя в новом северном стиле. Одежда не слишком занимала Ренайо, если только все было пошито превосходно и из самых лучших материалов. Его волновало богатство.
Он осторожно свернул “Договор”, стараясь не сделать изломов на плотной бумаге, и снова внимательно посмотрел на два наброска, лежащих на столе. Придвинувшись поближе, Рохарио увидел на одном из них с полдюжины карандашных портретов молодых женщин; на другом — сцену в порту: два корабля, четыре купца и опускаемые на берег грузы. Похоже на предварительный этюд к большому “Договору”. Однако рисунок казался старомодным, без четких — и, как считал Рохарио, скучных и неестественных — линий, характеризующих современный стиль.
— Мне это не нравится, — сказал Великий герцог. — Они выглядят безответственно.
Верховный иллюстратор вздохнул, как человек, на плечи которого взвалена непосильная ноша.
— Один из наших родственников вернулся домой в прошлом месяце. Он начал плавать, когда ему исполнилось восемнадцать, и очутился за границей в столь юном возрасте, что на него оказала влияние мода, не имеющая ничего общего с традициями семьи Грихальва. Слишком много эмоций.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});