Братство выживших - Андрей Троицкий

– На психические нарушения он не жаловался?

– Никогда. – Кныш выгнул в дугу гуттаперчевую спину и позволил себе улыбнуться. – С головой он дружит. А что, у вас другие сведения?

– Просто так спросил, для галочки. Когда Тимонин обращался к вам в последний раз?

Кныш полез в стол, послюнявив палец, полистал журнал.

– Два месяца назад. В нашей клинике он лечил зубы.

Девяткин задал еще несколько общих вопросов, потом сухо попрощался с главным врачом и спустился к машине, сознавая, что зря потерял время.

Теперь нужно встретиться со Щеголевым, врачом из психушки, который выписывал рецепты на транквилизаторы. Юрий сел на водительское место, взял трубку мобильного телефона, набрал номер платной справочной службы и через пару минут уже знал рабочий телефон Щеголева, а еще через пять минут условился с врачом о срочной встрече.

После исчезновения Тимонина вставший у руля фирмы Казакевич не мог найти себе места. Беспокойство томило его и днем, и ночью. Безответные вопросы «почему» и «зачем» бередили душу. Он не мог ни понять, ни объяснить причины, побудившие Тимонина уйти в бега, исчезнуть неизвестно где и прятаться неизвестно от кого. Сколько бы версий Казакевич ни строил, разумного ответа не находилось.

В конце концов на исходе второго дня полной неизвестности Сергей Яковлевич решил, что в его положении нужно допускать и просчитывать самые плохие варианты. Исходить из того, что Тимонин каким-то образом узнал о готовящемся на него покушении и принял меры: решил лечь на дно, понаблюдать со стороны, что там без него происходит. Да, это не самый удачный, не самый умный ход Тимонина. Но этот ход позволил ему спастись, и теперь он выжидает, чтобы ужалить исподтишка, нанести удар в спину. Окажись в такой ситуации сам Казакевич, он поступил бы иначе. Ждать не в его правилах, он отстрелял бы своих врагов по одному и закатал трупы в асфальт. Или залил бетоном.

На исходе третьего дня Казакевич решил действовать решительно и твердо. Расписание последних дней Тимонина он просчитал чуть ли не поминутно. Были установлены все лица, с которыми тот встречался или разговаривал по телефону. После смерти своего компаньона Окаемова Тимонин пребывал в угнетенном настроении, не хотел никого видеть, потому список оказался совсем коротким. Жена Ирина Павловна, секретарша Фомина, водитель, помощник Боков, несколько деловых партнеров, звонивших Тимонину по пустяковым делам, остальные вообще не в счет.

Тем не менее за два-три дня до своего исчезновения Тимонин дважды вызывал в свой кабинет Аревшата Арутюняна, охранника офиса, который нес вахту на седьмом этаже возле лифтов, и о чем-то с ним беседовал. Оба разговора оказались короткими, всего пара-тройка минут. И тем не менее… За три минуты можно сказать многое, можно сказать главное.

Арутюнян был в курсе того, что Тимонин утром в понедельник загремит в шахту лифта. Мало того, в числе других людей он должен был помочь Тимонину провалиться в шахту. Так о чем же разговаривали охранник и босс? Казакевич приказал прояснить вопрос.

Ночью в квартиру, которую снимал Арутюнян, пришли его же земляки, связали и в багажнике «Жигулей» вывезли на берег Москвы-реки в район Крылатского. Там находится юношеское водно-спортивное общество «Патриот», директор которого – свой человек. Разговор вели в трюме буксира, валандались с Арутюняном до самого утра. Начали с малого: окурками прижгли ему мочки ушей. «Дайте же мне слово сказать, – орал Арутюнян. – Выслушайте меня!» Сделали передышку и выслушали. Ответ армянина разочаровал всех. Пришлось продолжить.

Вопреки ожиданиям, охранник оказался крепким парнем. Несколько раз, правда, терял сознание, но его отливали холодной водой. Арутюнян клялся жизнью оставленных в Армении детей, могилой матери, что ни знаком, ни словом не предупреждал Тимонина об опасности.

По его словам, первый раз босс вызвал Арутюняна во вторник и спросил, почему в коридоре, где он нес вахту, такая нестерпимая жара и духота. Охранник объяснил, что завхоз в отпуске, а кондиционер сломался. Мастера вызвали с опозданием, поломка серьезная, кондиционер починят через пару дней. Тимонин не забыл об этом разговоре, спросил Арутюняна через два дня, в четверг, что с кондиционером. Арутюнян ответил, что аппарат уже починили и сегодня же установят. Вот и все беседы.

Казакевич приехал на баржу, когда армянина измолотили почти до неузнаваемости. Поняв, что Арутюнян не предатель, не предупреждал Тимонина о покушении и сказал все, что знал, он тем не менее подумал, что оставлять Арутюняна в живых просто глупо.

Когда начало светать, охранника вывезли на лодке на середину реки, правую руку капроновой веревкой привязали к чугунному радиатору отопления и сбросили армянина и радиатор в воду. Утопленник должен был пролежать на дне хотя бы до начала осени, пока тело не обглодают рыбы, но труп всплыл уже на третий день и прибился к берегу. Его нашли спасатели лодочной станции. Оказалось, что, уже находясь на дне, Арутюнян отчаянно боролся за жизнь, пытаясь зубами перегрызть веревку.

Затея почти удалась, не хватило буквально нескольких секунд, чтобы спастись. Если бы у Арутюняна после жестоких избиений и пыток остались на месте все зубы, возможно, ему бы удалось перекусить эту проклятую веревку и выплыть. Но зубы во рту торчали через один, как штакетник худого забора.

Тут нечего беспокоиться, утешил себя Казакевич, менты все равно бессильны. Труп Арутюняна со следами пыток им ничего, кроме головной боли, не даст. По картотеке армянин не проходит, в Москве не прописан, родственников здесь не имеет. Его личность не установят, и, когда истечет срок хранения тела, его сожгут, и захоронят прах в братской могиле.

На четвертый день Казакевич переговорил с руководителем армянской бригады, выписанной из Еревана для разового задания. Армяне должны были устранить Тимонина и тут же отбыть сначала на поезде в Питер, оттуда на родину самолетом. В том, что ничего не получилось, что Тимонин до сих пор жив, вины армян нет. Они всего лишь исполнители, съемные, заменяемые детали. Казакевич отменил задание, выплатил бригадиру отступное и велел убираться из Москвы.

В понедельник он связался с Германом Маковецким, посредником, приемщиком заказов на «мокрые» дела. Сказал, что нужно встретиться и выпить на старом месте по кружечке пивка часиков в двенадцать. В переводе на человеческий язык это иносказание имело иной перевод: есть срочный разговор, к двенадцати приезжай туда, где встречались в прошлый раз. Точку облюбовали давно. Безлюдное, чистое от прослушки поле, пустырь в районе городской свалки в пригороде Люберец. Но, как выяснилось, даже это идеальное место не без изъянов.

Поднявшееся в зенит солнце нещадно палило, ветер приносил со свалки нестерпимую смрадную вонь. В небе кружили стаи ворон и чаек. Но ни Казакевич, ни Маковецкий, наученные опытом, не перенесли разговор в салоны своих автомобилей, оснащенных кондиционерами. Остались стоять посередине пустыря, на солнцепеке. Маковецкий внимательно слушал собеседника, обливался потом и прикладывал к носу смоченный одеколоном носовой платок.

Казакевич обрисовал ситуацию. Нужны новые люди, другая бригада, более опытная, квалифицированная. Предстоит не просто «замочить» человека в парадном, в тачке или на даче. Мишень подалась в бега, ее нужно выследить, найти. Естественно, «подрядчики» не должны быть москвичами. Надо найти людей на стороне, в Прибалтике, на Украине. Впрочем, такие подробности Маковецкому объяснять необязательно. Он имеет добрый процент с заказа, сам заинтересован в успехе.

«У меня есть азербайджанцы, их бригадир Валиев живет в Москве, остальных я поселил на даче в Ивантеевке, – сказал Маковецкий. – Уже три недели ждут дела. Хорошие ребята, проверенные. Правда, в Москве они все, кроме Валиева, еще не работали». – «Тем лучше, что не работали, – ответил Казакевич. – Значит, не засветились. Когда они будут готовы и смогут приступить?» – «Завтра я познакомлю тебя с Валиевым, договаривайтесь напрямую», – ответил Маковецкий и уткнулся носом в надушенный платок.

Казакевич в подробностях раскрыл детали предстоящей операции, после чего ударили по рукам и разъехались в разные стороны.

Во вторник с утра Казакевич вызвал в свой кабинет помощника Тимонина Сашу Бокова, показал пальцем на кресло и начал с бытового вопроса. На самом деле вопрос имел некий угрожающий подтекст, и Боков понял скрытые намеки с полуслова.

– Вроде у тебя жена должна родить со дня на день? – спросил Казакевич.

– Должна, – подтвердил Боков.

– Как она себя чувствует?

– Так себе, тошнота и все такое. Плохо спит. – Лицо помощника оставалось бледным, глаза мутными, сонными.

– Дай ей бог здоровья. А вообще, это хорошо, что вы решили потомство завести. Дети – это ведь наше будущее. Правильно?