Миф о 1648 годе: класс, геополитика и создание современных международных отношений - Бенно Тешке

коммерциализации. Утверждаю, что все три модели неудовлетворительны как в теоретическом, так и в эмпирическом отношениях. Затем, опираясь на работы политических марксистов, я развиваю альтернативную концепцию капитализма, которая демонстрирует связь между капиталистическими общественными отношениями собственности и собственно нововременным государством. Также обращаю особое внимание на то, что, хотя нововременное государство включено в капиталистическое отношение, нововременная система государств (множественных территорий), в которой позднее возник капитализм, была наследием классового конфликта внутри правящего класса докапиталистических правителей. Принимаемая здесь концепция капитализма порывает с тем общепринятым взглядом, что развитие капитализма было общесистемным и общеевропейским событием, движимым возрождением городов и распространением торговли (либо в XII, либо в XVI в.). Отвергая неосмиттовские посылки, которые лежат в основе значительной части литературы, посвященной распространению капитализма, я утверждаю, что экономическое и политическое развитие в средневековой и ранненововременной Европе было весьма неоднородным в региональном отношении, особенно во Франции и в Англии, что привело к весьма различным отношениям государства и общества, которые имеют ключевое значение для понимания природы и динамики ранненововременных и современных систем государств. Эта совокупность тезисов задает новую отправную точку для осмысления неравномерного перехода к экономическому и (гео)политическому Новому времени.

В пятой главе на основе достигнутых результатов историческая реконструкция завершается благодаря исследованию развития и природы абсолютизма во Франции – главном государстве, подписавшем Вестфальский мир. Я начинаю с обзора регионально дифференцированного перехода от феодализма к абсолютизму и исследую связь между сохранением докапиталистических общественных отношений собственности, экономическим застоем и логикой персонализированного династического суверенитета. Затем мною показана картина явно донововременной природы основных абсолютистских институций – продажи должностей, постоянной армии, налогообложения, правовой системы и природы войн, приводящая к заключению, что воинственная природа абсолютистских государств была крайним выражением политических стратегий накопления, укорененных в режиме общественных отношений собственности, характеризуемом государством налогов/постов, получающим от крестьянства, владеющего средствами собственного выживания, принудительно извлекаемую ренту. Абсолютизм, вовсе не подготавливая переход к капитализму, укрепил докапиталистически е аграрные режимы собственности посредством чрезвычайного по объему налогообложения, которое ограничивало производительность и технологический прогресс. Связь между докапиталистическим режимом собственности и карательным налогообложением периодически подрывала и в конечном счете исчерпала производительные силы французской аграрной экономики, которая на протяжении всего ранненововременного периода продолжала управляться типично докапиталистическими эко‑демографическими циклами. В то же время абсолютизм вызвал гипертрофированный рост дисфункционального, небюрократического государственного аппарата, нацеленного на войны вовне страны и принудительное изъятие прибавочного продукта внутри нее. Абсолютистское государство не было нововременным, рационализированным или «эффективным». В заключении главы утверждается, что «Старый порядок» не только был совершенно ненововременным – его общественный режим собственности препятствовал переходу и к капитализму, и к рационализированному государству. В долгосрочной перспективе слом абсолютистского наследного государства налогов/постов был спровоцирован «извне», первоначально задаваясь экономическим и военным давлением со стороны капиталистической Британии.

В шестой главе исследуется природа и динамика ранненововременной международной политической экономии, что приводит к критике тезиса, согласно которому «долгий XVI век» учредил нововременную миросистему. Рассуждение сводится к тому, что и торговые империи итальянских городов‑государств, и меркантилистские империи ранненововременных династических государств при получении коммерческой прибыли зависели от территориальной демонстрации политической и военной власти. Это породило логику игры с нулевой суммой, присущую милитаризованным международным торговым монополиям, которые препятствовали устойчивому экономическому росту. Экономическое создание империй и властно‑политический охват оказались равнообъемными и потому несоизмеримыми с капиталистической логикой экономической конкуренции, управляемой ценовым механизмом, реализуемым свободной торговлей на открытых рынках. Социальная логика меркантилизма базировалась на «обращенном в прошлое» классовом альянсе раздающих привилегии монархов и привилегированных купцов, собирающих и распределяющих прибыли от неравных обменов. В заключении главы говорится о том, что капитализм был не результатом распространения торговли, подталкиваемой торговым капитализмом или меркантилизмом, и что международная экономика XVI в. оставалась тесно связанной с архаическими коммерческими практиками в духе «купить подешевле – продать подороже».

В седьмой главе проводится критика основного мифа теории МО, гласящего, что с вестфальского соглашения началась эра нововременных международных отношений. В главе развивается объяснение междинастических отношений в период Вестфальской эпохи, основывающееся на доказательстве ненововременной природы династического суверенитета. Здесь показывается, как и почему династический суверенитет выражался серией «непонятных» практик геополитического конфликта и сотрудничества, специфичных для ранненововременного геополитического порядка. Логика международных отношений характеризовалась династическими союзами, скрепляемыми королевскими и аристократическими политическими браками и разрываемыми войнами за престолонаследие. Территории оставались приложениями к планированию королевских браков и войнам за престолонаследие. Хищническая логика династического равновесия была несовместима с реалистским балансом сил. В заключении главы дается новая текстуальная интерпретация пунктов вестфальских мирных договоренностей, которая демонстрирует, каким образом 1648 г. стал выражением и кодификацией социальных и геополитических отношений абсолютистского суверенитета.

В последней главе доказывается, что начала нововременных международных отношений связаны с развитием капитализма в ранненововременной Англии. Однако, не предполагая внезапного «структурного разрыва», постигшего логику международных отношений при переходе от ранненововременной к нововременной геополитике, я, скорее, подчеркиваю странную комбинацию различных государственных/общественных комплексов в ранненововременной Европе, которые должны быть теоретически осмыслены как «смешанный» сценарий. Сначала выписывается влияние становления аграрного капитализма в Англии на трансформацию английского государства XVII в., ставшую сдвигом от династического суверенитета к парламентскому, закрепленным Славной революцией 1688 г. Затем я показываю, каким образом принятие нового постреволюционного и парламентского курса внешней политики – политики «открытого моря» – было связано с реорганизацией экономической и политической власти в Британии и как оно привело к отмене докапиталистических императивов геополитического накопления. Затем я извлекаю соответствующие следствия для европейской геополитики XVIII в. Мой аргумент состоит в том, что заданный Британией баланс сил установился в «смешанной» системе государств, на фундаментальном уровне все еще определяемой докапиталистическими государствами, занимающимися геополитическим накоплением. Активная балансировка сил привела к тому побочному эффекту, что государства стали сталкиваться друг с другом до тех пор, пока не истощились в военном и экономическом отношениях. Хотя эндогенное развитие капитализма было характерным только для Англии, его распространение не являлось транснациональным, а стало геополитически опосредованным процессом, который превратил династические государства континента в нововременные государства, вынужденные пройти путь комплексного в геополитическом отношении и неравномерного в социально‑политическом смысле развития. Европу интересовало главным образом управление модернизирующим давлением, создаваемым британским комплексом государства/общества, который поставил европейских соседей в невыгодное в плане конкуренции и экономики положение. Это вынудило управляющие государством классы применить контрстратегии, которые привели к цепочке «революций сверху», то есть к введению капитализма. Этот долгий период трансформации длился в Европе с 1688 г. по Первую мировую войну, а в остальном мире – и после. Международные отношения в этот период были не нововременными, а модернизирующимися. Однако хотя распространение капитализма оказало широкое влияние на классовые и режимные изменения в Европе (переход от абсолютизма к капитализму и от династического суверенитета к