Дом Борджиа - Маркус Хеллер ван

В назначенный час Лукреция и ее отец были допущены в покои папы. Он выглядел бодрым, сидел, опершись на подушки, остатки волос были тщательно причесаны. Наметанный глаз опытного блудника сразу заблестел: в его клетку попалась чудная птичка. Катарина рядом с ней выглядела бы жалкой пичугой.

Лукреция обожгла хозяина искрящейся голубизной своих огромных глаз и слегка склонила голову.

— Для меня большая честь получить аудиенцию у Вашего святейшества сказала она с неподдельной дрожью в голосе.

— О, мое дитя! Вы одно из тех прелестных созданий природы, которые за доброту и скромность заслуживают самой высокой чести, — ответил папа с улыбкой.

— Моя племянница очень взволнована в присутствии наместника Бога, вмешался Родриго. — Эта встреча была ее мечтой, какое счастье, что она сбылась так скоро.

— Мне трудно говорить, — почти шепотом промолвила Лукреция. — Прошу Ваше святейшество простить меня.

— Дитя мое, подойди и дай мне твои ручки, — сказал Иннокентий ласково. — Не робей. Такая красавица с чистой, набожной душой не должна бояться святого человека.

Старик взял ее пальчики своими холодными костяшками. Нежные теплые руки сразу наполнили его ощущением здоровья и активности. Он сразу оценил крепкое тело под платьем и с вожделением уставился на полуоткрытые девичьи груди.

— Ваше святейшество, я должен вас оставить, у меня неотложные дела, сказал вкрадчиво кардинал. — Надеюсь, моя племянница не очень вас утомит.

— Мой дорогой кардинал, разве это дитя Христа, это трепетное воплощение женственности способно утомить меня? Вы можете располагать своим временем и не беспокоиться — приятнее гостя, чем ваша племянница, у меня еще никогда не было.

Кардинал поклонился и вышел. Он уже не сомневался, что сегодня глава Ватикана проведет свой последний любовный поединок. Жизнь его повисла на волоске. Что же, судьба подарила ему достойный конец! Зато Иннокентий, не чуя опасности, сразу начал расставлять силки.

— Скажи мне, солнышко, тебе действительно только одиннадцать лет?

— Через несколько недель исполнится двенадцать, -кротко ответила Лукреция.

— Дитя мое, ты созрела очень рано, Господь хорошо подготовил тебя как женщину.

Мысленно старец уже раздел ее. Оставалось только заглянуть в глаза красавице, увидеть в них покорность и сладострастие. А в них блеснули бесовские искры. Иннокентий от неожиданности чуть не осенил себя крестом. Но тут на ее лице вспыхнула робкая, невинная улыбка. И святой отец отбросил всякую мысль о происках дьявола. Ты учишься, дитя мое? Не трудно?

— Мои занятия просты: хочу научиться различать добро и зло. Мне так нужен ваш совет, ваше мудрое слово.

— Дитя мое, что случилось? — Старец еще крепче сжал ее руки.

— Святой отец, это ужасно, а… Я не знаю, смогу ли я рассказать…

— Не волнуйся, ты можешь исповедаться мне без всякой опаски.

Лукреция была в ударе, она чувствовала, что сможет одурачить старика, как мальчишку.

— Вы должны простить меня, святой отец.

— Не бойся, — ответил он великодушно. Бог — это любовь. Всем покаявшимся прощаются их грехи.

— Меня всегда хвалили за то, что я хороший и послушный ребенок. И я старалась не огорчать людей, принимать на веру их слова и просьбы. И вот недавно я была в гостях. Познакомилась с сыном хозяйки. Он мне очень понравился — веселый, добрый. Сначала мы болтали о пустяках, а потом он стал рассказывать о мужчинах и женщинах такие вещи, что у меня просто закружилась голова.

По щекам Лукреции текли слезы. Папа с трудом скрывал нетерпение, он начал догадываться об их причине.

— Продолжай, девочка. Господь и я с тобой,

— А потом он… повел меня во двор… поцеловал, и я… я верила ему, думала, это правильно… Но когда это кончилось, я поняла, что согрешила.

Какой счастливчик, подумал старец, чувствуя внутреннюю дрожь возбуждения.

— Дитя мое, успокойся, — сказал он зарыдавшей Лукреции, отечески обнял и привлек ее к себе. — Это действительно ужасно. Коварный мужчина нагло воспользовался твоей невинностью. Но молодые девушки склонны преувеличивать серьезность происходящего. Он сорвал с твоих губ поцелуй — невелика беда!

Как и надеялся престарелый соблазнитель, она запротестовала:

— О нет, святой отец, он добился большего.

— Неужели? Так скажи мне, что он сделал? Лукреция уже сама поверила в придуманную роль и играла с нарастающим вдохновением.

— На мне в жаркий день была лишь длинная, до пят, рубашка. Он поцеловал меня и прижал к себе, я чуть не упала в обморок. Он засунул язык мне в рот и попросил меня сделать то же самое. Потом начал ласкать все тело…

Теперь каждое слово Лукреции вдохновляло на подвиг не только старца, но и его поникшего наперсника былых любовных ристалищ. Он тоже почувствовал явный интерес к разговору.

— Продолжай, дитя мое. Ничего не забудь. Я должен все знать, чтобы молиться за тебя.

— Вначале он ощупал меня через рубашку, а когда дошел до лилии, я ослабела и предложила сесть. Прежде чем я поняла, что происходит, он снял с меня рубашку. Я очень испугалась, все остальное помню, как во сне.

— Что же ты помнишь? Скажи мне, ведь ты исповедуешься. Он всю меня целовал — в губы, шею, плечи, грудь. А потом сунул палец в меня, и я воспылала греховной страстью, хотя было очень больно. Когда он опрокинул меня на спину и лег рядом, я ощутила, что он тоже голый. Я очень испугалась, почувствовав, что он сделает что-то ужасное. Я хотела сопротивляться изо всех сил, но не смогла — мое любопытство стало его союзником. Я особенно грешна, потому что сама раздвинула бедра, помогала ему, когда он, вы знаете, святой отец, что… Я почти потеряла сознание, было больно… Он тяжело дышал и стонал, даже кричал… и потом все кончилось…

Боже, как прелестно и доверчиво это дитя, растроганно подумал святой отец, и как неосторожно. Неумелый, мокрогубый юнец грубо сорвал цветок, которому нет цены. Папа гладил Лукрецию по волосам, мысленно представляя, как бы он, покрыв это нежное тело тысячей поцелуев, доведя любовную игру до крутой вершины, вошел в святилище медленно и глубоко. И вошел бы, да посох непрочен, а без него на вершину не взобраться, хотя попробовать надо. Грешно, прости Господи, не попробовать, когда такое чадо не только вялый стебель — мертвого поднимет.

— Дитя мое, не упрекай себя, твой грех на совести мужчины, который хорошо знал, как воспользоваться неопытностью девушки. Его Бог накажет, а тебя простит. Однако Лукреция, казалось, была безутешна.

— Святой отец, вы так добры ко мне, а я недостойна милосердия. Я неспособна очистить душу от сильного желания повторить то, что случилось. Оно возникает теперь помимо моей воли. Я борюсь с этим, но напрасно.

— Ах вот что, это уже серьезно, — рука Иннокентия осторожно потянулась к проснувшемуся зверьку, который вдруг напомнил о себе, шевельнув простыню. Он снова был сильным и голодным, как лев, собирающийся на охоту. — Ты видела потом этого негодяя?

— Нет, Ваше святейшество, держусь от него подальше, но чувствую неодолимое влечение к мужчинам. — О, я, наверное, выгляжу ужасной грешницей в, ваших глазах.

Иннокентий слушал ее и не слышал. Эта трепетная рука в моей руке так близка, думал он, что я просто могу сунуть ее под простыню.

— Не бойся своих чувств, дитя мое, — прошептал он. — В тебе пробудился естественный голос природы, о котором ты раньше не знала. Мы все живем по ее законам.

— Что же я должна делать? — спросила Лукреция и обессилено положила надушенную голову на его плечо. Глубокий вырез платья оказался прямо перед глазами старика. Он сверху видел ее полные груди, расщелину между ними, рот и вишневые губки на прелестном личике. Какой мучительный, желанный соблазн, какая редкая в его годы удача! Но нельзя же подвергать себя столь чудовищной пытке! Она страшнее запрета врачей. А что враги? Половина из них дураки, половина — неучи и завистники. В конце концов жажда жизни и есть жажда плоти. И мой воробышек, решил папа, уже не успокоится, пока не найдет гнездо. Но — продлись, мгновение!

— Лукреция, не будь столь безутешной. Чтобы преодолеть большое зло, даже Господь разрешает меньшее. Если ты позволишь себе еще только одно соитие — и без какого-либо чувства вины, ты освободишься от порочной страсти, по крайней мере, избавишься от ее наваждения. Пусть не покажется тебе эта рекомендация странной, пути Господни часто неисповедимы. Главное благая цель. Иначе зло одолеет тебя. Ты либо сойдешь с ума, либо будешь уступать ему опять и опять, пока не превратишься в обычную проститутку.

— Спасибо, святой Отец, вашему совету я последую с легким сердцем. Но кое-что меня пугает.

— Что, дитя мое?

— Я не хотела бы исцеляться с мужчиной, движимым лишь похотью, которая оскорбляет святые цели и мысли. Именно так я вас поняла. Мне нужен чуткий, деликатный человек.