Неукротимый (ЛП) - Белль Аврора
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хотя он очень красив. Только не в традиционном представлении.
Он высокий, чуть больше шести футов, у него мускулистое накачанное тело и оливковая кожа. Его темно-каштановые волосы начисто выбриты по бокам головы, но длинные на макушке. Он одет в темно-синие джинсы, которые обтягивают его длинные и крепкие ноги, белая футболка подчеркивает его широкую грудь и плечи, внешний вид дополняют белые кроссовки и толстый, черный, кожаный ремень. Но мое внимание привлекает то, что скрывается под его футболкой.
Его руки и шею покрывают татуировки. На правой скуле у него вытатуировано число «13».
Тыльная сторона его рук просто загляденье. Не могу подобрать другого слова, чтобы это описать. На левой руке красуется замысловатая роза, черного оттенка с дымчато-серым контуром; на правой руке череп серого оттенка с окаймляющим его дымом. Он выглядит так реалистично, что у меня мурашки пробегают по коже.
О, боже.
— Тебе больно.
Костяшки его пальцев опухли и кровоточат.
Остановившись, он кидает на меня взгляд из-под прикрытых глаз. Они сощурены далеко не для придания ему сексуальности, а просто скучающе и отчасти задумчиво. Постоянно.
Ему это идет.
Он красивый, и, если бы не татуировки, выглядел бы совсем, как модель одежды. У него волевой подбородок, полная нижняя губа, высокие скулы и светло-карие глаза.
— Не беспокойся об этом, — бормочет он. — Иди в душ.
Не знаю, почему я подчиняюсь парню, которому нравится наблюдать за мной из-под капюшона, но я это делаю. Как только я встаю, волоски на затылке начинает покалывать, и я спрашиваю его удаляющуюся спину:
— Ты будешь все еще здесь, когда я вернусь?
Медленно повернувшись, он с любопытством смотрит на меня из-под капюшона. Мы смотрим друг на друга добрых тридцать секунд, прежде чем он спрашивает своим хриплым голосом:
— Ты хочешь, чтобы я был здесь?
Не доверяя своему голосу, я киваю, избегая его взгляда.
И чувствую облегчение, когда он кивает в ответ, поворачивается и командует:
— В душ.
Сняв свой халат с задней стороны двери спальни, я плетусь в свою маленькую ванную и раздеваюсь, не глядя в зеркало. Если я взгляну в зеркало на себя в таком состоянии, в котором сейчас нахожусь, то уверена, что отражение приведет меня в ужас. На самом деле, я задаюсь вопросом, почему я не напугана больше, чем следовало бы в подобной ситуации.
Нечаянно я бросаю беглый взгляд на свое отражение и со смешком кашляю.
Зеркало так запотело, что я не могу ничего толком в нем разглядеть. Ну, и, слава богу.
Быстро сбросив остатки одежды, я становлюсь под обжигающе горячие струи и пытаюсь выдержать под кипятком так долго, пока кожу не начинает жечь.
С закрытыми глазами я тянусь к крану, поворачиваю его, пока струи не становятся прохладнее и обдумываю то, что со мной только что произошло.
Я и правда только что подверглась нападению большого страшного мужика, от которого меня спас сталкер?.. Да. Кажется, так и было.
После небольшого усилия по щеке стекает слеза. За ней другая.
Затем из глаз прорывается поток, как будто его призвали первые две слезы.
Держась рукой за стенку душа, чтобы не упасть, я вся содрогаюсь в бесшумных рыданиях.
Я не хочу, чтобы он меня услышал.
Глубоко вздыхая, я беру себя в руки и трачу свои последние силы, чтобы вымыть волосы. Я намыливаюсь, ополаскиваюсь и выхожу из душа.
Надев на себя халат, я расчесываю волосы, затем выхожу из ванной и слышу звуки какой-то возни на кухне. Войдя в свою комнату, я снимаю халат и надеваю одежду, которую он мне выбрал.
И только тогда, когда я уже оделась, понимаю, что он выбрал мою любимую пижаму. Совпадение?
Почему-то я думаю, что нет.
Пройдя по коридору в своих пижамных Элмо-штанах, белом топе и с мокрыми волосами, я медленно вхожу в гостиную и осторожно окидываю ее взглядом. Оттуда, где стою, я вижу, что он находится возле двери холодильника, спиной ко мне.
Зная, что он не найдет там ничего съестного, я съеживаюсь. Из того немногого, что мне известно о нем, мне ясно, что он всегда наблюдает за мной на улице, одетый в одну и ту же одежду. Мой мозг социального работника автоматически предполагает, что он бездомный.
У меня в груди что-то сжимается. Он, должно быть, голоден.
Я откашливаюсь, и он поворачивается ко мне:
— Проголодалась?
Я нахмуриваюсь в замешательстве. Разве не я должна это спрашивать?
— Э, нет. Я не думаю, что смогу есть, даже если захочу.
Он задумчиво кивает.
— Ты в порядке? — спрашивает он, осматривая мое тело.
— Да, — опустив подбородок, тихо отвечаю я. — И мне было бы в сто раз хуже, если бы тебя там не оказалось, так что...
У меня колотится сердце, и я вдруг начинаю нервничать и дергаться.
— Сп-спасибо тебе. З-за то, что ты сделал, — заикаюсь я.
Его ледяные глаза впиваются в мои.
— Не обманывай себя, — произносит он с издевкой.
Шагнув ко мне, он прикрывает свои карие глаза, которые видят меня почти насквозь:
— Монстры не всегда прячутся в тени.
Вытянув руку, он медленно проводит кончиком пальца вдоль моего подбородка. Наклоняется вперед, и его дыхание согревает меня, когда он тихо произносит всего на расстоянии волоска от моих губ:
— Иногда они скрываются у всех на виду.
Его глаза его по-прежнему закрыты, а у меня по коже пробегают мурашки, и поднимаются волоски сзади на шее. Мои соски напрягаются, когда большим пальцем он проводит вниз по моей щеке, так нежно.
— Немного поцарапалась, — говорит он приглушенным голосом.
Я с трудом сглатываю и отстраняюсь от него.
Он как магнит, притягивает мой плюс к своему минусу. Это уже перебор на сегодня. Открываю глаза и обнаруживаю, что он все еще смотрит на меня. Я почти шепотом спрашиваю:
— Как тебя зовут?
Он медленно ухмыляется:
— Не важно. Ты забудешь мое имя, сразу же, как я уйду.
— Нет, не забуду, — обещаю я, делая небольшой шаг в его сторону.
Теперь его очередь делать шаг назад.
Он продолжает смотреть на меня. Эти глаза. Кажется, будто они все-все видят. Вдыхая, он отвечает на выдохе:
— Я Твитч.
Твитч?
Твитч? … В самом деле?
— Я имею в виду, твое настоящее имя? — спешу я внести ясность, чувствуя себя немного смелее.
— Это мое настоящее имя.
— Нет, имя, данное тебе при рождении, — отвечаю я, качая головой.
Он выглядит раздраженным.
— Именно это имя и было мне дано.
Теперь раздражаюсь я:
— Твоими родителями?