Огненный цикл - Хол Клемент

Тем не менее продвигались они довольно успешно. Опасные трещины больше не попадались, и спустя несколько десятков часов на застывшей лаве там и сям стали появляться островки плодородной почвы. Растительность становилась гуще, время от времени во впадинах на поверхности лавы можно было заметить лужицы воды. Очевидно, они приближались к краю лавового потока, ибо сама по себе лава была слишком пористой и не могла бы удержать на себе жидкость. Лужицы были затянуты коркой и пленкой каких-то пахучих растений, напоминавших Крюгеру морскую водоросль. Путники согласились еще некоторое время отдавать предпочтение кактусовому соку и не пробовать воду из этих луж; но само появление лужиц изрядно их подбодрило. Дар подтянул узел повыше и, как показалось Нильсу, удвоил скорость. Идти становилось все легче, неровности на поверхности лавы были теперь заполнены почвой, покрытой растительностью. Растения эти поначалу были невелики и напоминали Крюгеру кусты на газонах, но по мере того, как лужи встречались чаще, а участки лавы, видневшиеся из-под слоя дерна, — реже, растения становились крупнее, и вскоре стали попадаться настоящие деревья.

Большинство из этих растений Крюгер знал не хуже Дара — он в изобилии видел их во время своего путешествия по югу; и он на ходу выискивал среди них те, чьи листья и стебли, как он уже твердо усвоил, были съедобны. У него не было ни малейшего желания пробовать какие-нибудь другие. Когда Дар увидел растение, которое он знал, и предложил своему спутнику, тот покачал головой и сказал:

— Не пойдет. Все, что я ел на этой планете, мне пришлось пробовать впервые, не ведая, буду ли я сыт или же умру. После пяти проб у меня дважды болел живот, и я рад, что так дешево отделался. Я лучше подожду, пока не найду что-нибудь знакомое.

Дар не понял из этой тирады ничего, кроме отказа; отказ же он запомнил как еще одну загадку, требующую объяснения. В качестве рабочей гипотезы он принял, что Нильс знает растение, но оно ему не нравится. Такое предположение по крайней мере укладывалось в теорию о том, что Крюгер является обитателем лавового поля.

К тому времени, когда голубое солнце обошло небо и повисло на западе, деревья сделались уже достаточно густыми, чтобы укрывать путников в своей тени, а подлесок пошел такой частый, что серьезно мешал продвижению. Ни у кого из путников не было режущих инструментов, если не считать небольшого ножа в чехле, сохранившегося от комплекта оборудования из скафандра Крюгера, однако ножиком этим нельзя было прорубить путь через заросли.

В результате продвигались они теперь крайне медленно. Нетерпение, которое испытывал Дар, внешне ничем не проявлялось, по крайней мере так казалось Крюгеру, почти не разбиравшемуся в выражении липа аборигена.

Уроки языка продолжались, причем весьма успешно благодаря изобилию и разнообразию объектов, попадавшихся им по дороге. Крюгер чувствовал, что теперь они могли бы обмениваться мыслями совершенно свободно, и не понимал, почему этого не происходит. Оба знали уже множество существительных и порядочное количество глаголов. Постоянно увеличивался и запас прилагательных, поскольку предметов для сравнения было под рукой сколько угодно. Когда то и дело попадаются деревья разных размеров, нетрудно усвоить понятия «большой» и «маленький»; другое дело, когда надо сравнивать большую скалу и маленький кактус — неизвестно, идет ли речь о размере, о цвете или о форме или же вообще о чем-то совершенно не имеющем отношения ни к тому, ни к другому, ни к третьему.

И тем не менее что-то было неладно. Крюгер постепенно начал подозревать, что в языке его спутника имеются только неправильные глаголы, а склонений в нем столько же, сколько самих существительных. Со своей стороны Дар почти не сомневался, что язык Крюгера в большей, чем это пристало разумному языку, степени изобилует омонимами; звукосочетание «дерево», например, определяет и растение с длинными перистыми пурпурными листьями, и другое растение — с более коротким стволом и почти круглыми листьями, и совсем другое, различные образцы которого отличаются друг от друга размерами.

Конечно, они не могли сосредоточиться только на лингвистических проблемах. Джунгли кишели жизнью, и не все животные были безобидны. Обоняние Дара предупреждало их о близости некоторых плотоядных, но далеко не о всех; несколько раз ему приходилось хвататься за арбалет, а Крюгер стоял рядом, сжимая рукоятку ножа и надеясь на лучшее. Иногда животных, видимо, отпугивал незнакомый запах человека. Крюгеру приходило в голову, что та же причина может помешать зверю сожрать его, но он не горел желанием проверить это предположение на практике.

В первые сто часов путешествия по джунглям Дар подстрелил какое-то небольшое животное и, расчленив его ножом Крюгера, принялся есть с большим удовольствием. Крюгер взял кусок сырого мяса не без колебаний, но все же решил попытать счастья. Это было, разумеется, против всяких правил, но ведь если бы он следовал этим правилам — брать анализ любой пищи, прежде чем принимать ее, — он бы умер от голода еще несколько месяцев назад. На сей раз мясо оказалось вполне съедобным, хотя и не особенно вкусным, и по прошествии восьми-десяти часов Нильс решил, что может добавить еще одно блюдо к своему весьма куцему списку разрешенной еды.

Едва они вступили в джунгли, как Дар изменил курс и повернул на север-восток. Крюгер попытался выяснить причину и, поскольку запас слов у них увеличился, в конце концов понял, что его спутник стремится достичь не то озера, не то моря — короче говоря, речь шла о каком-то большом водоеме. Неплохое решение, хотя в воде они теперь не испытывали недостатка, так как то и дело переходили через многочисленные ручьи. Крюгер уже знал, что здесь, на севере, дожди идут регулярно в течение примерно ста часов перед восходом красного солнца и около пятидесяти часов после. Там, где он начал свое путешествие, далеко на юге, красное солнце не покидало неба, а голубое всходило и заходило как бы независимо от него; там погоду предсказать было гораздо труднее.

Однако дождя не было, и тут Крюгер заметил, что Дар словно к чему-то прислушивается. Он уже знал, что его спутник обладает острым слухом, хотя где у него уши — непонятно, и потому стал прислушиваться сам. Вначале он слышал лишь обычные лесные шумы — шелест ветвей и листьев на ветру, возню многочисленных живых существ, шорох капель, падающих с листьев, который, казалось, никогда не стихал, сколько бы времени ни прошло с последнего дождя. Но вот Дар несколько изменил направление, несомненно, он что-то услышал. Они прошли еще с полмили, прежде чем Крюгер понял, в чем дело.