Стальная дуга - Александр Авраменко

— Ой, люди добрые! Да что же тут деялось… Изверги энти, как из норы люди выйти не можуть, так залезут всей кучей и прыгають, поки земля не завалиться. Иной раз смотришь, а холмик всё шевелиться, несчастные из-под низу выкопаться пытаются. И не кормили их последние деньки уже ничем… Поначалу то две с лишком тыщи было тут, у лагере. Почитай все три без малого. А засим — меньше, меньше… Их и собаками травили, и живьём в ров скидывали, силушек то нема у бедолаг с голоду, не выбраться им оттель… Да ещё палками кидаются, или камнями… Последнее время и не стреляли по ним. Вытащат наружу, разденут, водой обольют, и всё… У них и тепла то в теле нет, не с чего взяться… Ой ты ж лишенько, ой ты ж горюшко людское…

Майор скрипнул зубами: ещё один вопрос к Бригитте. Первый — за сорок первый год, за сожженных заживо. И второй, за сорок третий — за Сталинградский лагерь для пленных…

— Я ж и говорю, хохлы энти, что звери! Немцы такое не делали! Что они вытворяли… Ось там, под тем столбом, лежит один лейтенант-лётчик. Его раненым принесли, нога стала гнить. Так они его на козлах, пилою, что дрова пилят, живьём… Изверги!

— Какие хохлы?!

— Да охранники лагерные, кто же ещё? Немец тут комендантом только был, а вся охрана, все надзиратели — хохлы…

Внезапно из саней донёсся слабый голос освобождённого:

— Дура девка. Я сам хохол, а то не украинцы были…

— А кто же?!

Мгновенно вспыхнув, упёрла девчушка руки в бока, готовясь сцепиться в жарком споре.

— То не украинцы, то — западенцы. Западники. Их ни один настоящий украинец за своих не считает. А что не люди они, то ты права. Они — нелюди…

…Александр курил одну папиросу за одной. Наконец ему поднесли на подпись протокол для Международного Красного Креста. Аккуратно вывел свою подпись, затем подошёл к привезшей его сюда машине.[4]

— Поехали. Быстрее отсюда. Не могу…

Он рванул ворот гимнастёрки, который душил его. Затем глотнул из фляги ледяной воды, вроде стало полегче… Тем не менее, отпустило майора только в расположении батальона. Он не стал рассказывать остальным, что видел. Просто объяснил, что вызывали по делу, в Штаб. И уже поздно вечером, после отбоя он впервые за всю войну напился, выпив почти пол-литра спирта. Иначе просто не мог уснуть — перед глазами всё стоял выстланный трупами ров…

Утром не было никакого похмелья. Увиденное в лагере не шло из головы. Но надо было жить дальше, тем более, что поступил приказ, продолжать атаковать противника. Теперь необходимо было добивать окружённых дальше. И вновь «Черчилли» пошли в бой. Только Столяров стал ещё безжалостнее, ещё хитрее. Пылали подбитые немецкие машины, врезались в окопы обороняющихся гусеницы. Пушка стреляла почти без перерыва. Позади атакующих русских оставалась земля, усыпанная мёртвыми врагами…

— Товарищ командир! Смотрите! Вроде бы белый флаг…

Александр приник к окулярам приборов наблюдения — точно, из здания свешивался кусок белой тряпки.

— Ты прав, Ваня. Сдаются.

Майор залез в карман за папиросами. Прикурил. Затем решительно открыл люк и выбрался наружу. Чистый морозный воздух обжёг лёгкие, даже слегка закружилась голова. Он устало опустился на край башни и сделал жадную затяжку, затем махнул рукой и крикнул:

— Эй, там! Выходи! Никто тебя не тронет!..

Они брели длинной нескончаемой колонной, голодные, закутанные в тряпки. Не армия, а куча усталых больных людей. И самое страшное — равнодушные. Устало шаркая не поднимающимися ногами по снегу, затем — по земле. Кое-кто падал, а остальные огибали лежащего мимо и шли дальше, не делая попыток помочь подняться несчастному. Норма продовольствия для германского солдата в последние дни составляла всего двести грамм хлеба в сутки… Попадались и другие — сытые, откормленные, прекрасно одетые. Но крайне редко. Удивило, что офицеры выглядели точно так же, как и все остальные. Тоже измождённые и усталые… Мимо пробежала группа автоматчиков.

— Сидишь, танкист? Слышал — Паулюс сдался!

Столяров даже приподнялся с брони:

— Не врёшь?!

— Сзади везут! В «эмке»!

И точно — спустя несколько минут послышался до боли знакомый завывающий звук мотора легковой машины Горьковского автозавода. Александр успел заметить сквозь мутноватое стекло худого, плохо выбритого немца в высокой фуражке, сидящего на заднем сиденье. Следом мчались два «виллиса» с охраной…

Новость мгновенно облетела все войска — взят в плен ФЕЛЬДМАРШАЛ Паулюс. Это звание было присвоено генералу 30 января 1943 года. Текст телеграммы гласил: «Поздравляю вас с производством в генерал-фельдмаршалы. Адольф Гитлер». Но радости произведённый в этот чин не испытывал, ведь по сути это был приказ к самоубийству. Никогда за всю историю ни один германский фельдмаршал не сдался в плен, и фюрер надеялся, что эта традиция не прервётся. Но он просчитался. Фридрих фон Паулюс капитулировал. В Берлине в это время шли похороны. Огромная усыпальница из гранита и бетона, почётный караул, закрытые гроба, засыпанные почти полностью цветами… Лично Фюрер и высшие чины командования прибыли отдать честь якобы застрелившемуся генерал-фельдмаршалу. По всей Германии и подчинённым ей территориям был объявлен трёхдневный траур… А что же в России? Бойцы и командиры, наконец, получили краткий отдых. Они отсыпались, писали письма, занимались личными делами. Верховный Командующий И. В. Сталин оценил подвиг сталинградцев весьма высоко, впрочем, как и весь остальной мир. К примеру, король Британии прислал «Почётный меч», в ознаменование великого подвига простых людей, не сдавших город, а дравшихся до последней капли крови. Не отстал и от британца и президент САСШ Франклин Рузвельт, наградивший Сталинград особой «Почётной Грамотой» Конгресса САСШ. Все же советские воинские подразделения, участвовавшие в разгроме немецко-фашистских войск, получили вскоре, в апреле, высокие звания гвардейских. Всего же в ходе операции «Кольцо» было взято в плен 24 генерала, 2500 офицеров и свыше 91 тысячи солдат…

Александр Столяров, майор танковых войск, стоял на Мамаевом кургане и смотрел на город, раскинувшийся у его ног. Впрочем, вряд ли можно было назвать городом груду развалин, в которую он превратился за полгода самых жестоких боёв в истории человечества. Отлетела в сторону выкуренная папироса, коротко прошипев в снегу. Тихо. Только ветер свистит. Впервые виден весь Сталинград. Ничего не горит, не вздымаются столбы дыма от непрекращающихся пожаров. Блестит на солнышке волжский лёд. Майор развернулся и пошёл вниз, к своим. Внезапно на мгновение остановился и рубанул рукой воздух:

— Восстановим! Ещё лучше прежнего!..

Глава 6

Чихнув напоследок и выбросив облачко сизого дыма из патрубков двигателя, штурмовик застыл на стоянке. Открылся фонарь, на плоскость вылез квадратный из-за мехового комбинезона пилот, помог выбраться бортстрелку, затем лётчик нырнул вниз, в кабину. Повозившись немного, выудил на свет божий здоровенного чёрного кота, прижал к груди, взъерошил шерсть на голове меховой варежкой.

— Говорили тебе, немчура чёртова — не фига тебе в воздухе делать, если самолётов боишься. Замёрз, наверное, разбойник?

Стрелок улыбнулся при виде этой картины. Впрочем, командира в полку уважали, и его любовь к коту считали за чудачество, позволительное такому асу, как подполковник Столяров. Чёрный кот по кличке Гитлер, подобранный Владимиром в степях под Сальском, прижился у нового хозяина. Одна только слабость была у животного — боялся он самолётов. При звуке работающего авиадвигателя котяра прижимал уши к спине, выгибал спину горбом и начинал орать дурным голосом. Видно, попадало животное под бомбёжку… Тем не менее, Владимир был поражён до глубины души, когда во время одного из вылетов Гитлер спрятался в кабине пилота и вылез наружу только после приземления самолёта. Где кот умудрился схорониться — не понимал никто. Ведь вроде всё на виду. Но, тем не менее, животное объявляло о своём присутствии только тогда, когда самолёт заходил на посадку, цепляясь когтями за меховой унт лётчика и требуя посадить его на колени…

— Как слетали, товарищ командир?

— Нормально. Потерь, как видишь, нет. Но дырок в плоскостях привезли немеряно. Придётся механикам попотеть.

— Такова уж их служба…

Майор Камерер окинул взглядом залитый маслом капот самолёта.

— Опять?

— Да. Давит движок, всё наружу гонит. Хорошо, что Костя спринцовку с бензином приделал. Разок плеснёшь — вроде видно. Но это не дело. Надо что-то делать. Новые ещё не поступили?

— Да нет… Всё обещают.

Столяров со злостью сплюнул на прикатанный снег.

— Сволочи! По другому и не назовёшь! Окопались в тылу, дармоеды, а у полка скоро ресурс закончится. Короче, замполит, пиши своим орлам из политотдела, что через неделю полк боевую задачу выполнить не сможет, в связи с массовым выходом моторов из строя.