Немного ночи (сборник) - Андрей Юрич

Валя пыталась ловить взгляд Сергеева, когда они ужинали в тесной кухне, сидя друг против друга за маленьким шатким столом. За стеной вода била грохочущей струей в соседскую раковину, звенела посуда, и монотонно бубнил телевизор. Иногда раздавались живые человеческие голоса, говорящие что-то бессмысленное.

Сергеев не отводил взгляда. Он будто смотрел сквозь Валю, отстраненно и внимательно. И ей хотелось обернуться, чтобы увидеть, на что он смотрит сквозь ее голову. Его глаза всегда казались немного сонными и усталыми. Но Валя понимала, что это маска.

Однажды он посмотрел на нее совсем не так. Когда она чистила картошку, нагнувшись с табуретки вниз, к облупленной эмалированной чашке, куда кривыми грязными спиральками падала из-под ножа картофельная кожура. Она сразу даже не поняла, что за ощущение вдруг прошло волной по ее коже. Недоуменно подняв голову, она заметила его взгляд. Он стоял, опираясь сцепленными за спиной руками о подоконник, и смотрел в вырез ее халата. Ее губы поплыли в дурацкой усмешке, ей захотелось отвернуться, но она сдержалась. И продолжила все так же чистить картошку, думая о том, что у халата нет верхней пуговицы и, когда она нагибается над чашкой, кухонная лампочка высвечивает ее под халатом от шеи до живота. Впрочем, ощущение больше не повторялось. Он больше не смотрел.

Василий Петрович приехал за ней на черном лоснящемся BMW. Валя переоделась в свою прежнюю одежду, чистую и не напоминающую ни о чем. Потом вышла из комнаты, где переодевалась, подошла к стоящему у входной двери Сергееву, легко приникла к нему телом и поцеловала в мягкие губы. Он ответил на поцелуй неожиданно уверенно. Она обняла его, ей хотелось еще. Но он отстранился и сказал:

– Извини, но ты сама знаешь, что это была игра.

– Можно я тебе позвоню? – спросила Валя.

– Я уже разобрался в этой теме по математике. Но если случится что-нибудь плохое, звони.

– Вот еще…

Валя вышла из подъезда. На скамейке у крыльца сидели трое парней в спортивных штанах и старых кожаных куртках. Валя подошла к машине, изящно открыла дверцу, красиво села на сиденье.

– Здравствуй, Валя, – сказал Василий Петрович.

Валя промолчала.

По дороге Василий Петрович рассказывал, что мама действительно думает, что Валя жила с Сергеевым. А он, Василий Петрович, все знает. Валя совершила недопустимую глупость, но по молодости лет ей это прощается. Хотя кто он такой, чтобы прощать ее или не прощать. Он всего лишь человек, который ее содержит, и от которого будет зависеть ее поступление в университет, карьера и большая часть дальнейшей жизни. Понимаешь, Валя?

Валя чувствовала, что понимает.

Сергеев закрыл за Валей дверь, пошел на кухню, воткнул в розетку шнур старого, блестящего латунными боками, электрочайника и сел за стол. Было слышно, как за окном прошуршала шинами машина. Иномарка. У отечественных машин слышится шум мотора, а не шинное удовлетворенное шуршание.

Чайник стал издавать чуть слышный ноющий звук. Сергеев встал, достал из шкафчика кружку, на глазированном боку которой было написано «I tea». Между двумя нерусскими словами помещалось свекольное сердце, означающее слово «Любовь». Еще он достал из того же шкафчика картонную пачку, цвета прелой моркови. Насыпал из нее в кружку гранулированного чая. Больше всего чай напоминал мышиный помет. Глубоко осознавая этот факт, Сергеев налил в кружку кипятка и стал наблюдать, как темнеет настой.

Чай пах ничем. Не в том смысле, что ничем не пах, а именно пах ничем. На вкус был тоже – ничто. Разве, немного отдавал половой тряпкой.

Сергеев пил мутноватую, негорькую, но вяжущую во рту жидкость и пытался представить, как пахнет настоящий мышиный помет.

Внутри Сергеева, по мере опустошения кружки, формировалась странная меланхолия. Будто отсутствие вкуса и запаха выпиваемой жидкости превращалось внутри в чистое отсутствие. Отсутствие, ощущаемое всем телом. Будто желудок не наполнялся, а исчезал, и растворял в ничто все другие внутренности.

Сергеев рассматривал женский профиль на пачке чая перед собой. Было написано, что это принцесса.

Сергеев думал о недавнем поцелуе. О физических взаимоотношениях полов.

Валя очень обрадовалась возвращению домой. У нее снова была своя комната, и своя ванная, и вкусная еда в холодильнике, кот Мурзик, компьютер и фарфоровые гусята.

В своей комнате она первым делом легла на кровать и стала подбрасывать вверх подушку. Потом пошла в ванную, набрала полную ванну воды, насыпала туда ароматических солей, добавила пены и долго сидела, голая, среди мокрых горячих запахов тропических растений.

Вечером пришла мама. От нее пахло новыми духами и немного коньяком, она была в гостях. Она обняла и поцеловала дочку. Валя улыбалась, но ей было немного страшно. Потому что предстояло объяснение.

Перед ужином они собрались втроем в кабинете Василия Петровича. Он рассказал Валиной маме, что ее дочка действительно сделала серьезную ошибку, но ругать ее за это не стоит, потому что она все осознала и поняла, что была не права.

– Но, – сказала мама, – Петя мне кажется, все-таки, неплохим парнем… Может быть, Валя продолжит отношения с ним, потому что, конечно, совместная жизнь в таком возрасте и таких условиях… Но это не означает…

– Да, – ответил Василий Петрович, – Вале больше не нравится этот мальчик. Валя решила полностью посвятить себя учебе. Она понимает, что это важнее.

– Да, – ответила Валя.

Она даже немного развеселилась, когда представила, что не будет больше делать вид, что дружит с Сергеевым и садиться за его парту. Сергеев поймет, как много потерял.

На ужин была фаршированная грибами и гречневой кашей курица. А потом, поедая розовое клубничное мороженое из сливочно-белой фарфоровой чашечки, Валя решила как-нибудь похвастаться, что умеет варить суп.

Учитель Вотанен очень обрадовался появлению Вали в классе. Он протяжно улыбнулся и сказал, со сладостью в голосе:

– С выздоровлением, Валя.

Валя ответила:

– Ага…

Она посмотрела ему в глаза. И потом, на протяжении урока, они еще много раз смотрели друг другу в глаза. Учитель был одет в тот день в синюю рубашку, темно-зеленую вязаную жилетку и великолепные черные брюки, которые так замечательно смотрелись на его стройных ногах. Галстука он не носил принципиально. И даже наоборот – всегда расстегивал верхнюю пуговицу рубашки, чтобы выглядеть проще и естественнее. Шея у него была чистая и тоже красивая.

А когда он, стоя перед классом, поворачивался к доске, чтобы ткнуть указкой в какую-нибудь схему или написать условия задачи, он думал, что некоторые девушки, наверняка, разглядывают его задницу. Потому что он гордился даже своей задницей. И, как ни странно, совершенно обоснованно – она действительно многим нравилась.

На уроках математики Сергеев по-прежнему сидел на задней парте. Он соврал Вале, что разобрался в теме. Он, как всегда, с ошибками решал уравнения, и отметки его снова стали плохими.

Валя иногда проводила взглядом по его слегка неопрятной фигуре и, почему-то, старалась поскорее перестать на него смотреть. Она чувствовала себя обиженной Сергеевым. А так как терпеть обиду от столь невзрачного существа было для нее оскорбительно, она старалась убедить себя, что никакой обиды нет и что он ей просто неприятен. Как всегда.

Сергеев смотрел на Валину спину и затылок. И по повороту головы угадывал моменты, когда она переглядывалась с учителем на уроках физики. Ему хотелось ударить учителя кулаком в чистое красивое лицо. И он не мог объяснить себе причину этого желания. В результате длительных периодов самокопания, когда уравнения не решались, а делать все равно было нечего, он пришел к выводу, что просто очень не любит, когда учитель ТАК смотрит на учениц.

Мысль о ревности приходила к нему в голову, но он не нашел для нее оснований. Поэтому отверг раз и навсегда.

Учитель Александр Александрович Вотанен очень хотел ученицу Валю Протасову. Он отдавал себе полный отчет в незаконности такого желания и в его вероятной наказуемости, в случае осуществления. Поэтому он не предпринимал активных шагов для достижения цели. Но отказать себе в маленьком удовольствии игры в полунамеки он не мог. В конце концов, от этого, ведь, никому не становилось хуже. Опасные игры доставляют столько удовольствия. Удовольствия так мало в жизни учителя физики. И жизнь его безопасна.

Постепенно, недели через три-четыре, к Вале пришло понимание, что ничего не изменилось. Она все также вела правильную жизнь, получала хорошие отметки, переглядывалась с Вотаненом (разве что чуть интенсивнее), ходила в гости к подружке, правда уже не к Свете, а к другой, но особой разницы она и сама не замечала. Изредка она встречалась с Пашей и терпела его нудные разговоры во время совместных прогулок и его глупейшую манеру целоваться и лапаться в темноте кинозала. Впрочем, в постели Паша был весьма неплох, и после занятий сексом любил гладить ее по спине, что было очень приятно.

Все новое, что входило в ее жизнь, было давно запланированным и ожидаемым и поэтому не казалось таким уж новым. Размышления о платье для выпускного вечера, подготовка к экзаменам, и даже разговоры об автомобиле, который, может быть, ей подарят на восемнадцатилетие. Валя подозревала, что это будет мамин желтенький «Рено», потому что последнее время маме нравился голубой цвет.