Люба - Майя Фролова

Люба деньги уважала, доставались они не просто — хоть в бабушкином хозяйстве, хоть на работе у родителей — требовались труд и время. Видела она, конечно, и в школе, что у ребят деньги водятся и тратятся беспечно: на мороженое, пирожные, на те же сигареты. Сама Люба могла покупать лишь то, без чего не обойтись: книгу для занятий, готовальню, тетради. В кино сходить или в театр, если культпоход, ей тоже давали.

Водились деньги и у Аллочки, но ведь она в доме за хозяйку, ей и то купить нужно, и другое, Люба не замечала, чтоб Аллочка швырялась деньгами впустую.

Разговор в парке был более откровенный и громкий, чем во дворе, где все же оглядывались на окна и проходивших мимо взрослых. Говорили о дисках, обсуждали какую-то драку, последнее кино, детектив с выстрелами и ревущими мотоциклами, жестокими мужчинами, затянутыми в кожу, — тот же шлем, очки вместо лица. Как видно, это было идеалом компании — сила, скорость, беспощадный удар, чтоб смести с дороги препятствие, даже если это человек. В пылу разговора употреблялись хамские, привычные здесь словечки, они били Любу по ушам, но она подхихикивала, как все. Неловко, а не остановишься: рот уже независимо от тебя растягивается в ухмылку.

Вскоре Любе снова повезло: родители уехали к бабушке на субботу и воскресенье за картошкой и прочими припасами, дровишек напилить-наколоть, сена привезти с дальнего покоса. В другой раз Люба и сама рвалась бы с родителями: с друзьями старинными повидаться, помериться, кто как вырос да поумнел, на теплой печке, где каждая трещинка в трубе знакома, лениво поваляться, козу Туську старинным деревянным гребнем вычесывать, пироги с бабушкой затеять, кидать березовые чурки в пылающую печь, чтоб живое пламя опаляло лицо… Но будет ли еще такая возможность — на два дня бесконтрольно дома одной остаться?

Люба поняла: компания требует определенного уровня — знания дисков с записями модных ансамблей, умения легко включаться в разговор, острословить, быстро среагировать на чью-то реплику, ответить, не обижаясь на грубость. А главное, нужны деньги, хотя бы на мелочи: пепси, фанту, мороженое, сигареты. А игровые автоматы… Можно один раз, другой сделать вид, что случайно оказалась без денег, а дальше?..

Компания вынуждала к активности, иначе так и будешь в вечной униженности. Где взять денег? Попросить у бабушки? Но бабушка и так отдает все, что может. А где берут другие? Потершись около компании, она и об этом узнала. Самый примитивный и непопулярный способ, доступный в основном мальчишкам, — подбирать бутылки под кустами и в подъездах домов, разгружать вагоны. Но этот примитив для тех, кто не умеет проворачивать других делишек. Компания занималась перепродажей каких-то вещей (не отсюда ли и прозвище Анжелы?), какие-то общие деньги связывали лидеров, какие-то дела, в которые Люба не была посвящена.

А ей этого и не нужно. Рада, что с краешку прилепилась, не гонят. Но без денег плохо, тут даже с краешку не продержишься долго. Что же делать? Чтоб хоть какая-то мелочь звенела в кармане, Люба и в кино перестала ходить, завтраки себе покупать. Хоть двадцать-тридцать копеек швырнуть в фасонную шапочку, когда на бутылку складываются, — все же какое-то право возникает быть при них.

Не каждый вечер Люба во двор выходит, нужно ведь и пошить, и повязать, никто для нее нарядов не припас. Безрукавочку себе выстегала по всем правилам, на груди ромбики цветной шерстью прошила, пушистые кисточки на шнурочках прицепила. Даже Анжела пару раз взглядом любопытным по Любе прошлась, обнову приметила.

К юбке бахрому кружевную вывязала, гольфы толстые, пестрыми кольцами связала. Не фирма, конечно, но вязание с красивыми узорами всегда в моде. В такие вечера, когда дома делом занималась, звонила Аллочке, та приходила, вместе вышивали, мама подсаживалась, говорили о том о сем, никаких претензий Аллочка Любе не высказывала, но была сдержанна, разговаривала в основном с мамой. Люба испытывала неловкость перед подругой, злилась, мысленно оправдывалась: почему она должна проводить все время с Аллочкой? Ее интересуют и другие девочки и ребята, пусть бы и Аллочка шла с нею к ним. Но представить Аллочку в компании, слушающей все эти разговоры и шуточки, отпивающей из бутылки свой глоток, шаркающей лениво по тротуару, небрежно расталкивая прохожих, было невозможно.

А Любе уже нравится видеть, что кто-то и ее опасается, обходит, уступает дорогу только потому, что она при компании. Шла бы одна — кто бы ее заметил, кто бы шарахался в сторону? Сама шарахалась бы от каждой встречной тени. Пожалуй, это было главное, что держало Любу при компании, — появившаяся уверенность в себе. Люба смело, насмешливо смотрела в лица прохожих, с удовольствием ловила во взглядах испуг, намеренно выставляла локоть — задеть, толкнуть…

Как-то, ввалившись в игровой зал, возбужденная вином, прогулкой по бульвару, где при их появлении со скамеечек испуганно взметались парочки, компания победоносно оккупировала автоматы.

…Люба почувствовала чей-то взгляд, подняла голову, увидела по ту сторону автомата насмешливые глаза, ослепительные зубы: школьная «троица» со свитой мальчишек. Люба поспешно нажала рычаги автомата — мимо. Больше монеток нет, нужно отходить, уступать другим. А другие — это «троица», они уже направляются к Любе: отодвинься. Опять ее, бесхарактерную тетерю, унизили. И кто? Все та же ненавистная «троица», которая отравляет жизнь в классе.

«Троица», однако, приметив Любину компанию, не храбрилась тоже. Хотя и в окружении мальчишек, заоглядывались, быстро перешли на освещенный многолюдный тротуар, юркнули в подъезд.

На следующий день в классе Люба демонстративно направилась к своему месту по тому проходу, где «троица» что-то горячо обсуждала. Люба подошла, остановилась сзади. Пусть будут ей благодарны, что вчера она прикинулась, будто они ей незнакомы, а то «боги» сбили бы с них спесь.

Люба прошагала к своему месту, вскинув голову, напружинив плечи — не горбиться! Спина ее, затылок были очень выразительными: и впредь уступайте! Видели вчера? Поняли?

— Лучше уступить, ведь эти, вчерашние, еще и с четверенек не поднялись. Человеческим языком не объяснишься, — произнес вполголоса кто-то из «троицы».

По классу прошелестело, что Люба «в той компании». На доске кто-то написал: «Рожнова получила рожно». Плевать! Раньше не замечали, хоть разбейся, теперь заметили, всполошились. Им-то какое дело, в какой она компании!

По дороге из школы у них с Аллочкой произошел неприятный разговор.

— Когда придешь домой, посмотри на себя внимательно в зеркало, — сказала Аллочка.

— А что? — Люба испуганно тронула лицо.

— У тебя в лице появилось нечто нахальное.

— Ну и что? Тихоней разве лучше быть?

— Может, и не лучше, только ты такая мне не нравишься.

— Не нравлюсь? Ну и не надо. Ты мне тоже, может быть, не нравишься!

Аллочка ничего не ответила, замедлила шаг, отстала. Распаленная Люба почти бежала. Подумаешь, лицо нахальное, не нравится ей! Ну и пусть не ходит, сидит в своей шикарно квартире одна, а Любе теперь не скучно, у нее друзья.

Друзья? Ни к кому бы из компании этого слова не приложила, он там не произносилось, там царствовало другое — «свой». И опять сомнение: свои ли они для нее? А она им своя?

Люба даже рассердилась на себя: почему она не может жить легко просто, как другие? Вся перекорежилась от разных мыслей и сомнений.

Компания была чем-то взволнована, что-то явно замышлялось. «Боги» со своими девчонками отходили к кустам, шептались, смотрели на часы. Но остальных не посвящали.

Появилась бутылочка. Люба приложилась тоже: подумаешь, один глоток! Для веселья выпить не страшно, а даже нужно: перестаешь стесняться неизвестно чего, забываешь, что ты некрасивая или в одежде у тебя что-то не так. После бутылочки рассиживаться на скамейке не стали, поднялись, пошли гурьбой. По тому, что шли быстрее обычного, было ясно, что впереди какая-то цель, какое-то событие.

И действительно, направились не по знакомому маршруту — на бульвар, к кинотеатру, — а в жилой массив. Прошли мимо светящихся башен-домов и оказались в более уединенном и затемненном месте: школа с темными окнами, рядом детский садик и ясли.

В детском саду и яслях часть окон была освещена, но задернута шторами. Здесь работала Любина мама, и Люба знала, что детишек, которые живут в детском саду круглосуточно, уже уложили спать, нянечки убирают комнаты. Любина мама, чтоб подработать, иногда подменяла ночную няню, и раньше Люба частенько заглядывала в детский сад, возилась с ребятишками, помогала укладывать, приводить в порядок их шкафчики, наклеивать в альбомы рисунки.

А сейчас Люба стоит за забором, как разбойник, прячется за куст, вздрагивает от каждого шороха. Ее поставили здесь и наказали смотреть во все глаза и во все стороны. Если кто-то появится, она должна прошмыгнуть к другому такому же караульщику у калитки, а тот передаст об опасности дальше.