Возрождение Феникса. Том 1 (СИ) - Володин Григорий Григорьевич

— Свиридовы звонили? — сразу догадываюсь.

— Они, скоты, — не сдерживается Тимофей и тут же замолкает от строгого взгляда барыни.

— Сеня, глава рода Анатолий Свиридов требует нас немедленно явиться с извинениями к нему в усадьбу, — грустно сообщает Елизавета.

— За что же я должен извиняться? — интересуюсь.

— По словам Анатолия, за то, что сломал руку его сыну.

Мне становится смешно. Ибо, как говорят аборигены, овчинка выделки не стоит.

— Подобный перелом же лечится одним мановением руки Целителя. В чем проблема?

Да, я уже изучил основные разновидности стилей войстези — системы духовных умений и практик манипуляций живы. Еще в Российской Империи ее называют саммо или самооборона ментальным оружием. Так вот, Целители — это настоящие кудесники. Они, буквально, способны вытащить человека из клыков смерти. Стиль Троян излечивает любую рану, любое физическое повреждение. Главное, чтобы раненому повезло, и Целитель вовремя успел к нему. Вот Арсению не повезло. Когда в Москве его травмировали, Целителя поблизости не оказалось. Поврежденную мышцу ноги не успели восстановить, и она отмерла. Когда же Целитель наконец подъехал, восстанавливать было уже нечего — врачи удалили мертвую мышцу.

— Сеня, дело не в тяжести травмы, — вздыхает мама. — Дело в чести, по словам Анатолия.

— Придраться к тебе хотят, барин, — подтверждает Тимофей. — Обвинить в намеренном оскорблении члена рода. И под этим предлогом высосать у твоей матери завод или дом. Их не волнует, что ты защищался. Никто не подтвердит это. Там из свидетелей были только слуга Свиридовых, да еще тот дворяненок, которого ты купаться заставил.

— Еще Степка.

— Будет молчать твой Степка, — отмахивается наш мастер на все руки. — Он сам сказал, что у него отец батрачит на фабрике Свиридовых. Прижмут мужика, пригрозят увольнением, тот сразу велит сыну заткнуться, а заупрямится — ремнем отхлещет.

— Что будет, если мы не придем к Свиридовым на поклон? — спрашиваю мать.

— Анатолий сообщил, что вызвал земского исправника Юрия Давыдычева. Он хочет присутствовать на нашей встрече, чтобы дать нам возможность мирно решить вопрос. Если мы не явимся или на встрече откажемся «извиняться», исправник согласует проведение заседания Нижнего земского суда. Суд мы скорее всего…

— Проиграем, — догадываюсь по ее печальному тону.

— Два из четырех земских заседателя — друзья — не друзья, но хорошие знакомые Свиридовых, — столбовая дворянка опускает голову.

Что-то она совсем поникла. Сейчас подбодрим грустную сударыню.

— Есть третий вариант, мама, — в моих словах звучит бодрящая сила, голос испускает почти физическую харизму, заставившую Елизавету выпрямится и гордо расправить плечи. Усталое выражение красивого лица разглаживается, теперь передо мной сидит знающая себе цену аристократка. — Мы покажем, что Свиридовы устроили корыстный фарс, и Давыдычев откажет подлецам в суде.

— Как ты думаешь это сделать? — хлопает глазами Елизавета.

— Решу на месте, нам пора выдвигаться, — бросаю взгляд на настенные часа. — Захвати справки с больницы о моем увечье.

— Хорошо, но они вряд ли понадобятся. На встречу так же придет доктор Николай Амосов. Если вдруг что, он подтвердит твою травму.

— Понятно. — Амосов следил за состоянием Арсения, когда его привезли в Тверь. Видимо, он также лечащий врач у Свиридовых.

В машину садимся через пятнадцать минут. Я заставил маму переодеться, даже указал, какой стиль одежды выбрать, и она преобразилась в строгую леди. Хотя в России принято выражение «госпожа». В общем, черное элегантное платье ей идеально подошло.

За рулем устраивается наш бессменный мастер на все руки. Бедный мужик, и меня нянчит, и Феньку с Доськой строит, и развозит барыню по делам. Ничего, за хорошую службу он будет щедро вознагражден. Ведь теперь Тимофей работает на Префекта Легиона Фениксов.

— Заедем в город, Тимофей, — распоряжаюсь, набирая в поисковике «Мастерская по дереву». — Адрес — Минская, семь.

Мама удивленно посмотрела, но промолчала.

Восемь минут пролетают с ветерком, и «Волга» останавливается прямо напротив вычурной двери, у невысокого крыльца. Стуча по ступенькам костылем, я поднимаюсь внутрь, Елизавета следует за мной.

— Сынок, ты уверен, что сейчас самое время для этого? — оглядывает она витрину с тростями.

— Уверен, — коротко отвечаю и поворачиваюсь к продавцу. — Покажите экземпляры с резными рукоятками.

— Прошу сюда, сударь, — указывает продавец на витрину у окна и начинает с гордостью нахваливать товар. — Эти шедевры вырезает лично мой дед, опытный резчик и член гильдии ремесленников. Баланс каждой выверен до грамма.

Позвенев ключами, он открывает замок витрины и поднимает стеклянную крышку.

Мое внимание сразу привлекает черная трость с белым навершием в форме парящего орла. Беру это произведение искусства в руки. Поверхность трости гладкая. Взвешиваю товара на ладони. Правда, идеальный баланс.

— Отличный выбор, господин, — улыбается продавец. — Трость предназначена для постоянного использования. Резьба по дереву. Материал эбен. Навершие выполнено в виде парящего Феникса, птица вырезана из слоновой кости, рукоять эргономична, удобно помещается в ладони.

Я хмурюсь. Феникс — птица, безусловно, хорошая. Но эбен и слоновая кость — дорогие материалы. Трость будет стоить не меньше трех тысяч рублей, на эту сумму можно купить бюджетный автомобиль. С нынешним достатком незачем позволять себе такую роскошь. Тем более, что больше недели с тростью я не прохожу. Просто не могу себе позволить даже столь короткое время выглядеть никчемным инвалидом.

— Прекрасно, но мне не подходит.

Откладываю «феникса» обратно на бархатное ложе. Продавец разочарованно опускает плечи. Усмехаюсь — поди уже выбрал жаркую страну, куда сгонять на отдых. Я выбираю трость попроще и поднимаю взгляд на продавца:

— Эту.

— Материал: кедр плюс берёза, трость комбинирована, — да он едва не плачет. — Навершие без резьбы, стеклопластик. Всего шестьдесят рублей.

— Возьмите, — Елизавета протягивает кредитку. Усмехаюсь. Давненько мне женщины ничего не покупали.

Уже на улице я выбрасываю костыль в мусорную корзину у лестницы.

— Сынок, ты уверен? — волнуется мама. — С тростью сложнее ходить, чем с канадкой.

— Не беспокойся. Просто нужно иметь сильные руки, — открываю дверь машины и пропускаю даму. — У меня их целых две.

Захлопнув за мамой дверь, я ощущаю первый результат моего внешнего преображения. Девочки-подростки в цветных кофтах и коротких джинсовых юбках остановились и игриво заулыбались мне. Отвечаю куртуазным кивком и, больше не обращая внимания на прелестниц, обхожу машину, чтобы сесть с другой стороны.

— Теперь можно и к Свиридовым, — задаю направление нашем водителю.

— Сень, ты чего удумал? — бросает Тимофей взгляд через плечо на мою обнову из кедра и березы. — Зачем это?

— «В человеке должно быть все прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и палка, с которой он таскается», — перефразирую я аборигена-классика.

Покачав головой, Тимофей выруливает на дорогу. Мама ничего не говорит, лишь смотрит на меня беспокойно.

Проходит еще пятнадцать минут, и мы добираемся до усадьбы Свиридовых. Елизавета надевает хладнокровную маску, только все равно не удерживается от пары завистливых взгляд. Наш дом не уступает в величине и красоте фасада, но людей для обслуживания поместья у наших оппонентов больше в разы. Тут и садовник, и охрана, и снующие между строениями слуги. Что же, логично, этот род не проиграл в войне с Выборгскими почти всё свое состояние.

Тимофей, как слуга, остается у машины. Миловидная служанка провожает нас с Елизаветой до дверей кабинета.

— Вам сюда, Ваше Благородие, — девушка обращается к матери, как к старшей гостье, бросив быстрый взгляд на меня. Успеваю перехватить его и легкой улыбкой задержать на себе внимание. Служанка краснеет и отступает в сторону.

— Позволь мне первому войти, мама, — не дожидаясь ответа, я толкаю ажурную, в вычурных врезках дверь. Первым, что увидят собравшиеся внутри, будут моя трость и хромающая нога. Пускай исправник и доктор лицезрят, кого обвиняют в избиении здорового лба.