Нити Жизни - Эль Море

Раньше я считала, что если все идет идеально — это не жизнь, а какая-то пресная, мыльная опера, словно и не живешь. А жизнь — она не такая, это не спектакль, где все роли уже давно распределены. Но я глубоко заблуждалась. Жизнь — это шоу. Но я и вообразить не могла, что в этой постановке мне достанется честь выступать в роли шута. Я плакала.

Я никогда не верила в Бога. Я была атеистом до мозга костей. Мне надо было сначала доказать и тогда я бы сказала: «Да. Верю». Но сегодня в мою душу закралось сомнение. Мне было страшно, и паника захватила меня.

Как ни странно, но ничто не мешает мне постучаться в его двери: ни прошлое, ни настоящее, ни чувство собственного достоинства, примером которого всегда было отрицание его существования. Но куда мне до него, он где-то там — недостижим, а я-то всего лишь здесь. Не скажу, что он приобрел чего-то за счёт меня, но, надеюсь, я была сильной рукой в команде, делающей для него хоть что-то. По крайне мере я надеюсь на это.

— Почему ты обо мне забыл? — скажу, обратив взор в пустоту. — Ведь когда-то я была нужна тебе, — повторю. — Однажды. Но не сейчас?! Ответь, молю…

«Как же так? Разве я такое ужасное существо, что не имею право быть счастливой?» — череда вопросов, заполонивших мое подсознание, мучили меня.

Я сидела на полу в своей комнате и рассматривала старые фотографии. На них было столько знакомых лиц и все улыбались. Какое-то неопознанное, теплое чувство разлилось по телу, начиная от сердца и заканчивая кончиками пальцев. Мне было хорошо и уютно. На миг время словно замедлилось. Я услышала стук собственного сердца — удар за ударом. Я медленно потянулась к запястью руки и, сжав его, ощутила сильную пульсацию — пульс выбивал чечетку. Кровь закипала во мне. Что-то словно ударило меня по голове, и в туже минуту я… потеряла сознание.

Когда я пришла в себя, надо мной уже кружили санитары скорой помощи, в дверях стоял папа и нервно переводил взгляд от меня к тихо рыдавшей матери в углу комнаты и обратно. В его голубых глазах застыл ужас, а в напряженном лице просматривались легкие очертания морщин. Его лоб был в складочку. Это выражение лица, эта серьезность были новы для меня. Таким я его еще не видела ни разу. А потом в комнату вошла Алина — моя младшая сестра. Подобно тени, она проскользнула к матери и села подле неё. Обняв её за плечи, что-то шепча, старалась ее успокоить, но ничего не помогало. Слезы душили ее.

И мне было нестерпимо больно, от того, что я причинила им столько беспокойства за один сегодняшний день. Я стала причиной их несчастья, заставив страдать в том, в чем они были не виноваты. Моя душа обливалась кровью. Не в силах это выдержать, я закрыла глаза и провалилась.

Вокруг было темно и холодно. Мир, который я столь долго искала, оказался всего на всего черным закоулком моей истерзанной души.

Как известно, все тайное рано или поздно становится явным. Так почему мы молчим, когда душа кричит? Не находим силы, чтобы сказать то, что чувствуем. Зато подбираем тысячу других ненужных слов и лживо ими бросаемся. А потом корим себя без конца внутри — за семью печатями. Но, оказавшись единожды сами с собой на исповеди, мы всё равно признаемся. И я кричала во весь голос: «Я ненавижу вас!».

Тем вечером, мой рот не изверг ни единого слова, но мои мысли рассказали всё. То, в чем я так боялась признаться, оказалось правдой. Я обвиняла своих родителей во всём.

Когда мне поставили диагноз, мне было почти шестнадцать лет, тогда я еще училась в школе. Тот приговор, слова, сказанные врачом, застряли в моей голове и, не переставая, вертелись: «Сердце вашей дочери работает не стабильно, от недостатка насыщения кислородом она может умереть в любую секунду».

— Ей придется расстаться с обычной жизнью, вы же понимаете? — вещал доктор. — Старайтесь огородить её от нагрузок и стрессов… мне жаль, — закончил он.

Пауза, тишина, что захватила мой разум, что это было: страх или отчаянье? Порок сердца, о котором никто ничего не знал и даже не подозревал до сегодняшнего момента.

В тот день моя мама проплакала всю ночь, отец молчал, но в ту ночь одной пачки сигарет не хватило даже на три часа, хотя он не курил никогда. С тех пор моя жизнь действительно изменилась. Я потеряла над ней контроль.

Сначала я перестала посещать уроки физкультуры, представив справку о том, что у меня якобы острое обострение астмы. Хотя этому я была только рада. Я никогда не любила физические упражнения. Только одно упоминание об этом уроке уже вызывало у меня рвотные позывы. Потом распрощалась с гимнастикой и танцами, затем с занятиями по плаванью и всем остальным.

Мы постарались тщательно все скрыть, пока оформляли необходимые документы. Я могла стерпеть всё, но только не жалость в отношении себя. Я не хотела видеть в смотрящих на меня глазах печаль, я не хотела всего этого. Никто не знал, что происходило со мной, просто с каждым днем умирала очередная часть меня, но я не позволила окружающим узнать правды. Я приняла не простое решение. Друзья не понимали меня, обижались и злились. Мы становились чужими и отдалялись. Больше не ощущалась та связь, что соединяла нас всегда. Было слишком много не договоренного. Так, круг моих друзей неумолимо сужался. Но, что я могла поделать? Ничего. А через полтора года мы покинули эту страну. Забрав с собой маленькую часть той — прошлой жизни. Жизни, где мы были все же счастливы, чтобы там не было.

Я словно исчезла из этого мира, хотя я еще дышала, ощущала и испытывала эмоции, мое сердце уже не говорило со мной как раньше, казалось, оно сломалось…

Иногда делая шаг вперед, мы лишь возвращаемся назад. И если в тот момент кажется, что вы падаете в пропасть, не медлите, а повернитесь и бегите как можно дальше.

Можно долго игнорировать и прятаться от собственных чувств, но однажды, они настигнут вас, и каково будет столкнуться с ними лицом к лицу?

Я отвечу вам — это предательски больно и не выносимо.

Преодолев привычный маршрут, я вошла в палату. Она вся была залита солнечным светом. Лучи светила царствовали повсюду, касаясь каждого предмета. Застыв на пару мгновений, я проследовала к открытому окну и выглянула. Там внизу по аллеи в направлении автобусной остановки шла моя матушка. Я провожала ее взглядом до тех пор, пока силуэт её окончательно не скрылся за воротами. «Почему она не обернулась», — подумала я. Закрыла окно и пошла в постель. А через минуту в дверь постучали.

— Входите, — сказала я.

Дверь отворилась, и в палату вошли двое. Одного из них я хорошо знала — это был мой лечащий врач. Пожилой мужчина, которому давно уже перевалило за пятьдесят. Его виски украшала благородная седина, а вот остальная часть волос сохранила свой насыщенный черный цвет. Он был японцем.