Легенда о седьмой деве - Виктория Холт

Я кивнула. Бабушка улыбнулась, словно ответила на мой вопрос.

— Я пить хочу, душечка, — произнесла она. — Принеси-ка мне глоток сливянки.

Я вошла в дом. В домике бабушки была всего одна комната. Правда, к домику была пристроена кладовая. Именно там бабушка и варила свои снадобья и часто принимала посетителей. А комната была нашей спальней и гостиной. С домом была связана одна история. Его построил Педро Баленсио, муж бабушки Би, которого прозвали Педро Би, потому что жители Корнуолла не могли правильно произнести его фамилию — и даже не пытались. Бабушка рассказывала, что дом был построен за одну ночь, потому что согласно традиции любой, кто мог построить дом за одну ночь, имел право присвоить землю, на которой он построен. Педро Би нашел место — поляну в роще, — спрятал в зарослях камыш, столбы и глину для стен и одной лунной ночью вместе с друзьями построил дом. Все, что ему нужно было сделать за ночь, — это возвести четыре стены и накрыть их крышей. Позже он вставил окно, дверь и трубу — но дом, согласно древней традиции, действительно был построен за одну ночь.

Педро приехал из Испании. Возможно, он слышал, что жители Корнуолла имеют испанские корни, потому что испанские моряки часто совершали набеги на эти земли и насиловали местных женщин, либо, потерпев кораблекрушение у прибрежных скал, приживались здесь. Многие оседали в этих краях. И в самом деле, у жителей этой местности были не только светлые, как у Меллиоры Мартин, волосы, но и угольно-черные в сочетании с горящими черными глазами и горячим нравом, который сильно отличался от покладистого, добродушного характера, больше соответствовавшего нашему сонному климату.

Педро полюбил бабушку, которую звали Керенза, — как и меня; он полюбил ее черные волосы и жгучие глаза, которые напоминали ему об Испании. Они поженились и жили в домике, который он построил за одну ночь. У них была всего одна дочь — моя мать.

Итак, я вошла в дом, чтобы принести бабушке сливянки. Мне нужно было пройти комнату и открыть кладовую, где хранились все настойки и напитки. Вдоль стены единственной жилой комнаты тянулась широкая полка, которая служила нам с братом постелью. Она находилась где-то на высоте середины стены, поэтому, чтобы забраться на нее, мы пользовались лесенкой, стоявшей в углу. И сейчас Джо лежал на этой полке.

— Что ты делаешь? — спросила я его.

Сначала брат не ответил. Но когда я повторила вопрос, он показал мне голубя.

— Он поломал лапку, — сказал Джо. — Но через день-другой она заживет.

Голубь смирно сидел на его ладонях, и я увидела, что брат соорудил нечто вроде лонгеты и прикрепил к лапке птицы. Меня всегда удивляло не то, что Джо умел лечить птиц и животных, а то, что они всегда сидели тихо, не двигаясь, пока он это делал. Однажды я видела, как дикая кошка подошла к брату и стала тереться о его ноги еще до того, как поняла, что он собирается ее накормить. Джо никогда не доедал то, что ему давали, и привык носить с собой какие-то кусочки еды, поскольку знал, что обязательно найдет существо, которое нуждается в еде больше, чем он сам. Мальчик проводил все время в лесу. Я порой натыкалась на него, когда он лежал на животе и наблюдал за насекомыми в траве. Длинные тонкие пальцы брата с удивительной ловкостью справлялись с переломами лапок у птиц и зверей. Когда дело касалось животных, у Джо словно появлялось какое-то особое чутье. Он лечил их бабушкиными травами, и, если какому-то из его подопечных нужна была помощь, братик сам отправлялся в бабушкину кладовую. Казалось, нужды животных были для него важнее всего.

Его дар врачевания был частью моей мечты. Я видела Джо в богатом доме и мечтала о том, чтобы к нему относились с таким же уважением, как к доктору Хиллиарду. И хотя люди больше доверяли лекарствам бабушки Би, им не приходило в голову кланяться ей при встрече. Несмотря на свои знания, она жила в скромном глинобитном домишке, тогда как доктор Хиллиард был богачом. Я намеревалась сделать все, чтобы Джо поднялся над нашим сословием вместе со мной, ибо мне страстно хотелось, чтобы он стал врачом, а я — настоящей леди.

— А потом, когда лапка заживет? — спросила я.

— Ну, тогда он улетит и будет сам о себе заботиться.

— А что ты получишь за свои хлопоты?

Джо не обратил внимания на мой вопрос и стал что-то шептать голубю. Если бы он меня услышал, то хотя бы наморщил лоб. Неужели ему и в самом деле ничего не нужно, кроме удовольствия оттого, что он вылечил больное животное?

Мне всегда нравилось бывать в бабушкиной кладовой, потому что нигде больше я не видела такого места. По обе стороны шли скамьи, уставленные горшочками и бутылками. Под потолком была перекладина, и на ней сохли пучки разных трав. Я на секунду замерла, принюхиваясь к запахам, которых мне нигде больше не доводилось встречать. В кладовой был очаг и над ним — огромный закопченный котел. Под лавками стояли банки с бабушкиными настойками. Зная, в какой из них хранится сливянка, я налила немного в стакан и отнесла его бабушке. Потом снова уселась рядом с ней и стала смотреть, как она пьет.

— Бабушка, — произнесла я после паузы, — скажи, я добьюсь, чего хочу?

Она повернулась ко мне и улыбнулась.

— Ну, ты говоришь совсем как те девушки, которые приходят ко мне и спрашивают, верен ли им возлюбленный. Я не ожидала такого от тебя, Керенза.

— Но я хочу знать.

— Тогда слушай. Ответ прост. Умные люди не хотят слушать, что им сулит будущее. Они сами его создают.

Весь день из лесу доносились выстрелы. Это означало, что в Эббасе устроили прием. Мы видели экипажи и знали, что за этим последует, потому что так происходило каждый год в эту пору. В лесах шла охота на фазанов.

Джо сидел на полке вместе с собакой, которую подобрал неделю назад, когда она умирала от голода. Собака только-только начала выздоравливать и не отходила от Джо ни на шаг. Брат делился с ней едой и с тех пор, как нашел ее, был просто счастлив. Но сейчас он беспокойно ерзал. Я помню, как Джо нервничал в прошлом году, и знала, что он сейчас думает о бедных перепуганных птицах, которые взмывали вверх — и падали на землю замертво. Тогда, в прошлом году, Джо стучал кулаком по столу, когда говорил об этом.

— Я думаю о раненых птицах, — говорил брат. — Если птица мертва, тут ничего не поделаешь. Но ведь есть еще и раненые! Они же не всех находят…

— Джо, будь благоразумен. Что толку думать о том, что ты не в силах изменить? — возражала я.

Он соглашался, но не выходил из дома — просто сидел на своей постели с собакой, которую назвал Голубком, потому что нашел пса в тот день, когда голубь, которому он вылечил лапку, улетел. Так что пес сменил голубя.