Песни-Танцы - Алексей Ручий

 - Ладно, пойдем, - сказал Паша, когда мы почти допили пиво, - у меня поезд через час.

 Я посмотрел на часы. Половина девятого. У Паши поезд в полдесятого. У меня в час ночи. Дела. Мне предстояло провести в одиночестве целых четыре часа. В чужом городе. В чужом холодном и равнодушном городе.

 - Пойдем, - смирился я, хотя после выпитого хотелось продолжить.

 И мы пошли. Той же самой дорогой вернулись к метро. Посетили биотуалет, причем бабулька-билетерша даже не стала брать с нас денег, сказав, что для военных у нее вход бесплатный. Хоть это порадовало. Хоть кто-то в этом городе не пытался нажиться на других.

 В метро проехали несколько станций и пересели на кольцевую ветку. Народу вечером прибавилось: люди возвращались с работы. А мы возвращались домой. Мысли в голове витали светлые и немного спутанные. Так всегда бывает, когда возвращаешься домой.

 Вскоре пришло время прощаться. Я выбрался с другом на платформу. Постояли. Помолчали, разглядывая друг друга. Паша посмотрел на часы.

 - Пора? – спросил его я.

 - Да надо бы двигаться…

 - Ну, давай тогда, - я протянул ему руку.

 - Давай, - Паша сжал мою ладонь, - через месяц постараюсь выбраться в Питер… перед поступлением как раз…

 - Там и увидимся.

 Мы обнялись. Паша исчез в толпе. Наши дороги разошлись.

 Ну что ж, пора и мне ехать на вокзал. Искать свою дорогу дальше. К своей далекой звезде, с теплым попутным ветром и вязкой тишиной русских равнин. Либо по встречной полосе на предельной скорости, навстречу приближающемуся из темноты грузовику – как знать.

Танец Ночных шорохов

 Ты ложишься на дно здесь. Город представляет собой храм в виде лабиринта. От дальнего круга к центру – алтарю в виде Зиккурата – ползут, червивятся улицы. Шипят.

 Город наполнен шумом. Ветер гуляет по задворкам его обмершего нутра. Сожженное в собственном костре время. Время-ведьма.

 - Раны от ударов кривым ятаганом, чей клинок пропитан курарой, смертельны.

 - Ага. Смерть – лучшее из проявлений гуманизма.

 Где-то за домами дымит крематорий. Черный дым наполнен криками испепеленных тел. Шорохами плутающих душ. Всюду эти шорохи.

 Я продолжаю вести диалог со своим незримым собеседником:

 - По ночам я вижу странные сны.

 - Наши сны – это капля ванили в загустевшем соке отравленных растений реальности.

 - Шорохи…

 Звуки застывают в расплавленном воздухе. Песни ушедших героев вьются в белесом мареве. Город полон убийц. Город населен убийцами. Они стреляют в спину собственным мечтам.

 - Один парень, он без глаза, глаз ему выбили камнем в детстве, он торгует порошком иллюзий. Он инкрустирует настоящее жемчугом грез.

 - Все иллюзорно. Отклонения, которые раскраивают черепа зачарованных фантазий. Ты это уже где-то видел, наверняка видел. Настоящее – короткий путь в никуда.

 - Кроткий.

 - Кроткий путь кротких огородных пугал.

 В той жизни осталось все. И не осталось ничего. В растворенном во мне бессилии рождаются мыльные пузыри удушающей грусти. Баллады кладбищенских привратников. Шорохи рассыпанных по заброшенным домам палых листьев. Смотри туда, внутрь, слушай их.

 - Никогда ни к кому и ни к чему не привязывайся. Привязанность – то же безразличие, только много хуже. Это яд змей с обреченных планет.

 - Чужеродных галактик.

 - И того, и другого. Любые боги рано или поздно умирают.

 Боги уже мертвы. Убийцы плетут веревки для ночных удавок – из собственной крови и семени. Исполинские статуи громоздятся на площадях. Беглые рабы выжигают хозяйские клейма серной кислотой. Сводят начисто. Остаются лишь подкожные шорохи.

 Варна кшатриев занимает черные кварталы. Там знают о смерти не понаслышке. Одного парня забили камнями за то, что он онанировал перед статуей неведомого божества. Все просто. Летаргия помыслов.

 - Летаргия духа.

 - Летаргия духа порождает непроницаемую тьму дней.

 Это последнее воззвание Каина. Это его город. Он смотрит пристально ему в душу. Душу, полную мрака. Кто он такой? Зачем он здесь? Тихие шорохи. Еле различимые.

 - Я не знаю. Но если я здесь, значит, Там – уже кончено.

Возвращение - Песнь 1. Куплет 3.

 Я приехал на Ленинградский вокзал в начале одиннадцатого вечера и сразу взял билет. Паша, наверное, уже трясся в брянском поезде. Я мысленно пожелал ему счастливого пути. До моего поезда оставалось еще более двух часов.

 Немного побродив по площади трех вокзалов, среди карманников, торгашей и вонючих оборванцев, я решил отправиться в зал ожидания и скоротать время там. На вокзале встретил патруль, но на этот раз все окончилось благополучно. Скользнув глазами по моему военному билету, капитан – начальник патруля – отдал честь и пожелал хорошей дороги. Я поблагодарил его и поспешил скорее с глаз долой. Патруль пошел дальше.

 Зал ожидания находился на втором этаже, я поднялся по лестнице и прошел в просторное помещение, заставленное скамейками, на которых сидели или лежали люди. Кто-то разговаривал, кто-то спал. Проходы были заставлены сумками и тележками.

 Странное место вокзалы – почему-то они напоминают мне всю мою страну: такие же неустроенные и неуютные, словно всем своим существом призванные символизировать дорогу, сидение на сумках, нервы и тягостное ожидание. В России все мы непрерывно находимся в пути – от одной точки к другой, всюду мы чужие, будто провинциалы, заброшенные нелегкой в суматошную столицу.

 Я сел на скамейку в дальнем конце зала. Справа находилось что-то вроде закусочной, там тянули пиво несколько одиноких пассажиров, ждущих поезда, и негромко играла музыка. Я достал мобильный телефон, набрал питерских друзей – предупредить о своем приезде.

 Окончив разговор, убрал мобильник назад в карман и закрыл глаза, меня клонило в сон. Но спать было нельзя, потому что тогда я рисковал проспать поезд. Поэтому я просто отключился по армейской привычке, расслабился, бодрствуя, словно компьютер, переведенный в ждущий режим.

 В армии я служил радистом, поэтому мне часто приходилось сидеть на одном месте вот так: отключившись, одев наушники и слушая белый шум эфира, до очередного выхода на связь. Армия вообще хорошо учит правильно расходовать энергию: забирая всю ее без остатка, она заставляет тебя использовать любое время отдыха по максимуму, при этом в любой ситуации оставаясь готовым сорваться и выполнять поставленную задачу.

 Так я просидел с полчаса. В сознании мелькали цветные картинки, разрозненные образы – из прошлого и настоящего, сумбурно смешавшиеся в моей голове; зал вокруг меня переговаривался, гудел десятками голосов, изредка оглашался сообщениями диктора, объявлявшего прибытие или отправление поездов.

 Наконец я открыл глаза. Часы на дальней стене мерцали красными цифрами, показывая без двух минут одиннадцать вечера. Все равно еще слишком много времени до поезда. Я решил спуститься на перрон и перекурить.

 Подходы к перронам были забиты людьми, на путях стояли поезда, глядя грустными глазами в стеклянные витрины вокзала. Мимо гремели тележками и тащили сумки. Кто-то с кем-то прощался, кто-то кого-то приветствовал; все это вихрем кружилось вокруг меня, пока я втягивал клубы сизого сигаретного дыма. Молодые и старики, военные и гражданские… весь мир, сжатый до размеров одного вокзала – квинтэссенция бытия – в котором всегда есть точка отправления и точка прибытия… и никаких шансов на возврат.

 Докурив, я вернулся в зал ожидания. Народу прибавилось. Недалеко от скамейки, на которой до этого сидел я, расположилась группа дембелей – в беретах, новых «комках», расшитых аксельбантами, звенящих металлом разноцветных значков, сверкающих золотом эмблем на петлицах.

 Эти, судя по эмблемам, были инженерами, ну или строителями, потому как легендарный стройбат в нашей армии тоже относится к инженерным войскам. Я сел на свою скамейку – ее за время моего отсутствия так никто и не занял.

 Дембеля пили пиво и о чем-то оживленно переговаривались. Я снова попытался отключиться. Закрыл глаза и откинулся на спинку скамейки, вслушиваясь в окружающие меня звуки. Монотонно гудел вокзал, сновали и переговаривались люди, шуршали сумками и чемоданами – обычная какофония многолюдных мест. Медленно тянулось время…

 …Заснуть не получилось, я открыл глаза. Ко мне приближался один из дембелей. Чего ему еще?

 - Здорово, брат, - с ходу начал дембель, приблизившись ко мне, - домой?

 Я потянулся и посмотрел на часы: около двенадцати. Потом перевел взгляд на своего нежданного собеседника:

 - Да, домой.

 - Дембель?

 - А как же!

 - Тогда давай к нам! – он показал на свою компанию, - Мы тоже на дембель.

 Общаться особо не хотелось, но тут уже и остальные дембеля потянулись к моей скамейке. Отговориться не получалось.