Дом зверя - Стивен Кинг

Таким образом наши с баррэ пути разошлись на долгое, долгое время. Я поигрывал на гитаре в колледже, и, когда я закончил университет в 1970, я, должно быть, сыграл «Блюз Постельного Клопа» тысячу раз, не говоря уже о таких популярных песнях того времени, как «Ветер Принесёт» «Пятьсот Миль» и все песни Донована Литча. Но не судите меня слишком строго: в отличии от многих своих современников, я никогда не исполнял «Неуловимую Бабочку Любви» (Впрочем, я регулярно играл «Сюзанну» Леонарда Коэна, так что, я думаю, баланс соблюдён)

Проходят годы. Кинг женится на восхитительной Табите Спрюс (самый мудрый поступок в его жизни). Кинг работает в прачечной и преподаёт английский язык в школе, Кинг почти тонет в озере Себек (или ему так кажется). Кинг публикует свой первый рассказ в 1968 году и к 1978 году становится Любимым Пугалом Америки, Фредди Крюгером в изображении Нормана Рокуэлла — повезло же парню. И наконец, в 1991 году Кинг в письме Кэти Кеймен Голдмарк пишет, что будет рад сыграть на гитаре в компании других авторов на съезде Американской Книготорговой Ассоциации, если никто не возражает, что он будет играть, как Стив Кинг, а не как Стив Вай. {американский гитарист-виртуоз. По состоянию на 2012 год выпустил 9 сольных альбомов общим тиражом более 15 млн экземпляров, трижды лауреат Грэмми}.

Так что колесо кармы вращается и всегда возвращается в своё исходное состояние, и вот перед вами сжатый до уровня «Ридерз Дайджест» рассказ о том, как я очутился на сцене в Нэшвилле поздней весной 1993 года, в полутора тысячах миль и двадцати восьми годах от подвала Криса Чесли в Дарэме, но по-прежнему орущим «Г-Л-О-Р-И-Я» во всю мощь своих лёгких.

Когда мы вышли на сцену в Атланте за день до этого, мы пустились с места в карьер. Первым номером на каждом концерте шла классическая песня Баррета Стронга «Деньги», и, когда Эл начал отсчитывать ритм в «Рокси», он настолько взвинтил темп, что мы уже не сбавляли его до самого конца. Мы ушли со сцены на подкашивающихся ногах, измождённые и покрытые потом, но всё равно мы парили от восторга, как воздушные змеи. По общему мнению членов группы, мы сыграли лучший концерт за всё время турне.

Однако иногда эйфория может сбить с толку — спросите любого наркомана — и ощущения группы от концерта может отличаться от ощущения аудитории. Я не говорю, что люди, пришедшие на наш концерт в Атланте, сочли нас отстойной группой, я просто говорю, что в тот конкретный вечер мы сами для себя были наилучшей аудиторией.

В Нэшвилле Эл отсчитывал ритм «Денег» медленнее, и этот номер показался мне затянутым. На самом деле, они мне все казались затянутыми, до тех пор, пока мы не отыграли «Сьюзи-Кью», и я заметил, что зрителям это по душе. Именно тогда я понял, что мы не затягиваем номера, а выжимаем из них всё, добиваем их.

Даже вокал звучал хорошо. В какой-то момент турне, кажется, в Вашингтоне, Эл Купер сказал, что самая большая проблема «Римейндеров» заключается в том, что никто в группе не умеет петь. В его словах был смысл, хотя мне кажется, что вместо слова «умеет» лучше было бы употребить «может». До выступления в Концертном Зале в голосах многих было напряжение, чувство «не-могу-поверить-что-пою-где-то-помимо-душа». До Нэшвилла вокальное мастерство заметно отставало от мастерства инструментального, но в тот вечер в «Концертном Зале» они сравнялись. И зрители это поняли. Когда Тад Бартимус закончила мощную версию «Цепи Дураков», все были просто в нокауте. Где бы не находился мой друг-вышибала, он бы остался доволен, если бы услышал нас.

Может быть, он даже танцевал — в тот вечер это делали многие. Концерт в Нэшвилле стал единственным, на котором Кэти Голдмарк удалось заставить зрителей вскочить на ноги и отплясывать под старую песню «Довеллс» «Вам Не Усидеть», и большинство из них уже не вернулось на свои места. Они шумели, кричали и отрывались под наши песни. Когда Эл упал на колени, схватил чью-то пустую пивную бутылку и начал играть ею на слайд-гитаре во время исполнения «Кого Ты Любишь», зал просто сошёл с ума.

За весь концерт в Нэшвилле я ни разу не ощутил той эйфории, которую чувствовал в Атланте — даже прыгая вместе с Кэти под «Вам Не Усидеть», но меня это не тревожило. Потому что — судите сами — выступление, будь то в качестве писателя или рокера, не для того, чтобы завестись самому — для этого есть мастурбация — а для того, чтобы завести зрителей. Заставить их порадоваться тому, что они наняли сиделку на вечер и выбрались на концерт. А что до ваших собственных чувств — приберегите их для дневника или писем родным. Вам платят за другое.

Темп на шоу в Нэшвилле был самым медленным изо всех наших концертов до и после, считая и заключительный концерт в Майами Бич, но выступление было более отточенным и уверенным. Среди самых мощных номеров в нашем репертуаре, как оказалось, было много шуточных песен — Эми Тан в своём садо-мазо прикиде, исполнявшая «Эти Башмаки Созданы Для Прогулок» Эми с остальными участницами группы, певшие «Вожак Стаи», «Последний Поцелуй», и безумная песня «Ангелочек», которую Барри и я пели дуэтом, сложившимся скорее на живых выступлениях, нежели на репетициях (я даже не припоминаю, чтобы Эл требовал прогнать «Ангелочка» во время проверки звука — возможно, он боялся, что песня утратит свою свежесть). Во время концерта в Нэшвилле я почувствовал, что эти номера уже не вызывают у нас былого веселья, но зрители, казалось, получали огромное удовольствие.

Тем вечером в Нэшвилле все прошло на ура, другими словами, все мы, включая женщин, сыграли, как мужики.

Во время репетиции перед нашим первым шоу в Анахайме Дейв Барри был очень удивлён, увидев, как я держу руку на шейке гитары при исполнении «Глории». Это было удивление человека, пришедшего в дом, где не проведено электричество.

— С баррэ ведь проще, — сказал он, — Смотри.

Затем он показал мне в точности тот же базовый рифф, который Джейми Чесли показывал мне в подвале своего дома так много лет назад.

— Я знаю, — ответил я, — но так, по-моему, звучит не хуже.

Я опять сыграл с открытыми аккордами, как и много лет назад.

— Не волнуйся, я смогу совладать со сменой аккордов.

— А так сможешь? — сказал Дэйв и сыграл хук из «Глории», после которого идёт инструментальная часть, которой и заканчивается песня. Вместо привычной последовательности D-A-E, которая хоть и быстрая, но всё же далека от скорости света, он сыграл E-D-A-D/E-D-A-D/E-D-A-D, после чего вернулся к основному риффу. Дэйв с лёгкостью сделал это при помощи баррэ, а я смог сделать это с открытыми аккордами… но как я не пытался, я не смог повторить это с той же скоростью, что и Дэйв. И сидя на кровати в номере отеля и глядя на то, как едва двигаются его пальцы, делая так много, я понял, сколь многому мне предстоит научиться и как много всего, что я умел раньше, мне предстоит забыть.

И Эл это знал. Я был на сцене в Анахайме, я помнил большинство изменений, но играл я не очень хорошо. В общем звучании группы меня было почти не слышно, и это, пожалуй, было хорошо. Затем во время наших коротких репетиций перед концертом в ноябре 1992 года Ридли Пирсон (известный в группе как «Бо» Ридли) показал мне кое-что интересное, да не просто интересное, а прямо изумительное. Дело было в рок-песенке под названием «631-5789». Она идёт в тональности G, но припев — те самые цифры телефонного номера — прыгает между G и C, и каждой цифре соответствует новый аккорд. В записи это выглядит так:

G C G C G C G

«Шесть-три-четыре-пять-семь-восемь-девять»

Я с трудом поспевал за этим изменением аккордов, но к тому времени я уже пять месяцев практиковался игре с баррэ, занимаясь до тех пор, пока пальцы не начинали болеть (правда, когда я только начал свои занятия, я обнаружил, что в первую очередь начинают болеть левое запястье и особенно большой палец). Однажды я решил пойти на хитрость, и после G попросил Рида показать мне С баррэ, полагая, что для этого мне придётся неимоверно растягивать пальцы. Вместо этого я с удивлением узнал, что этот переход достаточно прост:

На самом деле, чтобы перейти от G баррэ к С баррэ (или от A баррэ к D баррэ) вам нужно всего лишь двигать пальцами туда-сюда в ритме музыки. Это требует практики, но не долгой (не верите — попробуйте сами).

И вот когда я понял, что я способен на большее, нежели просто сыграть «634-5789», я поверил в верность своей мысли о том, что можно пройти долгий путь, обладая лишь крупицей таланта, было бы желание упорно работать, по крайней мере, применительно к моей карьере в «Римейндерс». Когда я начал готовиться к турне «Три Аккорда И Жизненная Философия», я был более уверен в своих способностях. Вера — великая вещь, которая может преобразить тебя, а если тебе предстоит сделать что-то непростое, то уверенность — это нечто большее, это волшебный эликсир.