Будни наемника - Евгений Васильевич Шалашов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Старейшина спрашивает — могут ли его люди вернуться к пляске мертвых? — спросил проводник.
— Да на здоровье, пусть пляшут, — отмахнулся я, потом спохватился. — Почему мертвых?
— После пляски все болотники умирают, — сообщил Ниврад.
— ??
— Не насовсем, а лишь до весны, — успокоил меня проводник.
Типа, впадают в зимнюю спячку, словно медведи? А что, удобно. Улегся себе, дрыхнешь и есть-пить не надо. Хотя, зима-то уже заканчивается, какой смысл укладываться спать?
Раскрашенные люди появились словно из-под земли и опять принялись плясать вокруг костра, не обращая на нас ни малейшего внимания. Я, поначалу, пытался рассматривать женщин, но бросив взгляд лишь на одну, успокоился. Не тот случай, чтобы смотреть. Увидишь такую, будут кошмары по ночам сниться. Из любопытства пересчитал народ. Насчитав двадцать пять человек разного возраста, вспомнил обрывок какой — то университетской лекции о том, что «примитивные племена не могут быть большими, потому что охотой и собирательством невозможно прокормиться на небольшой территории» задумался — а как же тутошние болотники живут без охоты? Что в болоте может быть съедобного, кроме ягод и мухоморов? Впрочем, если пляшут вокруг костра, как-то живут. И на зиму в спячку уходит, тоже плюс.
— Ты убил нашу богиню, — неожиданно сказал старик на чистейшем человеческом языке.
Мне бы удивиться, но не стал. Верно, подспудно ждал чего-то такого. Удивился другому. Это какую-такую богиню я убил? Потом до меня дошло, что речь идет о лягушке-переростке с кривым мечом. Как там ее? Зензибаба? Нет, Забазена. Надо же, запомнил. Эх, как жаль, что не сумел сохранить сикль для коллекции.
— Если ее убили, так что это за богиня? — хмыкнул я.
— Это наша богиня, другой нет, — угрюмо сказал старик. — Забазена спала в глубине болот сотни лет, но она была нашей хранительницей. Благодаря ей мы живем во много раз дольше, чем вы. Она и всего-то вышла насытиться кровью, а ты ее убил. Мы услышали смерть и проснулись. С тех пор не можем уйти в наши зимние жилища и пляшем здесь каждый день пляску смерти.
— Надо было вашей Забазене насыщаться в другом месте, а не тревожить честных людей. И она бы цела была и вы бы спали, — буркнул я.
— Ты не хочешь стать богом, убийца богини? — с надеждой поинтересовался старейшина. — Мы отдадим тебе наших женщин, научим жить под землей и под водой, спать до весны, а то и дольше. Для начала нужно задержать дыхание, это не трудно. Мы можем сварить тебе зелье из прошлогодних грибов и ты заснешь на тысячу лет. И мы тогда сможем опять уйти в жилища.
— Нет, не хочу, — ответил я, стараясь сохранить серьезный вид. В жертву каким-то древним богам меня однажды хотели принести, но богом стать ни разу не предлагали. Сидеть в болоте тысячу лет, а потом вылезать наружу и «насыщаться»? И эти, «синие танцовщицы», предложенные как женщины. Бр-р… Грибочки прошлогодние, еще не легче. Нет, если грибов нажраться, так и страшные болотницы могут показаться красавицами, но лучше не стоит пробовать на старости лет. Нет уж, нет уж. Ищите дураков в другом болоте.
— Я так и думал, — вздохнул старик. — А он? — кивнул старик на коня, тщательно пережевывающего какой-то мох с кочки.
Нет, я очень сдержанный человек. Даже герой. Не знаю, как сумел удержаться от смеха, а ведь сумел! Впрочем, из жеребца получится неплохой бог.
Покосившись на Гневко, сказал:
— А мы его самого и спросим.
— Не надо, — отчего-то испугался старик. — Я и так вижу, что ваш четвероногий спутник откажется. Да и женщины наши ему не понравятся.
Это он верно сказал. Болотные женщины жеребцу точно не понравятся, он иных дам предпочитает, покрупнее.
Я дожевал сыр, заел лепешкой, потянулся к фляге. Отпив, подумал, что надо бы пополнить запас — вон, Гнедой напился из той лужи, значит вода хорошая.
— Так где нам взять бога? Если у нас не будет хранителя, мы никогда не заснем, — грустно спросил старик, словно я должен взять и выложить какое-нибудь божество.
Я собирался нагрубить, но уж слишком старик был уныл. Был бы у меня в вещевом мешка какой-нибудь бог, то честно, отдал бы, не пожалел. А так, где я им бога возьму? Хотя…
— Так вы сами сделайте.
— Как? — обомлел старейшина.
— А вот так, просто.
Я вытащил кинжал и принялся ковырять почву. Тщательно освободив землю от корней, угольков и листьев, начал творить. Сначала изготовил основу из веточек и травы, а потом обмазал получившегося уродца мокрой землей. Ваятель из меня так себе, да и болотистая почва — не гончарная глина, но спустя минут пятнадцать у костра стояла небольшая фигурка — кривая, с обсыпающимися руками, но готовая.
— Это я так, для примера, — смущенно сообщил я, втайне любуясь работой. Кому как, а мне эта земляная кукла нравилась.
Старейшина и разноцветные танцоры, оставившие пляску смерти, смотрели на изделие моих рук, словно на некое чудо. Они что, никогда скульптур или статуй не видели? Впрочем, откуда на болоте взяться статуям, если нет скульпторов?
— Вот вам и богиня, — сообщил я. Потом, на всякий случай, строго сказал. — Если я убил вашего бога, то могу дать нового. Он теперь ваш хранитель и вы можете уйти спать.
Все присутствующие, включая проводника, дружно опустились на колени вокруг земляной куклы, завыли-заквакали-защебетали, а я подумал — а стоит ли рассказывать о своем «изделии» на исповеди? В сущности, я сейчас создал идола, вместо того, чтобы рассказывать несчастным дикарям о Едином. Но теперь уже поздно. Вон, как вытаращились. Пожалуй, патеру придется обо всем рассказать, а уж он пусть решает — насколько серьезный грех совершил. Надеюсь, святой отец поймет, что идол нерадивый сын церкви соорудил не из злого умысла, а по глупости.
— Как ее зовут? — с благоговением спросил старейшина, взяв в руки куклу. — Или его?
— Никак. Лучше, чтобы у вашего бога не было ни имени, ни пола. Но вам придется позаботится, чтобы фигурка не осыпалась. Можно намазать клеем или краской.
— А в какой цвет? — деловито поинтересовался старейшина.
— А во все, которые у вас есть, чтобы ваш бог был молодым и старым, женщиной и мужчиной. Это же бог, ему можно.
Раскрашенные люди опять дружно завыли и принялись отбивать поклоны не то мне, не то своему будущему богу. Нет, определенно патер опять наложит на меня епитимью. А
