Тонкая зелёная линия - Дмитрий Конаныхин

Товарищи лейтенанты!

(Вангоговские спирали сигаретного дыма испуганно вздрогнули и приготовились пролиться горькими слезами.)

Мне очень радостно знать, что ваши прекрасные жёны прибыли к месту несения двухгодичной службы своих мужей в Краснознамённом Дальневосточном военном округе. Это весьма похвально. Полагаю, вы, как верные мужья (Очеретня усиленно застрочил в блокноте), уже обеспечили надлежащие бытовые условия своим спутницам жизни. Так вот, отцы-командиры, даже если вы очень стремитесь завести своих детей, не покладая своих… (Кто-то из капитанов хрюкнул. Подполковник поиграл желваками.) Так вот, а в армии вашими детьми являются бойцы. А что делает хороший родитель? – голос полковника стал слаще халвы. – Хороший родитель всегда рядом с детьми. Поэтому. (Гурьев поспешно закурил, чтобы не заржать в голос.) Поэтому, товарищи лейтенанты, при малейшем ЧП вы будете проводить ночи со своими великовозрастными детьми. Начнём с лейтенанта Серова. Товарищ лейтенант! Все ясно? Исполняйте.

– Есть! – Толя Серов даже посерел от расстройства.

– Товарищи офицеры! – голос Чернышёва вдруг потерял стальную издёвку кадрового офицерства по отношению к проштрафимся штафиркам и стал каким-то очень домашним. – Считаю своим долгом довести до каждого. На нашем участке ожидается повторение провокаций, имевших место на Даманском. Наша главная задача – чтобы домой вернулись все. Чтобы город за нашими спинами спал спокойно. Всем понятно?..

Что ж тут непонятного?

Такое дело… Слова тут лишние. Всё было ясно.

5

– Лейтенант? Лейтенант Филиппов! – капитан Гурьев прищурился на вытянувшегося Алёшку. – Правильно я понимаю, что вы, лейтенант Манёвренной группы, узнали, что ваша жена не доехала до части, попала в больницу, и поспешили сюда, в штаб?!

Алёшка стоял навытяжку и мрачно смотрел в глаза замбоя, наполненные серо-голубым ледяным крошевом.

– Так точно.

– Лейтенант! – капитан подошёл совсем вплотную и внимательно-внимательно изучил радужку лейтенантских глаз. – Алексей Анатольевич! Запомните. Запомните на всю жизнь. Мы суть защитники Родины. Но наша Родина, Алексей Анатольевич, начинается с наших мам, жён и детей. – Вы меня удивили. Очеретня! Не сметь подслушивать! Зайдите. Живо к помтеху. Берите БТР Мыша. То есть из взвода Мышкина – и в Смидович, в больницу. Пулей! Помочь лейтенанту во всём. Алексей Анатольевич. Всё-всё, спешите. Да, с вашими бойцами я разберусь. Обязательно свяжитесь со мной. В любое время, – Гурьев неуловимо улыбнулся. – Без жены не возвращайтесь.

Алёшка вышел из штаба в самом разобранном состоянии. Он ожидал чего угодно, но не такой реакции замбоя. Все старались ему помочь. Всё совершалось само собой. Как-то сразу, само собой, вокруг него сплелась невидимая ткань приказов, распоряжений и сопереживаний. Мангруппа была и боевой частью, и большой семьёй, а в большой семье… Конечно, и Вася сболтнул лишнего, но Алёшке не было дела до заботливой суеты вокруг него.

Он, как муха, влип в густую смолу времени. Медленно курил, смотрел на предвечернее небо, потом уселся возле башни рычавшего БТРа, что-то отвечал высунувшемуся из верхнего люка Мышу, вдыхал пыльно-пряный воздух, бьющий по щекам, совершенно механически спустил с околыша и завёл под подбородок ремешок, чтобы потоком ветра не сорвало фуражку, опять отказался лезть внутрь, так и сидел на бронированной спине мчавшегося стального монстра – отрешённый, опустошённый, пропитанный одним лишь желанием добраться…

Ни Зося, ни торжествующий «особняк» Лелюшенко понятия не имели, какая карусель завертелась в Мангруппе, когда пограничники узнали, что жена лейтенанта попала в беду.

Ну, с Зосей всё было понятно. Пока она беседовала с мохеровой стервой, таскалась с рыжим чемоданом вдоль забора промзоны и пару-тройку часов спала на чемодане в компании скучавшего убийцы, она, конечно же, не смотрела на вокзал за спиной. И поэтому не видела, что к вокзалу сначала подъехал штабной «козёл», потом, газуя и кренясь на поворотах, ускакал куда-то, а спустя полчаса с грохотом и рёвом подлетел БТР и опять умчался прочь.

И «особняк» Лелюшенко, возвращаясь из города в часть, был больше поглощён «революцией в штанах»; он проклинал тот час и ту минуту, когда поддался уговорам соседа и отведал свежепосоленной горбуши. Ну и не только горбуши. Грибочков. И огурчиков. И водочки. Чуть-чуть. Вроде всё было вкусным до невозможности. Какой продукт ввёл в изумление надёжный организм майора, было непонятно. Да и размышлять было некогда – в майорском кишечнике гремели литавры и били походные барабаны. Вот поэтому многострадальный Олег Несторович передвигался по Биробиджану как заправский шпион – стремительными перебежками от одних кустов и прочих зарослей к другим. А в кустах он был очень занят.

Так и случилось в тот обычный день, что капитан Гурьев сидел в пустом воскресном штабе и думал одинокую думу, несчастный лейтенант Толя Серов тосковал по любимой жене, вдыхая густой казарменный дух нескольких десятков коек, хозяйственного мыла, шерстяных одеял, сапожного крема и оружейной смазки, Алёшка Филиппов мчался на бронетранспортере в посёлок Смидович, а рыжая Зоська тщетно расспрашивала чересчур бдительного «особняка» о дороге к мужу.

– Какой вэ-че? – Лелюшенко буквально разрывался на части. Ещё несколько секунд – и можно будет никуда не торопиться.

– Вэ-че двадцать четыре девяносто пять, – вежливо повторила Зося.

– Нам по пути. Я покажу, – майор попытался тонко улыбнуться, но его отёкшее лицо исказила такая сардоническая гримаса, что сам Софокл закричал бы в полном восторге: «Верю!»

– Правда? – Зося готова была броситься на шею этому странному майору.

– Правда, – искренне соврал Лелюшенко. – Так… – он понял, что настал момент истины. – Пройдёмте в зал ожидания. Вот. Стойте здесь. Никуда не уходите. Я должен зайти. К начальнику вокзала. Потом поедем. Разберёмся.

Вдруг тень сомнений исказила его лицо, и он метнулся прочь.

Зося, милая Зося, удивлённо посмотрела вслед непонятному военному, потом оглядела пустой зал ожидания. Ноги её не держали. Она машинально обошла ряды сидений с высокими спинками, положила чемодан на последний, восьмой ряд и села. В распахнутое окно сиропом тёк ароматный вечер.

Зося нечаянно вспомнила – да, так густо пахли пустые пузырьки из-под духов, теснившиеся за маминым трюмо. Маленькая девочка заползала под трюмо, стараясь не толкнуть шаткие ножки, потом пряталась в самом углу и брала в руки пустые стекляшки, которые для неё были дороже всех сокровищ мира. Много ли надо пятилетней девочке, чтобы оказаться в сказке? Закрыть глаза. И всё. Тёплый, щекочущий аромат пудрениц, простой и наивной «Сирени», парадно-маршевой «Красной Москвы», ещё каких-то старинных, ещё бабушкиных пузырьков… Закружило, как в лодке по медленной реке, да без вёсел, просто вниз – плавно, беззвучно, невесомо, растворённо, прозрачно, призрачно… Незаметно для себя Зося потёрла