Саламандра - Елена Никитина

Однако смиренности нашей хватило ровно до момента исчезновения болезненных ощущений, у меня — в ухе, у брата — в пятой точке опоры. Отец взирал на наши проказы с показной суровостью, и скандалы, устраиваемые заморскими гостями, не привыкшими к подобным приемам, добросовестно старался замять, наказывая нас больше для порядка и успокоения брызгающих от гнева слюной пострадавших. Хотя и венценосного родителя мы иногда умудрялись доводить до белого каления, но не столько своими шкодливыми выходками, сколько упрямством и несговорчивостью. И надо сказать, что влетало нам тогда по первое число. Фен всегда благородно принимал удар на себя, даже если во всем виновата была я одна.

— Я мужчина и должен защищать свою сестру! — гордо произносил брат, плотно сжимая дрожащие от обиды губы и стараясь при этом незаметно потирать отшлепанные места.

А потом все начиналось сначала. И вполне ощутимая разница в возрасте — несколько десятков лет — совершенно не мешала нашим совместным проказам и не всегда безобидным развлечениям. В общем, мы были вполне достойными детьми своего отца.

Но время, а вместе с ним и возраст не стоят на месте. Фен уже давно повзрослел, возмужал, превратился из угловатого неуклюжего мальчишки в симпатичного молодого человека и, как сказал отец, взялся-таки за ум, то есть начал потихоньку постигать основы государственного управления. Ко всему прочему брат стал часто уезжать из дворца, иногда ненадолго, а подчас я его не видела по нескольку месяцев. Неугомонную сестренку, естественно, он с собой не брал, несмотря на клятвенные заверения, что вести себя буду тише воды ниже травы (подозреваю, что он не верил ни единому моему слову), и как самое сильнодействующее оружие — слезы в три ручья. Последнее средство почти во всех случаях работало безотказно, чем я бессовестно и пыталась воспользоваться, прекрасно зная, что женские слезы действовали на Фена, как валерьянка на котов: он дурел, слабел и становился до неприличия мягкотелым. А допускать подобное малодушие с последующим раскаянием вкупе с отцовским нагоняем было не в его интересах. Излишне энергичная душа молодого царевича жаждала приключений и новых впечатлений, и любое препятствие на пути к долгожданной свободе, пусть даже временной, вызывало плохо скрываемую досаду. Поэтому Фену каким-то мифическим образом удавалось исчезнуть раньше, чем я начну реветь, а то он и вовсе не предупреждал меня о своем отъезде.

И мне ничего не оставалось, как только втайне завидовать и злиться на вопиющую несправедливость. А тут еще отец решил вплотную заняться моим образованием, натравив на меня целое полчище всевозможных гувернеров, преподавателей и прочих обучалок. Можно подумать, я до этого была безграмотной и непроходимой тупицей! Многих наук, которые пытались впихнуть в мою бедную, довольно быстро распухшую от такого количества всевозможной информации голову, я не только не понимала, но даже не представляла, в какой области жизнедеятельности царевны их можно применить. Подозреваю, отец сделал это из страха, чтобы я от скуки не начала наносить непоправимый ущерб дворцу и его многочисленным обитателям. Придворный маг у нас, конечно, сильный и в случае чего многое может поправить, а то и заново возродить, но иногда и его умений оказывалось недостаточно или ему было просто жалко тратить магический резерв на исправление чужих ошибок.

В один прекрасный день, слоняясь без дела по саду, я совершенно случайно обнаружила маленькую потайную дверцу, ведущую на малолюдную улочку нашего славного Агнидара. Дверца оказалась не заперта, и это можно было считать подарком судьбы. Тогда-то я и начала водить дружбу с уличными мальчишками и девчонками, которые даже не подозревали, кто я такая на самом деле, а если и подозревали, то никак это не показывали. Вот с ними мне было по-настоящему весело. Набеги на окрестные сады, катание на закорках проезжающих карет, игры в кости на пыльной мостовой… Я даже подралась несколько раз с местной шпаной, а потом целую седмицу пряталась от отца, пока расплывшийся под глазом очаровательный фингал не начал надежно замаскировываться пудрой. И то, что я уже давно не маленькая глупая девчонка, а вполне девушка на выданье, меня и моих новых товарищей нисколько не смущало. Меня еще спасало то, что роста я была маленького, а комплекции худощавой. При желании и за мальчишку-подростка могла сойти, если волосы подобрать.

Отец смотрел на мои прогулки «на свежем воздухе» сквозь пальцы, если вообще о них знал.

Но около месяца назад совершенно невинная вылазка во фруктовый сад министра наших финансов стала для меня полным крахом, положившим конец всем увеселительным прогулкам разом. Если бы не истошные крики казначея, так не вовремя вышедшего в сад «до ветру» и пожелавшего после сорвать яблочко именно с того дерева и с той ветки, на которой сидела я, все вообще обошлось бы без какого-либо шума и никто ничего до сих пор не узнал бы. Но на отчаянные вопли, в ночи слышные особенно хорошо, да еще и с упоминанием моего имени, отец заявился самолично. Он в очередной раз отмечал одному ему известный праздник, прошедший еще в прошлом месяце, а посему особой аккуратностью и способностью к логическому мышлению в тот момент не сильно отличался. Сломанный забор, поваленные и обожженные деревья, громогласные уговоры меня слезть на землю грешную и срочно поделиться своей добычей, мало способствовали ночному покою близлежащих домов. Мои товарищи, стоящие на стреме, вовремя успели сигануть через забор в соседний проулок и отделались всего лишь легким испугом, а я полночи выслушивала нравоучения на тему «Царевна, ее права, обязанности и правила поведения», точнее отсутствие таковых. Отец с недавних пор почему-то стал очень бояться, что со мной что-то случится, кто-нибудь на меня покусится или, того хуже — похитит. Причиной подобных страхов была ли чрезмерная отеческая любовь, или им двигало что-то еще, не знаю, но с тех злополучных пор я попала прямо-таки под домашний арест, гордо именуемый «родительской заботой». Но еще больше отца пугало, что кто-то, не дай Вершитель, прознает, что я не совсем обычная царевна, хотя я уже с детства хорошо уяснила — о своей второй ипостаси лучше помалкивать. И если бы не случайность…

— Твой брат сейчас в Капитаре и в ближайшие несколько месяцев возвращаться не собирается. Я только вчера получил от него письмо, — вернул меня с небес на землю голос отца, выдергивая из нахлынувших воспоминаний. Жестоко. А я уже размечталась, наивная. И что приспичило Фену уехать в такую даль? Я, конечно, понимаю, что он теперь вполне взрослый, летом двести стукнуло, да к тому же единственный наследник престола мужеского полу, но отец с успехом мог бы послать туда кого-нибудь из своих многочисленных министров или советников, чтобы они зазря не опустошали наши царские погреба, особенно винные.

— Знаю, — тяжелый вздох вырвался помимо моей воли. — Тогда что еще за новость?

— Так вот. Новость такова — ты выходишь замуж!

— Чего?! — опешила я и даже потрясла головой, чтобы мысль лучше в ней утрамбовалась. — Куда мне пойти?

— Я же сказал, ты выходишь замуж.

При этом у него было такое счастливое выражение лица, будто он на всю оставшуюся жизнь избавился от геморроя.

— Знаешь, — хмуро сказала я, не оценив тонкого родительского юмора. — У меня тоже для тебя есть интересная новость: я не хочу замуж.

Хорошее настроение начало потихоньку улетучиваться. Лучше бы отец устроил скачки на четвереньках по границам всего нашего царства. Задом. С похмелья. С моим непосредственным участием. Я быстрее согласилась бы, честное слово.

— Не упрямься, — ласково принялся он меня уговаривать. — Все девушки рано или поздно выходят замуж, это нормально…

— Вот и пусть выходят, мне-то что?

— Но ты не просто девушка, а еще моя дочь и царевна.

— Спасибо, что напомнил, — хмыкнула я, снова хватаясь за кубик как за спасательную соломинку, но желание его собирать уже совершенно пропало. Меня не покидало ощущение скрытого подвоха. Нет, в самом деле, сидела себе спокойно, никому не нужна была, никого не трогала, и тут… словно тухлым яйцом за шкирку после бани. Или таким образом отец решил разнообразить мою жизнь, чтобы совсем от рук не отбилась?

— Значит, так, — плотоядно потер ладонями отец, уже не обращая внимания на мою скривившуюся физиономию. — В известность я тебя поставил…

— Знаешь, — уже окончательно потеряв к кубику интерес, перебила я, — если ты хотел пошутить, то у тебя ничего не получилось. Не смешно. А у меня такое хорошее настроение было…

— А с чего ты взяла, что я шучу? — Отец выглядел искренне удивленным. — Я серьезен как никогда.

Я медленно поднялась с кровати, словно привидение, выплывающее из стены древнего полуразрушенного замка. Белая шелковая пижама вполне заменяла в данный момент саван.