Город Палачей - Юрий Буйда

После чего брала его под руку, и они отправлялись считать шаги. Она в своих туфельках на стервознейших каблуках, а он - в своих символических ботинках. Они обходили Пушкинскую площадь по кругу, обсуждая планы на будущее, и когда на душе у Боха становилось легче, она вдруг останавливалась и говорила:

- Семь тысяч пятьсот.

- Семь тысяч пятьсот один, - возражал Бох, у которого всегда выходило на шаг больше, и эту ошибку Цыпа охотно ему прощала, потому что это был шаг вперед, именно то - без вкуса, цвета, запаха и даже без веса, что и отличает людей от зверей, а любовь от ненависти. На что Бох со смехом отвечал, что на самом деле это и есть мера их любви, в которой он всегда на шаг впереди. Понять эту логику даже сумасшедшая Цыпа Ценциппер была не в состоянии, поэтому она просто приподнималась на цыпочки и целовала Боха в его голубые, как у слепого кота, глаза.

Петром Иванович, Линда Мора и Миссис Писсис

Влача за собой шлейф пыли, бензиновой гари и мелких собачонок, уставших тявкать на это чудовище, лязгающий и то и дело хлопающий первой правой дверцей автомобиль с клыкастым бампером кое-как пересек площадь, из последних сил одолел мост и остановился на неровной брусчатой площади перед входом в Африку. Из него вывалился рослый усатый господин с близко утопленными глазами, облаченный в черный долгополый пиджак, суконную черную кепку с шелковой лентой на тулье и белые ботинки, в каждую трещинку которых въелась вековечная пыль, много раз замазанная белой краской.

Он ввалился в ресторан и с порога, словно не видя ничего перед собой, - а это было вполне возможно, - закричал:

- Холодного и мокрого! А потом очень крепкого!

И обрушился на стул неподалеку от цинковой стойки, из-за которой за ним равнодушно наблюдала Малина.

- Водку или вино? - спросила она.

- Только не смешивать, - хрипло отозвался мужчина, наконец снимая свою кепку и швыряя ее на стоявший поблизости стул. Он с трудом стянул с рук тонкие черные перчатки и спросил у Малины, по-прежнему не поднимая взгляда и тяжело дыша: - Какая ж это Африка? И кто же здесь купит у меня товар?

Малина поставила перед ним два графинчика, сунула в стакан бумажные салфетки и только после этого поинтересовалась:

- Товар?

Он выпил стакан ледяной водки, тотчас же запив его стаканом холодного портвейна, и посмотрел на пышнотелую красавицу.

- Это же Африка? Мне говорили, что здесь лучшие в России шлюхи. Я привез товар.

- Вы опоздали лет на сто, - без улыбки сказала Малина. - Хотя я слыхала, что в Жунглях - это за рекой - есть люди, которые этим промышляют. Они везут их в Москву. Но если они и появятся здесь, то только вечером. Впрочем, можете сами туда прогуляться.

Мужчина на миг вообразил себе это пыльное пекло, выжженное до белизны небо, провонявший бензином грохочущий и лязгающий автомобиль с отваливающейся передней дверцей - и застонал.

- До вечера?

- Если хотите отдохнуть, поднимитесь этажом выше и спросите Джульетту. Это недорого.

Никто не брался определить возраст Джульетты, которая обычно просила называть ее запросто - Юлией. Это было пышное кулинарное изделие, гревшее голову под шапкой абсолютно желтых волос, намертво схваченных клеем, и передвигавшееся на таких высоких каблуках, что издали казалась коровой, вдруг поднявшейся на задние ноги. Туалет и ванная на этаже были общего пользования, поэтому в каждой квартире хранились собственные сиденья для унитаза. Если Джульетту застигали с сиденьем в руках, она прятала его за спину и заводила разговор на какую-нибудь отвлеченную тему. "Любите ли вы Брамса?" - спрашивала она горбатенькую соседку по прозвищу Баба Жа, на что старуха сердито отвечала: "Я люблю картошку под гармошку". Иногда она тайком от взрослых приглашала в свои покои мальчишек, которые потом, получив свой честно заработанный рубль, рассказывали друг другу чудеса о том, что эта корова не только опускается на колени, но и вынимает изо рта вставные зубы, которые кладет в тарелку с водой.

Гость допил водку и вино, заказал с собой и отправился к Джульетте ждать наступления вечерней прохлады.

Прошло, наверное, около часа, пока из машины не вылезла девушка довольно высокая, в платье из сплошных воланов и оборок, с глубоким вырезом, в широкополой белой шляпе с деревянными вишнями на тулье и с такой плоской сумочкой, что в ней мог уместиться разве что сложенный носовой платок.

- Прошу вас! - Петром Иванович открыл дверь в фотоателье и дружелюбно улыбнулся. - Здесь вы найдете прохладу, отдых и умиротворяющую беседу. Вы мне понравились с первого взгляда. - И, чуть поколебавшись, добавил: - Это судьба.

Девушка с улыбкой вошла в ателье, стараясь держаться подальше от человека в инвалидном кресле, и с интересом огляделась.

- О, у вас как в Египте! - воскликнула она. - А можно мне лимонаду? Или как в Индии! Вы фотограф?

- Да. - Петром Иванович пригласил гостью на плетеную кушетку в углу, под равномерно движущимся опахалом из страусиных перьев, и налил ей в высокий стакан лимонада с крошечными кубиками льда. - Хотя по совместительству я отвечаю и за ключ от библиотеки.

- Здесь есть библиотека? - удивилась девушка. - Но мне говорили, что это - Город Палачей, Африка, самый знаменитый в мире публичный дом. А почему у вас на фотографиях шляпы, шляпы, только шляпы?

- Один из моих предков владел коллекцией шляп - по шляпе на каждый день плюс одна високосная. Вот эта. Шляпы, увы, погибли, остались только эти черно-белые снимки.

- Черно-белые... Но почему же они как будто покрыты позолотой?

Петром Иванович закурил сигару и с улыбкой кивнул.

- Вы наблюдательны. Когда-то европейские эксперты гадали, как же это русским режиссерам Эйзенштейну и Пудовкину удалось придать такой загадочный оттенок своим черно-белым фильмам. А никакого секрета и не было. Русские режиссеры пользовались еще довоенными залежами немецкой пленки "ортохром", которая при проявке и давала этот чарующий эффект.

- Чарующий, - повторила девушка. - Вы знаете такие слова... Мой хозяин никогда не употребляет таких слов. Иногда он и обычные-то неправильно выговаривает. То есть как бы недоговаривает. "Ди" - это иди. "Мурый" - это хмурый.

Она легко рассмеялась.

Петром Иванович насторожился.

- Ваш хозяин... А не скажете ли вы мне, кто ваши родители?

- Меня зовут Лизой, - ответила девушка с улыбкой. - Мы жили где-то на юге, но это было давно. Когда моих родителей убили, мне дали голову папы, завернутую в капустные листья, и велели идти на север. А после детдома меня взяла к себе Инна Львовна, которая иногда больно кусалась. Вот она и продала меня хозяину - его зовут Лев. Вы же видели, какой у него автомобиль! Бентли. - Она смутилась. - Правда, я не знаю точно, но, быть может, Бентли - это фамилия хозяина.

- Значит, он решил продать вас в Африку?

- Он говорит, что половину денег отдаст мне и оставит меня в покое навсегда. Я боюсь таких слов: навсегда, вечно, любовь, шваль вонючая... и так далее... Папину голову он держит в стеклянной банке и не хочет отдавать ни за что.

Губы ее дрогнули.

- Лиза... - Петром Иванович глотнул из своего стакана. - Испанцы называли красавиц, в жилах которых течет мавританская кровь, linda mora. Линда Мора. Можно я буду называть вас так?

Она засмеялась.

- Откуда вам известно, как говорят испанцы? Линда Мора - это красиво звучит. Но откуда вы знаете...

- Я много чего знаю, - мягко, но решительно остановил ее Петром Иванович. - Я знаю, что когда-то Африка была действительно одним из лучших борделей Российской империи, но это было задолго до того, как родились ваши родители. Я знаю, что ваш хозяин сейчас отдыхает у одной моей старинной знакомой в ожидании вечера, когда в ресторане соберутся люди из Жунглей вы проезжали это скопление пыльных одноэтажных домиков, где издревле селились палачи и их потомки. Среди них есть предприимчивые мужчины, которые занимаются торговлей женщинами. Редко своими, чаще - крадеными. Вроде вас. Я знаю, что вашего хозяина в лучшем случае оставят в живых, но обязательно всадят ему в заднепроходное отверстие сосновую шишку чешуйками назад. Извините за эти подробности, но вы должны знать...

- А почему чешуйками назад? - весело поинтересовалась Линда Мора.

- Потому что туда она входит почти неощутимо, а чтобы ее извлечь, придется прибегнуть к помощи хирурга. Еще раз простите меня... Вас же просто посадят в машину или на пароходик и отвезут в Москву, где заставят работать с утра до вечера.

- Говорят, Москва - большой и красивый город. Город городов. Там есть Кремль и лучшее в мире мороженое.

- Да, - сказал Петром Иванович. - И я знаю наперед, что через два-три года вас найдут на мусорной свалке в полиэтиленовом пакете с отрезанной головой. - Он промокнул лоб платком. - Хотя, может быть, вы и уцелеете. А я вас просто пугаю, потому что - вы будете смеяться - влюбился в вас с первого взгляда, хотя знаю, что настоящая любовь начинается только с третьего взгляда.