Западня для леших - Иван Алексеев

Вот и созрела у верных Басмановых плодотворная мысль: внедрить в сознание недоверчивых европейцев приятную для царского самолюбия идею о верных слугах и подлых разбойниках, внедрить не по официальным каналам, а через простых русских людей, бывающих по своим частным делам за границей. Беда только, что людишек таких на Руси практически-то и не было. Разве что в диких поморских вотчинах боярина Ропши копошились какие-то мореходы, бывающие с торговлишкой в заморских странах. Барышей эта торговлишка не приносила, так как заморские купцы дружно обижали потенциальных конкурентов и в цене, и в пошлинах. (Леших такое положение весьма устраивало: барыши их не интересовали, а большие доходы привлекли бы ненужное внимание. В сугубо секретном отделении Большого Совета, о существовании которого в Лесном Стане знали немногие, эта липовая торговля обозначалась рабочим термином «легенда прикрытия».) Итак, на семейном совете Басмановых было решено для внедрения в Европе правильных представлений о царе использовать на безрыбье горе-купцов Ропши.

Но не вызовешь же их в Москву просто для выдачи ценных указаний! Во-первых, потомственные придурки все перепутают. Во-вторых, их косноязычным, с грехом пополам заученным объяснениям никто и не поверит. Поэтому мудро решили призвать сих людишек в качестве боярского ополчения на год в столицу для борьбы с разбойниками, коих на Руси действительно было немерено, а затем отпустить восвояси. Пусть после этого рассказывают все как есть: что, дескать, для царя все усердные слуги равны, и все верноподданные дружно борются с внутренним супостатом – ворами и душегубами, мешающими процветанию Государства Российского.

Чудаковатый Ропша был в кои-то веки вызван во дворец, где ему и объявили царев указ. Конечно, лешие нашли бы возможность отвертеться, но почти одновременно с письмом от отца-боярина о царском указе, поступившем в Большой Совет, игумену лесного Всесвятского монастыря, расположенного в Лесном Стане, было передано из Москвы послание от митрополита Филиппа. Об этом послании, в отличие от царского указа, знали только члены Совета. Вскоре последовала команда на поход. В головном дозоре вышли в полном боевом снаряжении лучшие десятки Разика и Желтка, за ними через сутки двинулись главные силы.

Впрочем, даже Разик не знал состава и численности шедшего за ним войска леших. Разик невнятно отвечал красавчику, автоматически прикидывая возможные варианты действий на случай неприятностей. Вариантов было два: либо опричники, перемешавшиеся с его бойцами, внезапно нападут на них, либо они сделают это при встрече с отрядом усиления, находящимся в засаде. Второй вариант был более вероятным. Но здесь на стороне леших имелось существенное преимущество. В любом случае, начало боя будет состоять из индивидуальных схваток, а лешие всю жизнь специально готовились к действию в одиночку против численно превосходящего противника. И почти во всех сшибках этот самый противник бывал весьма поражен, причем в самом прямом смысле. Во-вторых, у опричников не было огнестрельного оружия, а если оно и окажется у предполагаемого отряда усиления, то это наверняка будут громоздкие пищали с фитилями, от которых мало проку в скоротечном ближнем бою. У леших же в седельных кобурах лежали новейшие – последнее слово ружейной техники! – пистоли с кремневыми замками, короткие и легкие, из которых они в два счета положат не один десяток супостатов. Перемешавшиеся с бойцами опричники скорее послужат помехой для предполагаемой засады, лешие используют их в качестве прикрытия при стрельбе, а затем легко прорубятся сквозь строй…

Михась, как и другие бойцы, тоже оценил ситуацию как тактически благоприятную и, позволив себе самую малость расслабиться, с любопытством всматривался в панораму приближающегося города. Михась повидал и европейские столицы, и индейские поселения, и вряд ли испытал бы волнение при виде очередного скопища зданий и сооружений. Но в Москве, блистающей сотнями больших и малых церковных куполов, в избах и теремах, разбросанных среди зелени садов, в строгой величавости Кремля было что-то настолько родное, русское, органически сочетающееся с окружающим пейзажем, что у него невольно защемило сердце и на душе стало радостно и легко.

– Ну вот и прибыли! Вам – туда, – красавчик указал нагайкой на синюю крышу дома Ропши, видневшуюся среди деревьев обширной усадьбы, окруженной невысоким частоколом.

– Спасибо, благодетель! – подобострастно ответил Разик, и отряды разъехались. Опричники, заняв всю ширину дороги, которая переходила в улицу, вмиг обезлюдевшую, направились к Кремлю. Лешие, сомкнув ряды, широкой рысью без особой опаски двинулись к конечному пункту своего похода: Разик уже разглядел над домом условный сигнал, означающий, что все в порядке.

Распахнулись неказистые, но крепкие ворота, отворенные двумя немощными на вид дедами, каждый из которых мог положить голыми руками пару лихих молодцов. Головной дозор, выпрямившись в седлах, вступил на небольшую, но важную территорию Лесного Стана, отделенную от своих сотнями верст. Легко соскочив с седла так, что при этом не звякнула многочисленная амуниция и оружие, Разик пружинисто взбежал на высокое крыльцо, где в вычурно-неудобной высокой бобровой шапке и длинной шубе, величаво, как и подобает владельцу земель и душ, стоял отец-боярин Ропша, на всякий случай не выходя из роли даже здесь, в своей усадьбе. Разик лихим новомодным жестом вскинул руку к берету, отрапортовал о прибытии. Боярин кивнул, пригласил за собою в терем, жестом руки приказав прибывшему отряду спешиваться и располагаться. Уже там, в палатах, старый лешак обнял Разика, назвав, как это было принято между старшими и младшими, сынком. Затем, усадив прибывшего на широкую дубовую скамью, покрытую потертым бархатом, коротко потребовал:

– Докладывай.

– Маршрут чистый. Одно случайное нападение. Без потерь, – доложил Разик.

– Хорошо. Сейчас я отправлю гонца к основному отряду. Отправлю явно, чтобы видели, коль следят. Твои пусть до ночи отдохнут, а ночью пойдут в караул и секреты. Если и будет нападение, то именно ночью, чтобы устроить в усадьбе ловушку для главных сил. На этот случай, как стемнеет, подготовь тайных гонцов. Мои люди покажут им скрытый выход из усадьбы.

– Есть! Разреши выполнять? – Разик поднялся.

– Погоди, сынок, успеешь. Пока бойцов устроят, расскажи, как там Лесной Стан, – с едва уловимой тоской в голосе попросил Ропша.

Разик сел и, как далекому родственнику, принялся рассказывать старому лешему о Лесном Стане, о друзьях-товарищах, детях и внуках…

Михась, проконтролировав, как бойцы расседлали коней и отвели их в обширные конюшни, рассчитанные на несколько сотен голов, и устроились сами в сарае-блокгаузе за теремом, присел на крылечко, все еще оставаясь, как и положено головному, в полной амуниции и вооружении, ожидая дальнейших приказаний командира отряда, беседовавшего в палатах с боярином. К нему не спеша подошел один из дедов, открывавших ворота, с достоинством опустился на нагретые солнцем, гладко струганные доски ступеней, оперся спиной о резной столбик перил.