Страсть и тьма - Александра Айви

Цезарю не нужно было быть вампиром, чтобы почувствовать напряжение, гудевшее вокруг изящного тела Анны, а также заподозрить, что она заманила его в свой номер с исключительно интимной целью.

Он и не возражал против этой самой «интимной цели».

Прошло сто девяносто пять лет с тех пор, как его тело реагировало на женщину. Это случилось в тот момент, когда он лишил Анну невинности. Но тогда, на его беду, появились оракулы, сразу же изгнавшие его из Лондона.

Теперь он едва не стонал от наслаждения и ему ужасно хотелось ощутить вкус восхитительной теплой крови, что текла по венам Анны, хотелось утонуть в этой крови…

Словно почувствовав желание, бушующее в его теле, Анна открыла дверь и быстро переступила порог. Затем обернулась и, сделав почти героическое усилие, постаралась казаться невозмутимой.

Но никакие усилия не помогли. Анну с головой выдавала бешено бьющаяся жилка на шее. Она крепко вцепилась в свою серебристую сумочку — словно в ней находились королевские драгоценности.

Или, может быть, осиновый кол.

— Ты войдешь? — спросила она и тут же прикусила губу. — Или тебе нужно особое приглашение?

Граф прислонился плечом к дверному косяку и скрестил на груди руки.

— Только не в гостиничный номер, моя дорогая. Мне присуща врожденная осторожность.

— Разве ты не бессмертный?

— Бессмертный в том смысле, что я не могу умереть от болезни или от старости, но вампира можно убить.

— Как?

Он тихо рассмеялся.

— Ты же не рассчитываешь, что я отвечу тебе на этот вопрос?

— Почему бы и нет?

— Ты забыла о моей врожденной осторожности.

— Что ж, прекрасно! — кивнула Анна. И, развернувшись, прошла в центр комнаты. Нисколько не смущаясь, она низко наклонилась, открыв взгляду графа свою потрясающе сексуальную попку. Сняв туфли, добавила: — Если собираешься стоять в коридоре всю ночь напролет, то лучше сразу выметайся. А мне ужасно хотелось сбросить эти адские орудия пытки. Уф!.. Весь вечер промучилась на этих чертовых каблуках, даже пальцев ног не чувствую.

— Проклятие… — пробормотал Цезарь. Эта очаровательная попка казалась самой привлекательной из всех наживок, которые когда-либо ему бросали. К тому же ему почти два века было отказано в роскоши желания, и он теперь готов был броситься в любую западню, пойти на любой риск — только бы отведать вкус этой женщины.

«Этому соблазну я противостоять не в силах», — сказал себе граф и, шагнув в комнату, закрыл за собой дверь.

Услышав щелканье автоматического замка, Анна тут же развернулась и метнулась к Цезарю с парой серебряных наручников — он едва успел заметить блеск металла. Если бы граф захотел, то мог бы уклониться. Но он все же позволил Анне защелкнуть наручники на его запястьях (более того, если бы он захотел, то мог бы одним взмахом руки отшвырнуть и Анну, и ее наручники в другой конец комнаты).

Однако он позволил девушке поверить, что ей удалось ограничить его свободу этим нехитрым приспособлением. Конечно, наручники довольно сильно обжигали запястья, но они не были предназначены для того, чтобы сдержать вампира, и в сплав, из которого их сделали, входили, помимо серебра, и другие металлы, что ослабляло их воздействие. Кроме того, Цезарь переносил серебро гораздо лучше, чем другие вампиры. Так что если бы в этом была необходимость, он вполне мог бы освободиться, а пока… Пока он решил подыграть Анне — пусть почувствует себя комфортнее…

А она, подбоченившись, взглянула на него с самодовольной улыбкой.

— Ха!

— Ха?.. — насмешливо переспросил граф. — Сейчас ты похожа на злодейку в низкопробной мелодраме. Ну так что? Бросишь меня на рельсы ближайшей железной дороги, чтобы я вопил и взывал о помощи?

— Я намереваюсь получить ответы, которые и так уже слишком запоздали.

— Не было необходимости меня сковывать. Полагаю, это может быть забавно в определенных обстоятельствах, но ведь мы можем просто сесть и разумно поговорить — как нормальные люди.

— Однако мы не совсем нормальные люди, не так ли, Цезарь?

— Говори за себя, querida.

Наручники немного сдвинулись на его запястьях, и граф поморщился от боли.

Анна явно пыталась действовать в стиле Рэмбо, но от Цезаря не укрылось, что в глазах ее промелькнула тревога — даже два века не смогли ожесточить это нежное сердце…

— Тебе больно? — спросила она.

Цезарь поднял руки, демонстрируя покрасневшую кожу.

— Они жгут мою плоть. А ты как думала?

Анна закусила губу.

— Скажи мне, что ты со мной сделал, и я тебя освобожу.

— Я ничего с тобой не сделал.

— Я знаю, что я не вампирша. Но очевидно, твой укус превратил меня во что-то… — Она умолкла и поднесла руку к горлу. Именно к тому месту, откуда много лет назад Цезарь взял ее кровь.

— Во что именно? — спросил он с улыбкой.

— Во что-то потустороннее. — Она бросила на него свирепый взгляд. — А теперь скажи, что со мной не так?

— Рискую отметить очевидное, но с тобой все в порядке, querida. На самом деле ты само совершенство. — Он снова поднял скованные наручниками руки. — За исключением вот этого твоего… украшения. Давай в следующий раз попробуем хлысты, а?

— Не лги мне, Цезарь. Что-то произошло той ночью. Потому что тогда… все изменилось.

Цезарь улыбнулся, уловив нотки обреченности в ее голосе. Хотя, наверное, любой смертный, узнав, что стал вдруг бессмертным, подумал бы, что это проклятие судьбы, а не подарок фортуны.

— Что же изменилось?

Золотистые искорки в ее глазах ярко вспыхнули, и Анна возмущенно ткнула пальцем в его сторону.

— Черт тебя побери! Это совсем не смешно!

— Анна, я тебя не дразню, — успокоил ее граф. — Расскажи мне, что произошло, после того как я оставил тебя той ночью.

Она обхватила себя за плечи, словно ей вдруг стало холодно.

— После того как мы…

— Занимались любовью? — подсказал он, когда она замялась.

— После того как у нас был секс, — поправила она его. — Так вот, я заснула и проспала почти до рассвета. У меня не было выбора, и мне пришлось тайком вылезти в окно и так же тайком вернуться в дом моей тетки. Когда я туда добралась…

Она вновь умолкла, но теперь ею овладело не смущение, а застарелая боль.

— И что же, Анна? — мягко произнес Цезарь, даже не пытаясь воздействовать на ее сознание. Как будущий оракул девушка наверняка была в этом смысле неуязвима. — Что же произошло?

— Дом сгорел дотла, — наконец выдавила она из себя эти слова. — И в огненной ловушке оказались все мои родственники. Я осталась совершенно одна, и мне некуда было идти, не к кому обратиться.