Полуночное солнце - Стефени Майер

Час! Только час. Я не должен думать о запахе... о вкусе...

Девушка молчала за завесой своих волос. Она наклонилась вперед, и густые пряди плотной волной легли на тетрадь, закрывая от меня её лицо. Я больше ничего не мог прочитать в её ясных глубоких глазах. Так вот почему она распустила волосы? Чтобы спрятать от меня глаза? Из страха? Из застенчивости? Чтобы скрыть от меня свои тайны?

Ещё совсем недавно невозможность прочесть её мысли повергала меня в крайнее раздражение. Однако оно не шло ни в какое сравнение с теми чувствами, что я испытывал сейчас. Я ненавидел эту хрупкую женщину-ребёнка, ненавидел с той же страстью, с которой цеплялся за себя прежнего, за любовь моей семьи, за мечты о том, что я лучше, чем есть на самом деле. Эта ненависть к ней, ненависть за вожделение, которое она пробуждала во мне, как ни странно, помогла мне. Да и прежнее раздражение, пусть слабое, тоже чуть-чуть облегчало моё состояние. Я цеплялся за любую эмоцию, которая отвлекала бы меня и не давала возможности фантазировать о том, какова она на вкус...

Ненависть. Раздражение. Нетерпение. Этот урок никогда не закончится, что ли?!

А что потом, после конца урока? Тогда она выйдет из класса. А я — что тогда предприму я?

Могу, например, представиться: "Привет. Я Эдвард Каллен. Можно мне проводить тебя на следующий урок?"

Она согласится, она же воспитанная девочка. Даже опасаясь меня — а, как я подозреваю, она действительно испытывает передо мной страх — она будет следовать общепринятым правилам хорошего тона и пойдёт со мной. Будет довольно просто завести её куда-нибудь... скажем, в лес, длинной полосой доходящий до дальнего угла стоянки для автомобилей. Я могу сказать ей, что забыл в машине учебник...

Заметит ли кто-нибудь, что последним человеком, с которым её увидят, был я? Вряд ли: как обычно, идет дождь, и две фигуры в тёмных плащах, бредущие непонятно куда, не вызовут особого любопытства; так что меня ничто не выдаст.

Вот только беда, что я был не единственным, кто пристально наблюдал за нею сегодня, хотя я, конечно, превзошёл всех по степени неистовости внимания. Особенно тщательно следил за ней Майк Ньютон, он не пропускал ни одного из её многочисленных нервных ёрзаний на стуле. Как я и предполагал до того, как её запах уничтожил всё моё снисходительное участие к "бедной девочке", ей, как и любому другому, было не по себе так близко от меня. Майк Ньютон заметил бы, что она ушла из класса вместе со мной.

Если я выдержу один час, то, может, выдержу и второй?

Я вздрогнул от обжигающей боли.

Она пойдет домой. Там никого не будет — шеф полиции Свон работает весь день. Я знаю его дом, как знаю каждый дом в этом маленьком городе. Чарли и его дочь живут на опушке густого леса, соседей поблизости нет. Даже если у неё будет время для крика — а я постараюсь не предоставить ей такой возможности! — никто её не услышит.

Разделаться с ситуацией вот таким образом будет ответственно. Семь десятилетий я прожил без человеческой крови, так что уж два-то часа я продержусь! Если не буду дышать. И когда я застану её одну, то кроме неё больше никто не пострадает. И торопиться тогда будет некуда, согласился монстр внутри меня.

Какое страшное извращение ума — думать, что, если я с невиданными усилиями и невероятным самообладанием пощажу девятнадцать человек в этом классе, то буду меньшим чудовищем, чем когда убью эту невинную девушку!

Хотя я и ненавидел её, я понимал, что моя ненависть несправедлива. На самом деле я ненавидел самого себя. И буду ненавидеть нас обоих куда сильнее, когда она будет мертва.

Вот таким жутким образом я и выдержал этот час — изобретая всё более и более подходящие способы убийства. Но я старался не рисовать в воображении сам кровавый завершающий акт. Для меня это было бы чересчур: я мог проиграть эту битву с самим собой и убил бы каждого, кто оказался в поле моего зрения. Так что я только планировал стратегию и больше ничего. Это и помогло мне продержаться до конца урока.

Только один раз, перед самым звонком, она взглянула на меня сквозь cтруящуюся стену своих волос. Мне казалось, что моя неправедная ненависть превратилась в настоящий костёр, в пламени которого я, корчась, сгорал. Наши взгляды встретились, и я увидел отражение этого пламени в её перепуганных глазах. Кровь прилила к её щекам прежде, чем она успела снова спрятаться за волосами. Я был близок к гибели.

Но тут прозвенел звонок. Спасительный звонок — какое клише. Мы оба были спасены. Она — от смерти. А я — от превращения в кошмарное порождение тьмы, которого сам боялся и ненавидел. Ещё несколько секунд — и было бы поздно.

У меня не хватило выдержки спокойно и медленно выйти — я вылетел из класса стрелой. Если бы кто-нибудь тогда задержал на мне свой взгляд, то моя манера передвижения, без сомнения, показалась бы этому человеку весьма странной. Но на меня никто не обратил внимания. Мысли всех школьников по-прежнему вращались вокруг девушки, которая была обречена на смерть в течение часа.

Я спрятался в своей машине.

Как же мне не нравилась мысль о том, что я сейчас попросту прячусь! Могло показаться, что я праздную труса. И, бесспорно, на тот момент так и было!

Я не мог сейчас находиться среди людей — все мои запасы самодисциплины истощились. Сосредоточив так много усилий на том, чтобы не убить одного человека, у меня больше не оставалось сил сопротивляться искушению выпить кровь кого-нибудь другого. А раз так — то не лучше ли тогда убить ту, чьей смерти я действительно жажду? Если уж сдаваться монстру, то надо хотя бы получить стóящую награду за поражение.

Я поставил диск с музыкой, которая обычно успокаивала меня, но в этот раз она не оказала своего обычного действия. А вот что помогало гораздо лучше — так это прохладный, влажный, чистый воздух с лёгким дождём, веявший через открытые окна. Хотя я всё ещё с кристальной ясностью помнил аромат крови Беллы Свон, чистый воздух словно омывал меня, избавляя моё тело от пагубного влияния этого запаха.

Безумие отступило, я снова мог мыслить ясно. И снова мог бороться. Бороться с тем, чем я не хотел быть.

Я не должен следовать за ней домой. Я не должен лишать её жизни. Я разумное, мыслящее существо, и у меня есть выбор. Выбор есть всегда.

В классе подобные рассуждения не могли мне даже в голову прийти, но сейчас я был далеко от этой девушки. Может, если я буду очень-очень тщательно избегать её, то не возникнет необходимости менять свои жизненные установки? Мне нравился мой нынешний образ жизни. Зачем позволять какому-то жалкому, пусть и вкусному, ничтожеству разрушить такой прекрасный порядок вещей?