Журнал «Вокруг Света» №11 за 1975 год - Вокруг Света

Трудно было удержаться, чтобы не взглянуть, как начинается манифестация. В коридоре с крутыми поворотами вдоль стен вытянулись разномастные столы, заваленные брошюрами, листовками, открытками, значками. На фоне ярких плакатов французские, испанские, греческие, голландские, чилийские и, конечно, бельгийские молодые коммунисты провозглашали политические лозунги, перебрасывались шутками. А мимо, сжатая коридором, стремилась река юношей и девушек в разноцветных свитерах и майках, в расклешенных брюках и мини-юбках, растекаясь по аудиториям — на диспуты, просмотр фильмов о борьбе за свободу народов Чили, Вьетнама, Южной Африки и Палестины, выступления солистов и ансамблей с политической программой. В толпе шныряли ребятишки в шортах, предлагая листовки, конверты с эмблемами за 20 и 50 франков. Это бельгийские пионеры собирали средства в фонд мира и на свои пионерские лагеря.

Заглядевшись на всю эту круговерть, я не сразу сообразил, что кто-то дружески хлопает меня по плечу: передо мной в полном составе стояла семья Михельсов. Жан-Пьер, с сияющими глазами, в белой рубашке, распахнутой на груди, крепко сжал мне руку.

— Все будет в порядке, — ободрил Андре.

Внезапно около Жан-Пьера вынырнул Викторией Буйо и что-то ему шепнул. Оба двинулись ко входу, а за ними и я. У дверей образовалась пробка: хотя за вход установили плату до 100 франков — на устройство различных мероприятий, — желающих попасть на манифестацию оказалось невероятно много. Выбравшись из университета, я понял, чем озабочен Викторией. Перед дверьми подпрыгивали, размахивая руками, странноватые патлатые субъекты в длинных рубахах и черных колпаках. Кое у кого болтались на груди цепи, некоторые держали под мышкой пачки листовок и плакаты. Худой парень, подпоясанный широченным ремнем в заклепках, крутил в воздухе каким-то флагом.

Пожалуй, это и была та часть «здравомыслящих» молодых людей, которых одна буржуазная газета призывала прийти в университет и устроить свой митинг, осудить дружбу с Советской страной, сорвать обличение империализма.

...Чтобы освободить проход в университет, группе обеспечения порядка пришлось сдвинуть агрессивных юнцов в сторону, и тут один из них, услышав слова Жан-Пьера: «Вы, как фашисты, мешаете нашей борьбе!» — завизжал от злости:

— Это мы-то фашисты?! Мы?! Мы АМАДА, за рабочих!

Молодчики из этой анархистской организации, точный перевод полного названия которой действительно обозначает «Вся власть рабочим», на деле провокационно срывали митинги и забастовки...

У входа началась свалка. Но буквально за несколько минут ребята из КМБ (1 Коммунистическая молодежь Бельгии — организация молодых бельгийских коммунистов, основанная в 1921 году.) навели порядок: отобрали знамя и листовки, зачинщикам скрутили руки и выпроводили.

Неунывающий Анри, сопровождавший нас в Брюсселе, с озорным огоньком в глазах, провожая меня внутрь здания, усмехнулся и небрежно ткнул большим пальцем в сторону входа.

— В другой раз не сунутся. Мы стали гораздо сильнее. Дали им в лоб, четверых увезли в госпиталь...

Мне было все равно — отправили этих хулиганов в госпиталь или довели до ближайшей аптеки с разбитыми носами, — но я с уважением посмотрел на худенького Анри. Казалось, он заранее знал, где неизбежно столкновение, и тотчас оказывался там. Потом он показал отобранное знамя и сказал, что на манифестацию вообще-то пропускали гошистов (1 Гошисты (gauchiste — франц.) — левые (леваки) разного толка, маоисты, АМАДА, троцкисты и т. д.), но только без листовок и плакатов.

«Можете сидеть, слушать, а вот провокаций мы не допустим», — спокойно говорили левакам ребята из группы охраны.

Манифестация собрала около трех тысяч человек, пришли несколько сотен представителей молодых социалистов, движения гуманистов, молодых христианских демократов, экстремистов же набралось едва ли больше пяти десятков.

Были они и на дискуссии о советской молодежи. Одного из них я узнал. У входа он громче всех кричал: «Мы знаем, чего хотим!» Пока Андре Михельс четко объяснял троцкистам болезненный для бельгийцев вопрос об отношениях с «третьим миром», рассказывал о советской помощи развивающимся странам, мне вспомнилась одна недавняя встреча.

...Это было в старинном фламандском городке Алсте. Мы тихо шли с очередного выступления по полуосвещенной городской площади. Миновали ратушу, воинственного всадника на постаменте.

— Завернем сюда на минутку? — предложил сопровождающий, указав на какую-то дверцу.

— Да ведь полночь уже!

— Ничего, вам будет интересно, тем более пастор нас ждет.

— Кто?

— Пастор, вожак гошистов, он никогда не видел советских.

Через запутанные переходы мы попали в какое-то подозрительное помещение. Потолок его был затянут полотном, размалеванным цветными пятнами и фигурами.

У самодельной деревянной стойки несколько потертый человек сделал зазывный жест рукой, качнув головой в сторону медицинских банок и колб, наполненных, по всей вероятности, не лекарствами.

— Без вина нет дискуссий, — изрек он.

О чем он хотел с нами дискутировать, «потертый» не объяснил.

Посредине комнаты, поджав ноги по-восточному, сидели двое, странно неподвижные, то ли от алкоголя, то ли от наркотиков. Крупные буквы со стен призывали: «Meditate!» («Сосредоточься в себе!») На столике лежал журнальчик, он назывался «Как жить одному».

— Все-таки трудно этому научиться, жить совсем без людей, — сказал я пастору, довольно молодому человеку.

— Мы стараемся помочь страждущему найти себя, обрести спокойствие в этом холодном, запутанном мире, — ответил пастор.

— Помочь себе — это помочь всем?!

— Каждый уходит в свое, в дом и машину. Люди себялюбивы и пассивны.

— Надо выбрать цель и вести людей, бороться за них, за справедливость.

— Это ничем не кончается...— покачал головой пастор.

...А тот паренек, у входа, кричал Жан-Пьеру: «Мы знаем, чего хотим, куда идем!»...

После митинга кто-то из группки гошистов подошел к генеральному секретарю КМБ Просперу Грюнвальду и сказал: «Мне кажется, вы понимаете, что делаете, у вас интересно, вы дружные. Можно мне приходить к вам?..»

В раскинувшемся амфитеатром зале гремели электроинструменты бит-ансамбля. Парни и девушки подпевали и притопывали в такт резкому ритму. Внезапно, подчиняясь голосу человека, на сцене все стихло. Начался митинг.

То горячие, то горькие, то гневные и убежденные, звучали в зале слова о людях, умирающих за свободу и родину, о дисциплине, солидарности и преданности делу социализма. Зал затихал и яростно взрывался скандированием. Говорила Гладис Марин, секретарь ВФДМ Серхио Домбровский, студент-коммунист из Португалии Антонио Раино, вьетнамец Бун Дью Триеп. Когда, несмотря на выкрики экстремистов, закончил свое выступление советский представитель, зал встал и запел «Интернационал».

Во втором ряду пели два высоких валлонца — Андре и Жан-Пьер Михельсы, отец и сын.

В. Лебедев, наш спец. корр.

Шарлеруа — Брюссель, март 1975 года

У последних параллелей планеты

Исполнилось сто лет со дня его рождения и, возможно, 62 года с тех пор, как его не стало. Неизвестно, когда и где он умер, о чем думал в последние свои часы. Но то, что он подарил отечественной географии за короткую свою жизнь, столь велико, что забвения его делам нет и не будет. Имя его — Владимир Александрович Русанов...

По его маршрутам...

Он впервые посетил Арктику в 1907 году на сэкономленные студенческие гроши, чтобы собрать материал для будущей докторской диссертации. Это было первое возвращение политэмигранта в родную страну после четырех лет разлуки, напряженной учебы на геологическом факультете Сорбонны. Эта экспедиция была на Новую Землю и заняла почти два месяца. Втроем — с товарищем-студентом, и проводником-ненцем—они облазили берега Маточкина Шара. Эти места оставили у него неизгладимое впечатление. «Кто проходил Маточкиным Шаром, тот, вероятно, никогда не позабудет удивительной красоты дикой и величественной панорамы... Сколько прелести и разнообразия в сочетании зеленых морских волн с обнаженными разноцветными горными складками, со снегом и ледниками». Всякое было в этом маршруте — ураганные ветры, туман, льды в проливе и ледники на суше — все то, без чего нет Новой Земли. Русанов в эти месяцы не просто прошел крещение Арктикой — он нашел в себе полярника.

Вернувшись в Париж, он услышал об экспедиции капитана Бенара на Новую Землю и уже не мог оставаться спокойным. Он отправился в Арктику с его экспедицией и вызвался на самое трудное задание — первое пересечение северного острова Новой Земли.