Журнал «Вокруг Света» №11 за 1975 год - Вокруг Света

Уже вечерело, наш поезд остановился у этих быков.

Пошли разговоры:

— Впереди наледь...

Опять наледь! Откуда бы, казалось, взяться воде, когда Гилюй промерз до самого дна? Сколько ни долби лед, не найдешь ни капли воды! На чай растапливали куски льда.

И вот — наледь! Механизм выброса воды, видимо, тот же, что и на суходолах. Наледи на Гилюе бывают настолько мощные, что машины, если в колонне нет тягача или трактора, вязнут в ледяной каше, а за ночь прочно вмерзают в лед. Но бывает, что и тракторы вмерзают, захлебнувшись в потоке наледи.

Наш поезд повернул от быков моста на просеку. Это была ободранная до щебня дорога-времянка. Тракторы с тяжелыми санями на прицепе забуксовали. Щербинистая дорога взбегала на сопку и пропадала где-то вверху, в черных горбах. Все-таки это страшно смотреть, как буксует трактор! На камнях, ночью. В гусеницах — стрельба, грохот, тучи искр, слившихся в сплошной текучий огонь. Будто треснула земная кора, и сквозь щель злобно стреляет огонь магмы.

У Кондрата на «атээлке» испортилось рулевое управление, и Манойленко с Ваней Шандором, обмораживая пальцы, помогали ему ремонтировать. Даже стосильный тихоход трактор, угловатостью и прочностью слегка похожий на крепость, не выдержал на подъеме. В траках громадины что-то заломило, грохнуло. Тракторист обернулся — оказалось, выбило каток. От каменных мостовых быков до нашего первого ночлега — там, где стояло несколько вагончиков и зимовий, в которых жили геологи, — было километров пятнадцать, и, пугая диких оленей грохотом металла и воем моторов, колонна одолевала этот путь всю ночь. Как назло, почти на всех гусеничных машинах испортился свет, они шли теперь в отблесках фар ЗИЛов. В черных наплывах ночи стволы и ветки лиственниц, облитые зыбким электрическим светом, плыли серыми водорослями. Ночь эта показалась нам необычайно длинной...

На привале водители отоспались, привели в порядок машины. Дальше никакой дороги уже не было. До самых отрогов Тукурингра сквозь тайгу был один путь — ледовое ложе Гилюя.

Когда нет наледей, дорога эта гладка и тверда, как бетон. Именно такой и легла она под колеса и гусеницы нашей колонны. Водителям повезло: звездная гулкая ночь прочно сковала все наледи. Сверкали крупные и редкие кристаллы инея, похожие на застывшие отражения звезд. В старых наледях видны были следы борьбы: развороченные и вздыбленные льдины, застывшая пена, отпечатки протекторов шин и гусениц, обрывки буксирных тросов.

В пути, на участках, оставляем часть буровых — для работы.

В этот день ЗИЛы и «атээлки» одолели более ста километров по реке. На следующий день около полудня подтянулись тракторы с санями на прицепе. И вскоре мы вышли к городку из зимовий. Их закладывал Соколов еще до назначения его главным геологом. Здесь предполагалась передышка. Главные трудности ожидали водителей «атээлок» — Манойленко, Брата-Кондрата и Ваню Шандора. Одолевая хребты и мари, каменные россыпи и кочки болот, они должны были выйти к Зее. И не просто выйти, а сделать за весну, за лето и осень многие сотни скважин. Зима близилась к концу — на солнцепеках оплавлялись сугробы, покрываясь за ночь твердой стеклистой коркой. Наступал «даркин» — по-эвенкийски месяц наста. Прибытия колонны с нетерпением ждали геологи, инженеры, техники, коллекторы, заброшенные в тайгу еще раньше вертолетом.

Соколов догнал санно-тракторный поезд в пути.

...И вот уютно гудит дизель на буровой Вани Шандора. Рядом, шагах в сорока, стоит другая «атээлка». Бурит вечную мерзлоту Брат-Кондрат. Буровая дрожит и воет: пошла галька пополам с мерзлым илом, крепким и вязким, как камень нефрит. Круглые камешки гальки перекатываются под коронкой бура, будто шарики в опорном подшипнике. Брат-Кондрат считает, что бурить в такой гальке хуже, чем в монолитных коренных породах. Техники делают пометки в специальных тетрадях. Соколов изучает керны. Проектировщики и строители Байкало-Амурской должны знать, какие грунты будут основанием полотна железной дороги, как глубоко залегают коренные породы и возможно ли появление наледи. От этих данных зависит безопасность движения поездов и долговечность дороги.

Вдали синеют сопки. Там, за ними, гольцы Тукурингра, хребты Соктахан и Джагды. Сквозь редколесье плывет белый дым, медленно заглатывая ветки и стволы черных лиственниц.

Перьями инея обрастают стебли осоки и кусты ерника. Где-то опять прорвало — дымит выброс наледи...

Н. Яньков, наш спец. корр.

В те дни в Белграде

«К середине октября 1944 года Советская Армия и югославские партизаны, охватив почти сомкнувшимся кольцом Белград, начали штурм исстрадавшейся за годы оккупации столицы. 14 октября завязались решительные бои на окраинах города. С рассвета 15 октября сотни советских танков, пехотинцы 57-й армии маршала Толбухина, войска 1-го Пролетарского корпуса генерала Пеко Дапчевича и другие части Народно-освободительной армии Югославии ворвались в город по главным его артериям. К исходу того же дня вражеская группировка в Белграде была рассечена пополам, и воины-освободители через центр города вышли к Дунаю. В следующие четверо суток гитлеровскую группировку в городе удалось уничтожить по частям, и день 20 октября, когда последние фашисты были уничтожены в крепости Калемегдан, стал днем полного освобождения столицы Югославии.

В эти дни мне, специальному военному корреспонденту ТАСС по 2-му и 3-му Украинским фронтам, посчастливилось быть в Белграде. С армией прошел я по территории освобожденной Югославии».

Так писал известный советский писатель Павел Лукницкий. Участник освобождения Югославии, он собирался создать об этом книгу. Материалами к ней служили несколько толстых тетрадей дневников. К сожалению, смерть Павла Николаевича не позволила ему осуществить эти планы. Но в дневниках его сохранились подробные и яркие записи, сделанные в те волнующие дни.

Мы публикуем несколько отрывков из военных дневников П. Н. Лукницкого, посвященных Югославии.

В моем фронтовом дневнике, в полевой тетради капитана Красной Армии, специального военного корреспондента ТАСС — им я был, придя сюда после девятисот дней пережитой мною в Ленинграде блокады, — в моем дневнике бегло карандашом записано:

«...3 октября, 3 часа 30 минут дня. Граница Югославии и Румынии... Будка, крашенная в румынские цвета, колючая проволока. С югославской стороны — маленькая белая будка. Несколько деревьев. Шоссе-щебенка, обсажено деревьями. Равнина... Направо горизонт необъятен и ровен, налево вдали — горы.

3 часа 40 минут. Виден город Вршац, в нем что-то горит. Видны два шпиля большой церкви, трубы трех фабрик. «Halt!» — «Стой!» — немецкие надписи. Несколько надолб против пустого завода. Трофейные разбитые грузовики. Яркий красный советский флаг при въезде и трехцветный югославский.

Так я оказался во Вршаце, освобожденном частями 10-го гвардейского корпуса генерал-лейтенанта И. А. Рубанюка. Стрелковая дивизия генерал-майора Соколовского, не задерживаясь после полудневных боев на подступах к Вршацу, прошла дальше, через Алибунар, Владимировац, Ланчево на Белград. Югославские партизаны действуют вместе с Красной Армией. От Вршацкого партизанского отряда к великому празднику освобождения осталась малая горстка самоотверженных, храбрых людей, остальные погибли в боях. Три года бойцы воеводинских бригад и отрядов геройски сражались с вооруженными до зубов оккупантами.

5 октября. Все радиостанции Советского Союза и Народно-освободительной армии передали сообщение Совинформбюро об освобождении Панчева, Старчева, Честерека, Войловиц и о том, что на аэродромах Петровграда и Вршаца взято 76 самолетов противника... 40 из них были взяты возле очищенного от врага Алибунара.

В боевой обстановке я познакомился с партизанами: командиром отряда — коренастым веселым Корачем, комиссаром — черноволосым и темноглазым красавцем Иованом Граховацем, комиссаром роты — широколицым Иоцей Форгичем, в прошлом добродушным портным, а ныне грозою фашистов; с русским парнишкой — шестнадцатилетним автоматчиком Колей Зинченко (в 1942 году немцы угнали его вместе со всеми жителями из станицы Крымской в Румынию, а он сумел через Болгарию бежать к партизанам). У партизан дел выше головы — надо переходить от немыслимо тяжкой, но ставшей привычной вооруженной борьбы к не менее напряженной мирной работе. Надо добивать укрывшиеся — уже не части, а банды — гитлеровцев, жестоко сопротивляющиеся только потому, что им страшнее смерти сдаться в плен партизанам в тех самых местах, где они зверствовали. Надо создавать гражданскую власть. Надо налаживать снабжение, питание голодающего населения, надо восстанавливать пути сообщения, связь, собирать оружие, хоронить погибших...