Старые черти - Кингсли Эмис

— «Лестница, тридцать первое декабря тысяча девятьсот сорок девятого года», — прочитал молодой человек и сделал глоток, судя по всему, светлого пива. — Интересно, что это за лестница?

Он говорил с простодушным недоумением.

— Должно быть, хозяйское барахло, — ответила девушка. Она держала бокал с непрозрачным зеленоватым напитком, в котором плавали кусочки льда и фруктов.

— Ежегодный торжественный обед…

Девушка вгляделась в слегка заплесневелую фотографию.

— Не иначе как здесь.

— Председатель… комитет… Тут что-то типа клуба, да?

— Но ведь нас обслужили?

Пока молодые люди смущенно поворачивались к компании стариков, Гарт, привычно вспомнив, что толстяки Питер и Чарли вряд ли тронутся с места, а Малькольм страдает от газов, встал и закрыл дверь, стараясь хлопнуть как можно громче, правда, без особого успеха — дверь уже почти закрылась сама.

— Э-э… простите… — начал юнец.

Гарт молча посмотрел на него.

— Это какой-то клуб?

— Ну, не совсем, — произнес Гарт, дергая головой и морща лицо в доверительной гримасе. — Скорее мы надеялись, что, пока идет конфиденциальное заседание комитета, нам никто не будет мешать, всего лишь несколько минут. Личные дела, понимаете…

— О… Да, конечно, извините…

Обменявшись взглядами, молодые люди незамедлительно отступили. Проходя мимо сидевшей за столом троицы, девушка — довольно высокая, с уверенной походкой — мельком посмотрела в ту сторону.

— И закройте дверь, — сказал Питер, выразительно шевеля губами.

Когда дверь почти бесшумно закрылась, Гарт шумно выдохнул, Чарли одобрительно заметил: «Браво, Гарт, ты был великолепен!» — а Питер коротко рыкнул, совсем как лев, пробующий голос.

Малькольм промолчал. Он заметил, что на какую-то долю секунды взгляд девушки остановился на нем — конечно, чисто случайно или из вежливости, — но этого оказалось достаточно, чтобы задуматься. Сколько лет он не обращал внимания на девушек? И что особенного именно в этой? Ее даже красавицей не назовешь. Конечно, она молода — хотя возраст сразу и не определишь, — вернее, не юна, а свежа, словно только что из упаковки, и невзгоды еще не успели оставить на ней свой след. Трудно поверить, что когда-то и он жил среди таких людей, и лишь вмешательство тети, учителя или билетного контролера порой нарушало ход его жизни, да и то незначительно.

— Дело вовсе не в плохом воспитании, просто это… это поколение по своей природе наглое и грубое.

Видимо, Питер решил, что про стычку слишком быстро забыли.

— Неправда, — довольно резко возразил Малькольм. — Молодые люди оплошали по недоразумению, а стоило разъяснить ситуацию, как порядочность взяла верх и они повели себя вполне прилично.

— Хочешь, я схожу и попрошу их вернуться? — спросил Чарли.

— Сейчас моя очередь платить за выпивку, — заметил Гарт.

— Нет, моя, — вмешался Питер.

Не успел он подняться на ноги, как дверь снова распахнулась — теперь уже аккуратно и беззвучно. Воцарилось ледяное молчание, которое посторонний человек счел быугнетающим. Мгновение спустя в комнату вошел человек и торжественно закрыл за собой дверь. Он был примерно одного возраста с присутствующими, высокий и крупный, но не полный, в необычайно толстой, связанной из некрашеной шерсти кофте с потертыми кожаными пуговицами. Таркин Джонс, известный как Тарк, бессменный содержатель «Библии». Впервые увидев его за стойкой году эдак в пятидесятом, Малькольм подумал, что не далее как сегодня утром Таркин перенес тяжелую утрату и он, Малькольм, к этому причастен. Однако Малькольм проявил твердость и вскоре выяснил, что Тарк всегда сохраняет мрачное выражение лица, по крайней мере на людях. Ухватившись за спинки стульев, на которых сидели Чарли и Питер, он наклонился над столом и поочередно заглянул в глаза каждому из присутствующих.

— Значит, сумели избавиться от непрошеных наглецов? — угрюмо спросил он, и в комнате сразу же распространилась аура двусмысленности, сопровождавшая почти все его высказывания.

— Ушли, словно ягнята, — сообщил Чарли. — Никаких проблем!

Тарк нетерпеливо кивнул, уже закрыв тему.

— Вчера ночью, — начал он, понижая голос, — они крутились здесь еще целый час после того, как я закрыл паб, трещали своими мотоциклами, орали, да еще этот рок из приемников! Они…

— Надо же, — удивился Малькольм. — Как сказал Чарли, минуту назад они были на редкость сговорчивыми. Ни намека на…

Он смолк под взглядом владельца паба, которым тот вновь обвел компанию — теперь в его глазах читалось стоическое терпение.

— Вообще-то я о совсем других молодых людях, — сказал Тарк с неожиданно радостно-снисходительным видом. — Не о тех двух, которые только что вошли и вышли, нет. Я о других. Тех, чье поведение я попытался описать.

Он замолчал секунд на десять, прежде чем вернуться к своей обычной манере, затем продолжил:

— Знаете, они не здешние, по крайней мере большинство. Мотаются по трассе М-4 из Кардиффа или Бристоля, как черти из преисподней, в любое время дня и ночи, все с девчонками сзади. В то воскресенье я возвращался из Пенарта — ездил проведать дочь, так они догнали меня целой компанией, начали подрезать, или как там это называется, а потом то обгоняли и ехали перед машиной, то катили рядом по трое или по четверо в ряд и пялились на меня бог знает сколько, и все на скорости семьдесят миль. Семьдесят! А еще говорили разные гадости, перекрикивались друг с другом и показывали на меня. Честно говоря, — Тарк понизил голос, — я здорово испугался.

Он сделал паузу, но, судя по виду слушателей, никто не собирался комментировать его рассказ.

— И дело не в веселом настроении или юношеском избытке чувств — к этому мы привыкли. Нет, перед нами не что иное, как организованный выпад против нашей культуры и образа жизни. Вы просто обязаны обратить на это внимание и принять необходимые меры. Если люди вашего круга не покажут остальным пример, даже не знаю, что с нами будет.

— Лично я думаю, — вмешался Малькольм, — что в данном случае речь идет о покушении на устои общества.

Своим замечанием он, похоже, обезоружил хозяина «Библии», и тот произнес с легкой дрожью в голосе:

— Рад, что вы так считаете, мистер Келлан-Дэвис. Я собирался сказать то же самое.

Собирая стаканы, Тарк немного оживился и спросил почти дружелюбно:

— Как вы тут, не замерзли? Погода на улице премерзкая. Только скажите, и я принесу электрокамин.

Никто не ответил, и он ушел, на миг задержавшись у двери, чтобы выдать последнюю реплику:

— И, пожалуйста, отнеситесь к моим словам со всей серьезностью.

— Бог мой, ну и тип! — воскликнул Гарт, повторив свои же слова, которые говорил после каждого визита хозяина.

— Да уж, но я, похоже, его успокоил, — скромно сказал Малькольм.

— Точно, — согласился Питер.

— Старина Тарк порой бывает чересчур категоричен, — произнес Чарли. — Мы все знаем, что приходится кое с чем мириться, он тоже это знает, и не стоило говорить об организованных выпадах и каких-то обязанностях. Обязанностях!.. Нет, он явно перегнул палку!

— Прости, не понимаю, что ты имеешь в виду, — заявил Малькольм.

— Он нас дразнит. Хочет, чтобы мы стали ему возражать.

— Ты имеешь в виду, что он нас разыгрывает? Да, он, безусловно, преувеличивает, но все-таки…

— Тарк уже и сам не знает, когда прикидывается, а когда нет, — ответил Питер, — или насколько искренни его слова. И здесь он не один такой.

— Тем не менее вы с ним сходитесь во взглядах на современную жизнь, нынешнюю молодежь и все остальное, — заметил Гарт.

К счастью, прежде чем Питер успел ответить, к ним подсел старина Оуэн Томас (не родственник Питеру) вместе со своим гостем, отставным бухгалтером из Брекона. Немного погодя пришел старина Арнольд Сперлинг, затем — старина Тюдор Уиттинхем, который в пятьдесят третьем году на «Уэмбли» обставил чемпиона Британской империи среди любителей со счетом 9:3,14:12 и 9:7. Арнольд только что выиграл несколько фунтов в газетное лото и угостил всех выпивкой. Чарли почувствовал себя гораздо лучше, а Питер, похоже, смирился с присутствием Арнольда и других.

Оуэн Томас отправился к бару за ветчинными рулетиками и принес все, что осталось там из еды — тарталетки с сыром и яйцом, приготовленные Таркиновой внучкой, которая училась на кулинарных курсах при университете. По разным причинам Питер, Чарли и Малькольм есть не стали. Приятели решили выпить и откланяться, вернее, решил Питер, чья машина стояла у паба, а остальные двое его поддержали. Выпили, затем еще по одной (Малькольм отказался) и ушли. До дома Гарта было рукой подать, и он, разумеется, намеревался идти пешком — вероятно, как только объяснит гостю Оуэна Томаса, почему нужно гнать от себя плохие мысли.