Далекая от Солнца - Михаил Михеев

Немного освоившись, он просто подвигал к себе одну тарелочку за другой и запивал чем-то, похожим на крюшон.

А потом Лиин толкнула столик, и он уехал сквозь стену.

Когда столик вернулся, на нем стояла большая круглая ваза, как будто хрустальная. Через ее края на стол свешивались большие фиолетовые цветы странной формы, с четырьмя клиновидными лепестками и ярко-золотистыми длинными тычинками. Кажется, цветы были настоящими – в вазу была налита вода.

Васенков устроился поудобнее на скамеечке, вытянул ноги… и вдруг почувствовал, как скамеечка под ним шевельнулась, задвигалась.

– Не пугайтесь, – сказала Лини.

И Васенков понял, что сидит в мягком покойном кресле и руки его лежат на подлокотниках.

– Вам удобно? – спросила Линн.

Спинка его кресла, словно живая, качнулась взад… вперед, как бы отыскивая наилучшее для Васенкова положение.

– Спасибо! – сказал он. – Мне уже хорошо.

9

Линн молчала.

Васенков выжидательно сложил руки на коленях. Он не собирался начинать разговор. Он не напрашивался в гости, и, коли уж его сюда привезли, пусть объяснят сами, зачем он здесь понадобился. И если здесь считают, что это начало контакта двух культурных миров, двух цивилизаций, то, прямо говоря, начало плохое. При таком уровне культуры можно было придумать что-либо умнее похищения…

Линн протянула руку и взяла из чашки цветок. У цветка оказался длинный, как у кувшинки, стебель, он прочеркнул по столу мокрую полосу. Потом Васенков явственно почувствовал, что Линн смотрит на него. И ему показалось – он даже как-то ощутил это, что Линн уже знает, о чем он думает и о чем хотел бы узнать и говорить. И хотя ему нечего было стесняться ни своих мыслей, пи будущих слов, он почувствовал неловкость не за себя, а за Линн, словно уличил ее в подглядывании в замочную скважину.

Он насупился и покраснел. И Лини тотчас опустила глава.

– Извините меня! – сказала она тихо.

Васенков только вздохнул.

– Я не буду больше так делать, – продолжала Линн, – не сердитесь.

– Ничего, – сказал Васенков. – Я уже не сержусь. Он поднял глаза к потолку и прислушался к музыке. Непонятные мелодии набегали, сменяли одна другую. Казалось, музыка пытается подстроиться к его настроению… он вздрогнул от неожиданности, услыхав звуки Четвертой симфонии Чайковского, до того она показалась неуместной в этом неземном пластмассовом мире. И тут же симфонию сменили певучие неторопливые созвучия. Васенков прислушался с любопытством… чуть бы потише! – и музыка послушно притихла.

Положив руки на стол, Лини перебирала сине-фиолетовые лепестки цветка. Золотистая пыльца пачкала ее пальцы. Она уже не смотрела на Васенкова.

Он решил, что ему незачем повторять свои вопросы вслух.

Лини начала говорить сама.

Она негромко и слегка нараспев произносила слова, изредка останавливаясь, очевидно, подбирая нужное ей выражение на чужом, малознакомом ей языке, и Васенков не мог не признать, что она справлялась со своей задачей хорошо.

– Я согласна, – сказала она, – мы привезли вас сюда без вашего согласия, мы поступили не очень… – она запнулась.

Васенков великодушно пришел ей на помощь:

– Не очень хорошо, – подсказал он.

– Не очень хорошо, да, – послушно повторила Лини. – Это плохой начал… плохое начало, – поправилась она сама, – для контакта двух цивилизаций.

Она повторила слова, которые он еще не успел произнести, улыбнулась чуть виновато. «Как они это умеют? – подумал Васенков. – Парапсихология!..». Он нервно постучал по подлокотнику кресла пальцами, хотел спросить. Но Линн по-прежнему не смотрела на него, и он не спросил.

За все время разговора она ни разу не подняла на него глаза.

– Встреча с вами, – продолжала Линн, – это еще не начало контакта. Это случайная встреча. После нее… после нее все останется как был… как было. Вы ничего не будете о нас знать.

– Почему? – спросил Васенков.

И подумал: «А как же я? Я-то ведь уже знаю… Куда же денут меня?».

Но эта мысль мелькнула и исчезла, не вызвав особенной тревоги. Почему-то Васенков был уверен, что с ним здесь ничего плохого не может случиться.

– Вы боитесь нас? – спросил Васенков.

– Да, – согласилась Линн. – Мы боимся, потому что многого еще не понимаем. Вся история вашей Планеты – это войны и войны без конца. Мы не можем без страха смотреть на экранах картины ваших сражений. У нас не было этого. Мы сражались только с природой, которая всегда была к нам… немилостива. У вас все шло иначе.

«Да, у нас все шло иначе!»… – подумал Васенков.

– У вас много, очень много хорошего, – продолжала Лини. – Нам бы очень хотелось встретиться. Но это время еще не пришло. Мы должны подготовиться к встрече. Поэтому Верховный Совет Планеты – Совет Трехсот решил познакомиться с представителем вашего мира. И вот вы здесь.

– На Земле более трех миллиардов представителей. Почему ваш выбор пал именно па меня? Или это произошло случайно?

– Не совсем. Вы гражданин страны, которая особенно настойчиво ведет разведку окружающих планет, – сказала Линн.

Васенков хотел быть объективным:

– Американцы тоже ведут.

– Да, мы знаем, – согласилась Линн. – Но вы, русские, первыми начали строить общество будущего, нам легче вас понять. Поэтому мы выбрали вашу страну. Нужен был представитель этой страны, который мог бы ответить нам на вопросы.

– Вот как? – сказал Васенков. – Мне будут задавать вопросы? Кто, вы?

– Нет. Совет Трехсот.

– О чем же?

Линн помолчала.

– Вы не знаете? – спросил Васенков.

– Примерно знаю. Лучше будет, если вы услышите их на Совете. Мы запишем на диктографе ваши ответы, ваши мысли, ваши эмоции и попытаемся составить представление о вашем земном характере.

– Чем же наш характер так непонятен?

– Своей нелогичностью. Здесь, у нас, наши дела, наши поступки всегда подчиняются логической необходимости: так нужно! Вы у себя на Планете часто говорите: Я так хочу! И делаете поступки, совершенно непонятные для нас.

– Пожалуй, это будет нелегко вам объяснить, – сказал Васенков. – А вы не считаете, – не утерпел он, – что скучно и утомительно все время жить по закону так нужно?

– Может быть, – согласилась Линн. – Но мы не привыкли жить иначе.

– Значит, – решил уточнить Васенков, – основное, что мешает встрече, – это неустройство наших домашних дел?

– Не только это, – сказала Линн. – Есть опасность более грозная. Ваши микробы.

– Микробы?

– Много поколений тому назад мы у себя на Планете уничтожили все инфекционные болезни и полностью потеряли способность вырабатывать иммунитет. Вы можете свободно жить среди нас, дышать нашим воздухом. Но мы уже не можем дышать тем воздухом, которым дышали вы. Эта комната, в которой мы сидим, изолирована от атмосферы Планеты специальным полем биозащиты.