Пламя Хоннодзи. Что оно осветило в истории Японии - Александр Альшевский

Собрав своих сторонников в столице, он призвал их, издав, как и положено, соответствующий указ, уничтожить бакуфу и в первую очередь ненавистного сиккэна Ходзё Ёситоки. А если бы он не ограничился только призывом и самолично возглавил свою армию, то даже самые решительные самураи бакуфу вряд ли осмелились бы натянуть тетиву лука в сторону экс-императора, и никакие пламенные речи Масако, этой дальневосточной Пассионарии, не заставили бы их стать его личными врагами. Настолько высок был среди самураев того времени авторитет императорской семьи. И чтобы поднять на нее руку?! Да боже упаси. Однако экс-император «сплоховал», остался в столице и ждал, когда восточные самураи (бакуфу, как Вы помните, находилось в Камакура, что к востоку от столицы) принесут ему во исполнение указа голову сиккэна хоть на блюде, хоть в мешке. И дождался… прихода верных бакуфу самураев, которые без особого труда навели порядок в столице: Готоба и члены его семьи были отправлены в ссылку (беспрецедентный случай в истории Японии), многие участники заговора были казнены, а их владения – конфискованы.

Таким образом бакуфу надолго отбило желание двора вмешиваться в реальную политическую жизнь. Ему также удалось отбить (чуть позже, лет этак через 50) и нападения монголов, правда, не без помощи «божественного ветра». А он, причем оба раза, был очень даже кстати. Без этого поистине божественного подарка стала бы Япония провинцией Китая (это в лучшем случае) или аймаком Монголии (в случае далеко не лучшем).

Однако победа над действительно грозным врагом вместо массовой эйфории в стане победителей породила массовое недовольство. Лучше поэта тут не скажешь:

Поднялся занавес победыНад монголом из ЮаньА что за ним? Отчаянье и раздраженье…

И ничего здесь странного и нет. Посудите сами. Самураи здорово потратились на оборону, монголов отбили, поизносились донельзя, а взамен всех этих мучений землицы то и не получили. А откуда было ее взять?! Победителей много, а побежденных нет, все на дне морском. А его и не поделишь. И впрямь хоть ложись на это самое дно… Подобные настроения и их массовый характер заметно расшатывали фундамент бакуфу, отношения и внутри которого не отличались большой сердечностью. А тут еще двор со своими склоками и разборками… Голова и так идет кругом, а давай, улаживай престолонаследственные споры в императорской семье.

Так продолжалось до 1318 г., когда императором стал Годайго, который замыслил покончить с бакуфу и со всеми самурайскими порядками. О решимости императора говорило само его имя Годайго, что можно перевести как «последующий Дайго» или при желании и как «последователь Дайго». И что уж там было такого, чему надо было непременно последовать? Может возникнуть и такой вопрос. А ответ на него, если он возникнет, будет таковым: во времена Дайго и его сына Мураками, тоже, кстати, императора, была доведена до совершенства система личного правления императора, и Годайго хотел вернуть те славные времена.

Хотеть то он хотел, но никто ему не давал (императору даже пришлось бежать из столицы), пока на его сторону не перешел видный военачальник Асикага Такаудзи. В июне 1333 г. Годайго победоносно возвращается в Киото. И сразу дает понять и аристократам и самураям, что вернулись старые времена, когда император был и богом и повелителем. В 1334 г. Годайго меняет девиз правления на «Кэмму», что означает «созидание и воинская доблесть». Особо ломать голову над новым девизом ему не пришлось, он просто воспользовался «хорошо забытым старым» из китайской истории (вот Вам и пример японского рационализма в действии). А хорошо забыто было то, что дворцовый переворот уничтожил династию Старших Хань, однако император Гуан У-ди восстановил династию Хань (Младшая Хань). Девизом объединенной под его властью страны он сделал «Кэмму», звучащий по-китайски несколько иначе, что-то вроде «Цзянь-У».

Годайго также восстановил на время утерянную власть, поэтому и решил править под девизом, уже апробированным «старшим братом» из МладшейХань. Правда, Ханьские императоры потеряли власть лет этак на 15—16, а их японские коллеги – на значительно больший срок (ну, это так, кстати). Новая политика Годайго получила название «Кэмму синсэй» («Новая политика созидания и военной доблести»). Если пофантазировать (благо японский язык предоставляет некоторый простор в этом направлении) и изменить, всего чуть-чуть, иероглиф «син» в выражении «синсэй» (на произношении которого это никак не отразится, и не сомневайтесь), «новая политика» превратится в «личное правление императора», что наверное более доходчиво передает смысл нововведений всем тем, кто мало знаком с тонкостями восточного политеса.

Для переустройства жизни по-новому (или по-старому?) одного желания императора Годайго оказалось недостаточно. Реформированная им административная система почти сразу забуксовала. Самураи опять остались недовольны наградой за боевую поддержку императора. Сражались то они за него в массе своей именно в надежде на награду и награду хорошую. А так, какие они монархисты?! Ну разве на всех угодишь. Тем временем Асикага Такаудзи не дремал. Как только представился случай (а представился очень даже быстро), он совершает очередное предательство, теперь уже императора Годайго (а кто сам не безгрешен?!), а император опять бежит из Киото, прихватив, само собой, все священные регалии, и на этот раз срывается на горе Ёсино (уезд Ёсино, преф. Нара). Гора так себе, всего 455 м, но сакура там, надо сказать, потрясающая. А что еще надо истинному японцу для самоанализа и созерцания превратностей бытия (если только бочонок другой сакэ). Ведь с высоты своего положения он мог только созерцать, как ставший сёгуном Асикага Такаудзи возводит на престол императора Комё.

Так в Японии начиналась эпоха Южного (с Годайго в Ёсино) и Северного (с Комё в Киото) дворов. И тот и другой император считали себя самыми, что ни на есть, законными. И вот ведь какая штука: они были правы, оба! Как так? А вот так. Во времена бакуфу Камакура обострилось противостояние внутри императорской семьи, расколовшейся на две ветви: «Дзимёин» и «Дайкакудзи». Основу такого противостояния заложил император Госага. У него было два сына: любимый очень младший и любимый не очень старший. Сначала Госага, став, как водится, экс-императором, возвел на престол старшего сына (император Гофукакуса). А как же иначе! Традиции – вещь серьезная. Затем, однако, отцовские чувства возобладали и Госага, «насев» как следует на старшего сына, убеждает его уступить престол младшему, который становится императором Камэяма. После смерти Госага между его сыновьями и их сторонниками сразу же возник спор о том, кто станет императором и унаследует огромные владения императорской семьи. Одни считали, что им должен быть представитель линии Гофукакуса, императорским дворцом которой служил храм Дзимёин, а другие непременно желали императора по линии Камэяма, сын которого, Гоуда, жил в храме Дайкакудзи. Экс-император Госага, словно предвидя все эти сложности, завещал, чтобы наследник престола определялся с учетом мнения бакуфу, которому хочешь-не хочешь, а пришлось вмешаться в чисто семейный конфликт. И бакуфу вынесло соломоново решение: императорами должны становиться по очереди представители ветвей «Дайкакудзи» и «Дзимёин». В 1318 г. на престол в порядке строгой очередности и взошел император Годайго из ветви «Дайкакудзи», приняв эстафету от императора Ханадзоно, представителя ветви «Дзимёин». А что произошло дальше, хотя и в общих чертах, мы уже знаем (см. выше).

А жизнь текла своим чередом. Асикага Такаудзи создал бакуфу с резиденцией в районе Муромати (Киото), положив начало второму сёгунату в истории Японии. И все бы ничего, если бы не противостояние дворов, которое уже перевалило за шестидесятилетний юбилей. Сколько бы оно тянулось дальше одному Будде Вайрочана известно, если бы не внук Такаудзи, третий сёгун Ёсимицу. Наобещав императору Гокамэяма (Южный двор) с три короба, никак не меньше, он уговорил его вернуться в Киото и передать три священные регалии императору Гокомацу (Северный двор), попросту говоря, отказаться от императорства. Потом излишне доверчивый Гокамэяма, поняв, что все три короба оказались пустыми, горько будет сожалеть об этом и даже вернется в Ёсино. Но что сделано, то сделано. Да и какой он император без священных регалий и императорских земель, на которых во всю хозяйничали военные губернаторы (сюго).

Прочитав это, некоторые, а может быть и все посчитают Асикага Ёсимицу за простого обманщика. А вот как раз этого и не хотелось бы. Помимо «лжи во благо» Ёсимицу совершил и еще кое-что: осадил особо зарвавшихся сюго вроде Оути, Токи и Ямана; успокоил японских пиратов, которые буквально опустошали побережья Кореи и Китая; наладил очень выгодную официальную торговлю с Минским Китаем и т. д. и т. п. Да что там говорить! За один лишь «Золотой павильон» («Кинкакудзи») (вот, оказывается, во что может вылиться маниакальная любовь ко всему золотому) потомки должны быть ему ой как благодарны. Покрытый черным лаком и облицованный сусальным золотом, словно плывущий в лучах заходящего солнца по окруженному зеленью пруду Кёкоти «Золотой павильон» производит и поныне просто ошеломляющее впечатление (во избежание недоразумений следует, наверное, напомнить, что этот шедевр в 1950 г. полностью сгорел, а в 1955 г. – восстановлен). А то, что Ёсимицу признал себя (на словах) вассалом китайского императора, – это так, для пользы дела. Разве два урожая в год ранних сортов риса из Китая не дело?! Дело, да еще какое, если вспомнить сколько раз японцы в своей истории сталкивались и порой жестоко с голодом.