Рассыпуха - Павел Андреев

Чем больше неопределенность вновь возникающих ситуаций, тем большее количество информации требуется для управления общей оперативной обстановкой. Поэтому ценность разведданных определяется ожиданием их реализации! Успех в этих условиях, в прямом смысле слова, означает — «успевать». В условиях такой оперативности добиться идеальной транспортировки, как вооружения, так и личного состава, практически нереально. Отсюда и рассыпуха.

Скорость, с которой корректируются решения в ходе боя, отражает уверенность бойца. Точка отсчета такой уверенности — это точка равновероятного влияния сложившихся обстоятельств. Комплектность БК — это приоритеты, качественные показатели способности бойца оценивать будущую ситуацию. Сам боекомплект — это мера боевого опыта, количественная мера уверенности, которая гарантирует безопасность.

Помятые гильзы, прилипшая грязь и пыль, перекошенные пули или забоины на головке самой пули — все эти внешние дефекты патронов, образующиеся во время транспортировки, делают эту поврежденную часть боекомплекта непригодной к повторному использованию. Доля выбракованных таким образом патронов составляет, по максимуму — двадцать пять процентов у пулеметчиков и тридцать процентов у автоматчиков. Такая «небрежность» при транспортировке БК отражает интуицию бойца — положительное ожидание собственной эффективности. Только что упакованный БК, субъективно — «прошлое» бойца, который, опираясь на собственный опыт, нагружая себя патронами, еще не может сказать с достаточной надежностью, насколько вероятна возможность не нарваться на засаду самому. Он уверен в удаче ровно настолько, насколько загружен боекомплектом!

В начале эта уверенность отрицательна. Как эквивалент реального опыта по использованию боекомплекта, она отражает порог, за которым точность и уверенность принимаемого решения взаимно исключают друг друга. С позиции самой операции, как сложной системы разнообразных решений, образование рассыпухи отражает оценку бойцом «настоящего» и открывает ему перспективу «будущих» событий при данных обстоятельствах. Именно трезвая оценка настоящего момента позволяет определять перспективу будущих событий, что разрешает не жалеть БК и, не боясь за его сохранность, небрежно швырять его, не ожидая уже ничего чрезвычайного.

Суть всех сумбурных рассуждений Бубы была в том, что вероятность события — «наступление даты демобилизации» — равно вероятности «доживания до до дембеля тех, кто не умер в детстве». Риск для солдата — это риск не получения ожидаемого или обещанного приказа о демобилизации. Так как «дембельский возраст» установлен законом в пределах разумного, то вероятность демобилизоваться близка к единице — для всех, кто не умер в первые девять месяцев службы в армии.

Когда дембель в опасности, срабатывают всем известные приемы управления риском. Их всего четыре: избежание риска, удержание риска, снижение степени риска и передача риска. Снижение степени риска — это повышение своей боеготовности. Избежание риска — это откровенный отказ от участия. Удержание риска — это перекладывание ответственности на молодых и ветеранов. Передача риска — это готовность самим нанести поражение противнику. Основные принципы участия в игре «дембель в опасности»: не рисковать и не лезть вперед батьки в пекло; не толпиться, там, где двое, третий — лишний»; избегать неопределенности — не зная броду, не соваться в воду; не торчать и не подставляться: торчащий гвоздь — причина травмы.

В таких рамках никакой страховой схемы построить нельзя было в принципе. Поэтому проблема в страховании боекомплектом заключалась в том, что вероятность события, от которого страховался потенциальный дембель, возрастала с приближением к дате приказа о демобилизации! Самоуверенность ветеранов и молодых, возрастая с опытом, давала повод для такой перестраховки. В этих условиях изменение статистики рассыпухи отражало статистическую вероятность опасного события.

Непригодные к повторному использованию патроны, в этом случае, были тенью событий, которые еще не произошли, но к которым уже можно было готовиться с полной уверенностью. Причем, чем ближе статистика рассыпухи приближалась к ста процентам, тем больше была вероятность будущей опасности. Чем больше была эта вероятность, тем меньше времени требовалось для ее возникновения. Именно эту закономерность вывел Буба, сортируя по молодухе рассыпь патронов. Чем больше рассыпухи, тем ближе «жопа». Это предсказание было тем точнее, чем длиннее была история рассыпухи.

Патрон Парабеллум калибра 9 мм, пуля типа JHP. ШУРУП.

Патрон 7,62 х 54R с пулей повышенного пробивного действия 7Н13. ПРИЦЕЛ.

— Сколько процентов составляет стоимость твоего джипа от стоимости того, что ты имеешь сейчас? Я имею в виду не то, что у тебя есть, а то, чем ты реально пользуешься?

Его вопрос меня не удивил, такие вопросы свойственны людям, стремящимся овладеть своим окружением.

— Если считать по отношению к тем вещам, которыми я реально пользуюсь, то процентов тридцать получится. Если же считать все имущество, что у меня есть, то получится меньше — процентов десять-пятнадцать. Ты хочешь сказать, что джип — это рассыпуха? — Я начинаю улавливать логику его вопроса.

— Деньги должны при хранении не множиться, а «стареть», «усыхать», как и любые продукты, эквивалентами которых они являются. — Мой собеседник привстает на культях и, опираясь одной рукой на пол, тянется к противоположному углу газеты, за хлебом.

— Житейское представление об окружающем мире — это «здравый смысл», а статистика рассыпухи есть не что иное, как отражение этого здравого смысла. Это интуиция — положительное ожидание собственной эффективности. — Я делаю бутерброд и передаю его Самелину.

— Степень совершенства достигает максимума именно при средних параметрах интенсивности — закон золотой середины: целое делится на две части, шестьдесят восемь и тридцать два. В математической теории личности это называется «степенью готовности принять решение в случае неполной информации» и равна эта «степень готовности» шестидесяти двум процентам! Тридцать два — степень житейской суеты.

— У твоего Бубы получалось семьдесят-семьдесят пять процентов, — поправляю я Самелина.

— Если определить какую-то ситуацию как реальную, она действительно становится реальной по своим последствиям. — Безногий хитро смотрит на меня и жует предложенный мной кусок черного хлеба с селедкой.

— Это тебе Буба сказал? — спрашиваю обжору.

— Нет, это теорема американского социолога Томаса — я позже специально интересовался. — Самелин тыльной стороной ладони вытирает жирные от селедки губы и тянется вилкой к упаковке с салатом.

— А где сейчас Буба? — отвлекая его вопросом, я пытаюсь спасти салат от уничтожения.

— Я не знаю, где сейчас Буба, но каждый раз, вспоминая его постановки, я думаю о том, что раньше не понимал ни капли из сказанного им. — Салат не мешает Самелину говорить и жевать одновременно.

— Было прикольно смотреть по обкурке эти спектакли и слушать его умозаключения. Лишь спустя двадцать лет я начинаю понимать этого парня. Возможно, выводы Бубы — это только случайные совпадения, возможно. Но случайность, это как мина — не найденная нами, скрытая от нас закономерность. Любое обстоятельство, возникавшее тогда, имело все шансы осуществиться в виде конкретного события. И если этого не происходило, просто исчезнуть, не материализовавшись, оно не должно было. Иначе не могло быть — в природе не появляется ничего лишнего, даже рассыпуха, — Самелин говорит, роняя крошки себе прямо на культи. — Кропаль благополучно закончил службу. Переболел тифом, но вернулся из госпиталя в роту и демобилизовался, как все нормальные парни. Сейчас, наверное, кропалит у себя дома — откусывает куски от родной Мордовии.

Сидящий напротив меня человек без ног продолжает говорить. Я его внимательно слушаю, заедая услышанное салатом из свеклы с орехами. Людям вовсе не свойственно говорить одинаково. В том, как мыслит и говорит Самелин, и заключается его сущность. Язык Самелина — это и есть сам Самелин. Описывая свои истории про то, как он взорвался, про Бубу и его историю с Болтом, Самелин создает волну новых переживаний. Смысл его историй передается мне словами, которые соответствуют моему жизненному опыту, и потому, в данный момент, просто всплывают в моей памяти. Они открывают доступ к прошлому и способствуют новому осмыслению пережитого. Момент, в который я перестаю осознавать рассказанное им, ускользает от моего сознания, и я понимаю, что уже никогда во всех деталях услышанное мной не повторится в будущем. Я дожидаюсь конца его истории про Улькуса, достаю новую бутылку водки и сдвигаю стаканы в центр расстеленной на полу газеты.