Кокон - Никита Измайлов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сначала мысли у Евсеева были хаотичными, но вскоре он пришёл к выводу: необходимо проверить, что могли бы он нём сказать оставшиеся свидетели.
Эту проверку он решил устроить на следующий день, а остаток этого провести дома. Парень позвонил Дегтярёву и отпросился на завтра. Целый день лил дождь, небо полностью затянуто тучами. Поздно вечером, перед тем, как лечь спать, Николай сделал запись:
«Запись номер пятнадцать. Я в дерьме…»
15 сентября 2011 года.
К полудню, не теряя времени даром, Евсеев подошёл к злосчастному бару и вошёл внутрь. Всё складывалось как нельзя лучше: кроме хозяина никого не было. Посетителей в том числе. Хозяин бара, мужчина лет за пятьдесят с небольшими седыми усами, стоял за барной стойкой и протирал стаканы вместо бармена.
Без лишнего промедления Евсеев приблизился к стойке и, поздоровавшись, начал выспрашивать у хозяина всё, что он знает о ночном происшествии. Мужчина отвечал, что не разглядел всего как следует, хотя и слышал от знакомых про смерть Метлина, и что, если полиция обратится к нему, то он им мало чем поможет.
Николай облегчённо выдохнул. Значит, бояться разоблачения не стоит. Можно и уходить.
Внезапно хозяин бара повернулся к парню и добавил: «О! Только сейчас и вспомнил! Видите как бывает в жизни… У меня же неделю назад камеры видеонаблюдения повесили. Так что не бойтесь, узнаем, почему вас друг умер… ещё раз мои соболезнования… такое горе… вы держитесь».
Тут Евсеев понял, что всё кончено. Либо он убирает хозяина бара, либо ему конец. Лицо парня стало мертвенно-бледным, и хозяин поспешил налить ему коньяк за счёт заведения со словами: «Вижу, как вам плохо… Выпейте, легче станет».
Евсеев, когда жертва отвернулась, надел перчатки, моментально схватил рядом стоявшую пустую бутылку, разбил её и получившейся «розочкой» разодрал горло обернувшегося на шум мужчины. Именно разодрал, и не пришлось метить в сонную артерию, как это было с доктором.
Труп Евсеев положил за стойкой, прикрыв ковром, лежавшим ранее на полу перед выходом. С камерами трудностей не возникло: на теле убитого Николай легко нашёл ключи от крохотного кабинета, где и оказался установлен компьютер, на жёстком диске которого была вся информация. Уничтожив диск, заодно с компьютером, Евсеев быстрыми шагами направился к выходу. (Парень впридачу проверил, не сохранены ли видеозаписи в «облаке» – их там не было).
Выходя из бара, Евсеев и сам не заметил, что жестокое убийство хоть и смущало и тревожило его душу, но не вызывало уже того нестерпимого ужаса, как после убийства доктора. Нестерпимого,… но адекватного. Адекватного для, наверное, любого человека, который видит грань между добром и злом и не переступает её, потому что знает почему нельзя её переступать или хотя бы потому, что боится этого.
Между тем по узенькому тротуару, идущему вдоль знакомой нам большой асфальтовой дороги неторопливо шагал наш добрый знакомый – Пётр Семёнович. В тот день он был задумчив больше обычного, ему не давала покоя история потасовки, свидетелем которой он стал, и которая привела к смерти молодого, полного жизни юноши, у которого всё ещё было впереди. Пенсионер с неподдельной грустью подумал, что лучше бы ему было в ту злосчастную ночь отправиться в мир иной, нежели несчастному парню. Больно думать, что через несколько минут эти грустные размышления обратятся в жуткую реальность.
Евсеев твёрдой походкой покинул бар и пошёл к асфальтовой дороге по гравиевой дорожке.
Итак, Николай шёл под прямым углом к дороге, вдоль которой шёл старик. Семёныч хотел, как обычно, сесть на свою любимую скамейку и погрузиться в раздумья. Евсеев заметил его и как-то полувздохнул—полуусмехнулся.
Пётр Семёнович сел на скамейку и, заметив Евсеева, кое-как встал, приблизился к парню и пожал тому руку со словами: «Передать не могу, как я вам сочувствую… что-то нескладно сказал… одним словом, держитесь… я понимаю, у вас умер близкий друг, но мы вас поддержим. Всем селом поддержим! Только не отчаивайтесь! Жаль, конечно, парня… мне-то старику и так недолго осталось, пусть лучше бы меня Господь забрал, а не… мальчик же ведь ещё!»
Евсеев посмотрел на старика своими мертвенно-голубыми глазами и спросил: «Простите, вы знаете какие-нибудь подробности произошедшего?»
Пётр Семёнович с удивлением и тревогой вгляделся в лицо парня, очевидно желая найти на нём следы печали, тоски, гнева и чего-нибудь в этом роде, но не находил ничего подобного. Напротив, Евсеев был полностью спокоен, безэмоционален и сдержан.
– Не так я думал, вы отреагируете на мои слова, – нахмурился пенсионер. – Хотя подождите… Простите, я понял: вы сдерживаете свои чувства. Не сдерживайтесь! Расскажите, что у вас на душе!
– Я ещё раз спрашиваю: вам известны какие-нибудь подробности? Что вы видели своими глазами?
Не стоит думать, что Евсеев перестал переживать из-за смерти друга. Вовсе нет! И если двое намеренных убийств очень быстро перестали его мучить, то первое, непреднамеренное, не оставляло его в покое. Вот только виновным он себя считал лишь в малой степени, а действительно виновными – врачей.
По ходу дела пенсионер рассказал всё, что знал, почти ничего не скрыв от убийцы. Почему почти? Дело было вот в чём: Пётр Семёнович не видел, как Евсеев бил Костю по голове; но, когда первый выволок из бара второго, слышал, как Николай откровенно угрожал Метлину, как грубо вёл себя с ним. Можно было сказать, что Евсеев был не в себе и способен был натворить много чего. Как бы Семёныч не отгонял плохие мысли о подозрительном поведении Николая, они вновь посещали его и без того уставшую голову. Несмотря на это старик пытался не подать виду и сохранить самообладание.
Конец ознакомительного фрагмента.