Они наблюдают - А. Норди
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Зачем?
– Что – «зачем»? – удивился Первоисточник.
– Зачем я ползу по тоннелю? Зачем я хочу выбраться из дома? Зачем убегаю от скрэков? Для чего все это?!
Мирон с изумлением отметил, как его, казалось бы, простые и очевидные вопросы неожиданно поставили писателя в тупик. Первоисточник растерянно коснулся рукой подбородка, и взгляд его затуманился, будто в голове проносились сотни мыслей.
– И правда – зачем? – вслух удивился он. – Я до сих пор не понимаю твоей цели.
– Ты действительно хреновый писака, – усмехнулся Мирон. – Заставляешь бесконечно преодолевать бессмысленные испытания, но даже не знаешь, почему я это делаю.
Он опустил взгляд на листы, которые по-прежнему держал в руке. Мирон вдруг понял, что так и не узнал, чем заканчивается вырезанная сцена с участием девушки. Первоисточник сказал, что его «второстепенная героиня» спряталась в подвале от скрэков, но что было дальше?
Мирон перевернул страницу и выхватил взглядом последний абзац. Сердце отчаянно пыталось вырваться из грудной клетки, когда он читал строки, рожденные лихорадочным воображением обезумевшего графомана:
«Девушка дрожала от страха в тщетной надежде, что темнота подвала убережет ее от скрэков. В тот самый момент, когда тишина достигла предельного пика и стала особенно невыносимой, раздался громкий стрекот, и мрак вдруг обрел форму огромного монстра, все это время незаметно подбиравшегося к жертве. Она истошно закричала, и этот отчаянный вопль стал сигналом к атаке: чудовище пригвоздило девушку к полу, разодрав клешнями кожу на руках и ногах, и нависло над ней, намереваясь впиться в шею широко расставленными мандибулами с острыми зубцами…»
На этом текст обрывался: должно быть, Первоисточник так и не решил, стоит ли ему окончательно разделаться с девушкой или нет. Когда Мирон, стараясь справиться с дрожью в руках, поднял взгляд на писателя, тот смотрел на него с безумной улыбкой на лице, которое теперь сияло неподдельной, а потому особенно пугающей радостью.
– Для чего? – сдавленным голосом выдавил Мирон. – Для чего ты ее мучаешь, если она все равно тебе не нужна?
Вместо ответа Первоисточник выхватил лист из руки Мирона и, усевшись за стол, суетливо заправил бумагу в каретку пишущей машинки.
– Теперь я знаю, какова твоя цель, – бормотал он под нос, нервно потирая ладони перед тем, как опустить их на клавиатуру. – Девушка в беде – старо как мир, зато всегда действенно! Как же я не понял этого раньше?!
Первоисточник лихорадочно застучал по кнопкам пишущей машинки, и металлические литеры, едва поспевая за его мыслями, с громкими щелчками отпечатали на бумаге новые слова.
Мирон не смог их прочитать: в один короткий миг бледный свет, лившийся из панорамного окна, погас, словно его смыло волной мрака. Темнота поглотила комнату, которая, казалось, мгновенно уменьшилась в размерах, и стерильный воздух сменился затхлой вонью.
Спустя несколько секунд, когда круги перед глазами немного потухли и тишину разорвал истошный крик боли, Мирон понял, что очутился в подвале – в тот самый момент, когда скрэк напал на девушку.
Словно подтверждая его догадку, по воле Первоисточника на потолке вспыхнула тусклая лампочка, разогнав темноту. Мирон увидел, как огромных размеров тварь склонилась над девушкой, намереваясь сомкнуть челюсти на ее шее.
Он не раздумывал ни секунды: в два шага подскочил к скрэку и, размахнувшись, со всей силы на лету вонзил нож в голову монстра. Лезвие с громким хрустом проломило хитин, из раны хлынула зловонная черная жижа, и скрэк, истошно взвизгнув, дернулся в сторону.
Мирон, будто обезумев, наносил удары ножом по голове чудовища, которое теперь шаталось из стороны в сторону на изогнутых конечностях, не в силах увернуться от атаки разъяренного человека. Наконец скрэк исторгнул последний визг и повалился набок, истекая черной зловонной кровью.
Тяжело дыша, Мирон постоял несколько секунд над поверженным монстром, чтобы убедиться в его смерти, а затем отбросил нож и подбежал к девушке. Она уже поднялась с пола и стояла у стены – хрупкая, перепуганная, с блестевшими от слез глазами. Кровь тонкими ручейками стекала с запястий и пропитала разорванные штанины на голенях – в этих местах скрэк пригвоздил ее тело клешнями.
Мирон хотел что-нибудь сказать – что угодно, лишь бы успокоить девушку, но вместо этого подошел ближе и крепко ее обнял. Худенькое тело сотрясала дрожь, будто девушку били разряды тока, но спустя несколько секунд в объятиях Мирона она немного успокоилась и тихо спросила, глядя ему в глаза:
– Это конец?
– Не знаю. – Мирон сглотнул вязкий ком в горле. – Надеюсь, что да.
* * *
Когда они выбрались из подвала через узкую дверь, то очутились в саду из голых деревьев – он окружал мрачную громаду дома, который целую вечность служил темницей для персонажей обезумевшего писателя.
Мирона не сильно заботило, что стало с Первоисточником. Сошел ли он окончательно с ума, разъяренный тем, как его герои вырвались из плена, или же по-прежнему нервно стучал пальцами по клавиатуре, едва поспевая за воспаленным воображением, – все это теперь не имело никакого значения, потому что Мирон держал девушку за руку, и тепло ее ладони дарило ему радость и покой.
Они молча брели по тропинке среди мертвого леса: слова не смогли выразить то, что чувствовал каждый из них.
Вокруг медленно опускались пушистые хлопья, казавшиеся серыми на фоне бледных облаков, и лишь спустя несколько минут Мирон понял, что с неба падал не снег, а пепел.
Понял он и другое: у них с девушкой не было ничего, но при этом они обрели самое главное.