Мы выходим из моря - Ганс Хасс

По нынешним научным воззрениям, от этих зубов акул - ведут свое начало зубы костистых рыб, земноводных, пресмыкающихся, млекопитающих, а также и зубы человека, В длинном ряду наших прямых и косвенных предков, по-видимому, у акул впервые образовались зубы - акулы "изобрели" зубы. Дальше они передались всем высшим позвоночным, видоизменяясь в связи с теми или иными условиями их жизни. В конечном счете и большие бивни слонов следует считать производными так называемых "плакоидных чешуй" акулы, которые покрывают ее кожу тысячами маленьких зубов.

Некоторые люди испытывают отвращение при мысли, что гордый человек должен иметь в ряду своих предков именно "безобразных" акул. Однако есть и другие доказательства такого родства. В развитии зародыша многих животных повторяются характерные черты их предков. Такие следы далекого прошлого есть и у человека; например, на четвертой неделе у зародыша человека образуются четыре жабры, которые позже исчезают или, вернее, превращаются в другие органы. Современный ныряльщик, который плавает в глуби не с тяжелыми приспособлениями для дыхания, может иногда сожалеть об этой утрате. Человек с жабрами на шее кажется нам, правда, порождением фантазии, однако если бы они у нас действительно были, то мы находили бы их такими же обычными, как наш заостренный нос и странные ушные раковины. Мы восхищались бы симпатичными жабрами красивой женщины, а мода и косметика получили бы еще одну задачу.

Оценка "безобразно" по отношению к природе в высшей степени субъективна. Каждое существо поразительно приспособлено к окружающему миру и к удовлетворению своих потребностей, и ни одно животное в действительности не "безобразно" - даже черви, пауки и мокрицы, тем более такое великолепное животное, как акула. Во время моих первых докладов обычно раздавался смех, когда я называл акул царственными и красивыми, однако и другие подводные охотники и спортсмены-ныряльщики находили их такими же. Вид акулы, легко преодолевающей сопротивление воды, силу тяжести, летящей через морские пространства, производит незабываемое впечатление. И если акулы принадлежат к нашим отдаленным предкам, то нет никакого основания стыдиться такого происхождения.

Зубы - удивительное связующее звено между человеком и акулой замечательны и тем, что могут служить наилучшим признаком для различения видов. Белая акула, самая опасная из всех, называемая "белой смертью", имеет большие треугольные зубы с неровными, как пила, краями. У тигровой акулы, тоже очень опасной, зубы изогнуты и несимметричны. У австралийской серой акулы каждый зуб похож на длинный обоюдоострый кинжал.

Поскольку у акул нет костей, а их скелет состоит из мягких хрящей, зубы - это то единственное, что от них остается после смерти. В глубоководном иле их находят в большом количестве, часть от ныне существующих видов, часть давно вымерших, достигавших иногда огромной величины. В меловом периоде примерно сто тридцать миллионов лет назад - жил предок нынешней белой акулы, который, судя по величине его зубов, должен был достигать длины в тридцатьсорок метров. Он мог целиком проглотить животное размером с вола! Возможно, эти предки живут еще и теперь. Результаты экспедиции "Челленджера" указывают на то, что они существовали сравнительно недавно, разумеется, в масштабе возраста земли. Ведь и простейшую кистеперую рыбу, знаменитого целакантуса, считали вымершим шестьдесят миллионов лет назад. Но в 1938 году у южноафриканского побережья с одного рыбацкого судна совершенно неожиданно выловили живое ископаемое" - кистеперую рыбу латимерию на глубине семидесяти метров. А английский охотник за большими рыбами Митчелл Хеджес рассказывает в своей книге, как у Кубы огромное неизвестное животное порвало его толстый манильский трос, словно нитку.

Мы правильно вели себя в присутствии акул, и поэтому в отчете мне приходится изображать их менее опасными, чем это считалось до сих пор. Все же необходима крайняя осторожность, особенно в тропических морях. Мы еще очень мало знаем о животных глубин. Везде и всегда нужно быть готовым к любой неожиданности.

В те дни мы не были очень осторожными. Когда я сегодня вспоминаю вторую экспедицию в Красное море, порой приходится упревать себя.

После того как моя рука зажила, мы ныряли у затонувшего судна вблизи Ата. Я ознакомился с этим судном еще ар время первой экспедиции. Лет шестьдесят назад оно наскочило во время бури на риф и затонуло на глубине пятнадцати- двадцати пяти метров. В то время как нос был совершенно разбит, корма и средняя часть хорошо сохранились. Палуба лежала почти горизонтально и с годами превратилась в прекрасный коралловый сад.

Я исследовал отдельные виды кораллов и снимал на кинопленку обитающих среди остатков судна рыб. Они и здесь, точно так же как в коралловом рифе, выбрали в качестве места жительства совершенно определенные, соответствующие их образу жизни места. Лотта работала с фотокамерой, а Джерри караулил с гарпуном, чтобы оградить нас от неприятных неожиданностей. У всех нас были легкие кислородные приборы, с которыми можно пробыть на глубине двадцати метров в течение часа.

Когда у меня кончилась пленка, я сделал обоим своим спутникам знак подождать меня и поплыл наверх. Ксенофон сменил пленку. Я вернулся вниз и нашел Лотту одну. Она сидела на корточках на большой железной плите и была растерянна. Заметив меня, она подала знак, что хочет немедленно подняться наверх. Я поплыл с ней. У лодки пришлось помочь ей снять дыхательный прибор. С глубоким вздохом облегчения она перевалилась через борт.

- Что случилось? - спросил я.- Где Джерри?

- Ах... он скоро вернется. Он увидел рыбу и поплыл за ней.

- Ну а вы?

- А, ничего особенного... Я чувствую себя теперь гораздо лучше. Но в то мгновение я так испугалась, что почти не могла двигаться. Увидев, что Джерри уплывает, я еще подумала: "Лишь бы теперь не появилась акула!" Я повернулась - и вот... одна уже была здесь. Я думаю, она была длиной метра в три. У нее были страшно коварные глаза! Она плыла прямо на меня и повернулась налево, чтобы осмотреть меня правым глазом, затем направо, созерцая меня левым глазом. Далее если бы я хотела, я не смогла бы двигаться. Все во мне застыло. Но, может быть, она хотела просто осмотреть меня?

- Теперь вы получили боевое крещение,- попытался утешить ее и извиниться за нас.

Она снова слегка улыбнулась:

- Да, но при этом мне было не по себе!

Я подумал о родителях Лотты, доверивших мне дочь и отпустивших ее в это необычное путешествие, и мне тоже стало не по себе. Три года назад Лотта сдала экзамен на аттестат зрелости и, интересуясь биологией, поступила в наш институт ассистенткой. Я тогда и понятия не имел, что она втайне готовится сама участвовать в экспедиции. Она упражнялась в нырянии и фотографировании и я в конце концов взял ее. Теперь, в суровых экспедиционных условиях, она удивляла нас своим мужеством и выдержкой. По прибытии в Порт-Судан я сказал ей:

- С этого дня, вы мужчина! - Она поняла и соответственно вела себя.

Кроме акул, больше всего хлопот причиняли нам ядовитые животные. На дне тропического моря необходимо быть очень осторожным, прежде чем прикоснуться к чему-либо. Есть ядовитые кораллы, о которые можно сильно обжечься - огненные кораллы из группы Hydrozoa; морские ежи и морские звезды с коварными иглами; наконец, много рыб с ядовитыми шипами в основании хвоста, у жаберной крышки или в спинном плавнике.

Когда гарпунированные рыбы скрывались в щель между кораллами, мы остерегались сразу доставать их из отверстия. Если не повезет, можно натолкнуться на мурену. Эта змееподобная рыба достигает в тропиках двухметровой длины. У нее ядовитые зубы, и она нападает, если ее раздразнить

Напротив, пользующиеся дурной славой барракуды4 почти всегда оказывались безобидными. Бредер в своей книге "Морские рыбы атлантического побережья" сообщает, что эти большие рыбы были причиной некоторых несчастных случаев, приписываемых акулам. Мы не смогли подтвердить этого ни в Карибском, ни в Красном морях. Правда, отдельные большие барракуды иногда угрожающе приближались к нам, но всегда останавливались за четыре или пять метров, а потом долго следовали за нами, как верные псы. Иногда они разевали зубастую пасть - и только. Один-единственный раз на меня двинулась стая молодых барракуд, как будто и в самом деле собиравшихся напасть. Я не испугался, вел себя спокойно, и через некоторое время они сами уплыли. Правда, может быть, они не ведут себя одинаково у всех берегов. Мне было очень важно заснять сцену, из которой было бы видно, что эта рыба не опасна. Такой случай подвернулся, когда я встретил в проходе между двумя рифами стаю в тридцать или сорок барракуд, чопорно и неподвижно стоявших в воде. Он" явно были сыты и все же хватали проплывавшие мимо по течению лакомые куски на десерт. Увидев меня, они, как это им свойственно, угрожающе уставились, потом зашевелились одна за другой, и вся стая заинтересованно приблизилась ко мне. Я поплыл наверх к лодке и взял Лотту. Она должна была ждать, пока стая подплывет совсем близко, и потом спугнуть ее. Лотта только что ныряла в течение часа, и ее прибор не был готов к употреблению. Ксенофон дал ей один из наших запасных приборов.