Отвергнутая - Лаура Паркер

— Да, да, разумно. — Она стянула с левой руки перчатку и сняла с пальца кольцо со скромным, но очень хорошо оправленным рубином. — Ты, конечно, хочешь получить твое кольцо.

Гарри потерял дар речи при виде кольца. Его отец сказал ему, чтобы он не возвращался домой без этого кольца, но сейчас Гарри, явственно поняв, что он совершает, почувствовал себя низким и трусливым человеком.

— Это совсем не обязательно, Филли. Это ведь только временно. Ты сохрани его, пока я не верну его туда, где ему положено находиться.

— Ему положено находиться у тебя в кармане или в твоей шкатулке! — Она несколько смутилась тем, что в ее голосе прозвучал гнев. Она предполагала, что Гарри разорвет их помолвку, и этого не боялась. И, тем не менее, хотя она ожидала, что это произойдет, этот низкий поступок вызвал у нее отвращение. — Не лицемерь, Гарри. Ты никогда не любил меня.

Он посмотрел на нее так, словно она дала ему пощечину, и ей внезапно стало его жалко. Это не его вина, что он оказался запутанным в скандальной связи. Что же касается остального, то она виновата так же, как и он, поскольку согласилась на помолвку, обусловленную не взаимными чувствами, а семейными связями и имущественными интересами.

Она встала и протянула ему кольцо.

— Не надо выглядеть таким разбитым. Я говорю только то, что тебе по доброте твоей трудно сказать. — Он не двигался с места, и тогда она сунула кольцо в его нагрудный карманчик. — Я не ожидаю, что ты обременишь себя женой, чей отец ложно обвинен в тяжелейшем преступлении. У тебя есть будущее, о котором ты должен думать. Я буду тебе только обузой, помехой, камнем у тебя на ногах. Кроме того, я не думаю, что мне понравится политика.

Она повернула его за плечи и мягко подтолкнула к двери.

— А теперь иди и скажи своему отцу, что я желаю тебе только добра.

У самой двери Гарри Колсуорт обернулся, чтобы посмотреть на нее, и на его красивом лице были боль и растерянность. Отец предупреждал его, что Филли может оказать сопротивление расторжению помолвки. Она ведь потеряла все, что у нее было. Доведенная до отчаяния, она может угрожать судебным процессом по обвинению в нарушении обещания жениться, а для многообещающего юриста менее всего желателен скандал. Однако Филли ничем ему не угрожала. Он и предполагал, что она будет так себя вести, и испытывал к ней благодарность. Вот он и расскажет отцу, как она отдала ему кольцо даже без всякой просьбы с его стороны. Гарри почувствовал, как загорелись от стыда его щеки при воспоминании о денежном чеке, лежавшем у него в кармане. Подумать только, что отец почти убедил его попробовать купить ее.

— Я люблю тебя, Филли. Всегда любил и сейчас люблю. Я не думаю, что между нами все кончено. Все пройдет. Люди забудут — со временем. Вот увидишь.

— Прощай, Гарри, желаю тебе успеха, — твердо сказала она.

— Пока, Филли, — вымолвил Гарри и с чувством облегчения выскочил из ее комнаты и из ее жизни.

Только когда он ушел, Филадельфия позволила себе расслабиться. Что еще ей предстоит перенести?

Через какое-то мгновение раздался стук в дверь. Она неохотно встала, чтобы открыть ее. Если это Гарри, который будет просить ее взять обратно кольцо, она влепит ему пощечину.

— О, Салли, ты как раз вовремя.

Маленькая женщина в черном платье и шляпке вошла, осмотрелась и фыркнула.

— Боже милостивый! Я видывала чуланы и попросторнее.

Филадельфия улыбнулась.

— Возможно, но они наверно не такие дорогие. Я никогда не подозревала, сколько стоит снять квартиру.

Экономка всхлипнула, вынула белый носовой платок и высморкалась.

— Кто бы мог подумать, что я доживу до такого дня? Это ужасно и несправедливо. Я всю жизнь служила у вашего отца. Я работала бы на вас без платы, если бы могла.

Филадельфия подавила желание обнять Салли. Она знала, что, стоит ей только расслабиться, и она заплачет.

— Вы поедете к своим кузинам в Сент-Луис? — спросила экономка.

— Боюсь, что нет. — Улыбка Филадельфии сникла. — Они не будут рады тому, чтобы объект сплетен жил у них. Там есть дети, о которых следует подумать.

— А что вы собираетесь делать?

Филадельфия с рассеянным видом принялась массировать пульсирующие виски.

— Сейчас я собираюсь выпить чашку чая и лечь в постель. День был трудный.

Салли пристально всматривалась в девушку и осталась недовольна тем, что увидела.

— Вы похудели. Вы не больны?

— Не поднимай шум, Салли. Мне просто нужно отдохнуть. И возьми этот кошелек. Не заставляй меня упрашивать тебя.

Салли колебалась, но, в конце концов, ей не оставалось другого выхода. Она неохотно взяла деньги.

— Да хранит вас Бог, мисс Филли. Если вам что-то понадобится…

— Вспоминай меня в своих молитвах. Я намерена обелить имя моего отца, а это не сделает меня очень популярной в этом городе.

— Будьте осторожны, мисс Филли.

— Я и намерена быть осторожной. Тебе нравится твоя новая работа, Салли?

— Да, мисс. Я работаю у доктора Эймса. Его жена немножко балаболка, но я знаю, как заткнуть ей рот.

Обе женщины обменялись понимающими взглядами, ибо, без сомнения, любимой темой мисс Эймс был скандал с Хантом.

Когда Салли ушла, Филадельфия прислонилась спиной к двери и закрыла глаза, надеясь, что стихнет боль в висках. Она не плакала уже больше недели. Она понимала, что нет смысла оплакивать. Ее слезы никогда не иссякнут. День тянулся отвратительно долго, но теперь и он кончился.

Стук в дверь у самых ее ушей заставил ее вздрогнуть.

— Кто там? — спросила она.

— Друг, — раздался в ответ мужской голос.

Филадельфия схватилась рукой за дверной замок, чтобы он не раскрылся.

— У моих друзей есть имена. Как ваше имя?

Незнакомый голос ответил ей:

— Мне трудно объяснить. Я просто хочу поговорить с вами о деле, которое может быть выгодным нам обоим.

Она медленно покачала головой. Неужели ее никогда не оставят в покое?

— С меня хватает репортеров. Ищите сенсаций где-нибудь в другом месте.

— Я не репортер.

Что-то в этом тягучем голосе обратило на себя ее внимание. Она уже раньше слышала этот голос. После минутного колебания она открыла дверь. В свете газового рожка она увидела красивого иностранца, который три дня назад провожал ее вниз по лестнице в ее бывшем доме.

— Вы были на аукционе.

Он склонил голову, и свет упал на его вьющиеся черные волосы.

— Да, я был там.

— Кто вы и что вам надо?

Он улыбнулся и оказался еще обаятельнее.

— Я Эдуардо Доминго Ксавьер Таварес.

Филадельфия крепче сжала ручку двери.

— Ваше имя мне ничего не говорит.