Цезарь Каскабель - Жюль Верн

Такова была, если можно так выразиться, человеческая часть труппы бродячих артистов.

Животные же были представлены двумя славными псами: спаниелем — ценным охотником и надежным защитником дома на колесах, а также ученейшей и мудрейшей пуделихой, достойной стать членом академии в тот же день, как будет учреждена собачья академия.

Кроме двух собак, следует познакомить публику с маленькой обезьянкой, которая в соревнованиях по гримасам не без успеха соперничала с самим Клу, и чаще всего зрители весьма затруднялись, кому из них отдать предпочтение. Еще был попугай Жако, уроженец острова Ява, который болтал, бормотал, пел и трещал по двадцать часов в сутки благодаря урокам своего лучшего друга Сандра. И наконец, два старых добрых коняги тащили ярмарочный фургон, и Бог знает, как, пройдя столько тысяч миль, они еще не протянули свои негнущиеся от старости ноги.

Хотите знать, как именовали этих выдающихся животных? Одного звали Вермут, как любимого коня господина Деламарра, другого — Гладиатор, как неизменного победителя скачек, принадлежащего графу Лагранжу. Да, они носили эти знаменитые на французских ипподромах имена, нисколько не думая об участии в парижском Гран-При.

Что касается двух собак, то спаниеля звали Ваграм[29], а пуделиху — Маренго[30], и можно не сомневаться в том, кто оказался их крестным отцом.

Обезьянку назвали Джоном Буллем по причине ее крайнего уродства.

Ничего не поделаешь, простим господину Каскабелю эту страсть, проистекавшую прежде всего из патриотизма, вполне понятного даже во времена, когда подобные чувства уже не имеют прав на существование.

— Как можно, — говорил он, — не преклоняться перед человеком, который воскликнул под градом пуль: «Следите за белым султаном на моем шлеме, вы всегда найдете его…» — и так далее!

Если же ему возражали и говорили, что фраза принадлежала Генриху Четвертому[31], он отвечал:

— Возможно, но Наполеон вполне бы мог так сказать!

Глава III

СЬЕРРА-НЕВАДА

Сколько людей порой мечтают о путешествии в домике на колесах, подобно бродячим артистам! Не беспокоиться ни о гостинице, ни о постоялом дворе, ни о ночлеге, ни об обеде, особенно когда нужно пересечь страну с редкими поселениями и деревушками. Богатые судовладельцы путешествуют обычно на борту своих увеселительных яхт, пользуясь всеми преимуществами жилища, которое способно перемещаться, но мало кто прибегает к помощи специального фургона, хотя он ничуть не хуже яхты. И почему только артисты-кочевники познали радость «плавания по суше»?

В самом деле, фургон артистов — это настоящие апартаменты со спальнями и мебелью, это дом на колесах, и фургон Каскабелей вполне отвечал требованиям кочевой жизни.

«Прекрасная Колесница» — словно нормандскую шхуну прозвали они свой фургон, и будьте уверены, он оправдывал прозвище даже после стольких дальних странствий по Соединенным Штатам. Купленный с трудом три года назад благодаря жесткой экономии взамен старой колымаги, полностью лишенной рессор и покрытой брезентом, но очень долго служившей жилищем всей семье. Вот уже добрых двадцать лет господин Каскабель кочует по рынкам и ярмаркам Федерации, поэтому, само собой разумеется, его новый экипаж был произведен в Америке.

«Прекрасная Колесница» возлежала на четырех колесах. Снабженная крепкими стальными рессорами, она объединяла в своей конструкции легкость и надежность. Ее заботливо содержали, мыли, терли, драили, и она сияла бортовыми панно, раскрашенными в яркие цвета, где желтизна золота спокойно уживалась с красной кошенилью[32], выставляя на всеобщее обозрение название уже завоевавшей известность фирмы: «Труппа Цезаря Каскабеля». Своей длиной она могла соперничать с теми фурами, что курсируют еще по прериям Дальнего Запада там, где Великая Магистраль[33] — железная дорога от Нью-Йорка до Сан-Франциско — еще не протянула свои щупальца. Понятно, что две лошади могли тянуть такой тяжелый экипаж только шагом. И правда, груз был огромен. Не считая живших в ней хозяев, «Прекрасная Колесница» везла на своей крыше полотнища шатра с колышками и растяжками, а кроме того внизу, между передним и задним мостами, — подвесную сетку, нагруженную различными предметами — огромным барабаном, бубнами, корнет-а-пистоном, тромбоном и другими инструментами и аксессуарами, которые являются неизменными помощниками фигляра. Отметим также костюмы к нашумевшей пантомиме «Разбойники Черного леса», которую часто давала труппа Каскабелей.

Совершенный порядок и идеальная, фламандская[34], чистота царили внутри фургона конечно же благодаря Корнелии, не любившей шутить на сей счет.

Сзади фургон закрывался застекленной раздвижной дверцей, за ней находилось первое помещение, которое отапливалось кухонной печкой. Затем следовал салон, или столовая, в которой давались сеансы гадания; дальше — первая спальня, с расположенными друг над другом койками, как в корабельном кубрике[35]. Здесь разделенные шторкой спали: справа — два брата, слева — их младшая сестра. Наконец, в глубине фургона находилась комната четы Каскабель с кроватью, застеленной тонким матрацем и разноцветным стеганым одеялом; здесь же поставили небезызвестный сейф. Во всех уголках были прибиты дощечки, которые могли опускаться и подниматься, образуя полки или туалетные столики, и узкие шкафчики, где теснились костюмы, парики и другой реквизит для пантомим. Освещение составляли два керосиновых фонаря, настоящих морских фонаря, приспособленных к качке; они танцевали, когда экипаж следовал по ухабистым дорогам. Полдюжины маленьких окошек в свинцовых рамах пропускали дневной свет во все помещения через шторки из легкого муслина[36] с разноцветными шнурками; благодаря этому внутренние помещения «Прекрасной Колесницы» походили на каюту голландского галиота[37].

Клу-де-Жирофль, неприхотливый от природы, спал обычно у самых дверей фургона в гамаке, который он натягивал вечером между двумя внутренними стенками и сворачивал утром с первым лучом солнца.

Что касается собак, то ночные сторожа, Ваграм и Маренго, спали в сетке под фургоном, где им приходилось терпеть присутствие Джона Булля, несмотря на его непоседливость и любовь к проказам, а попугай Жако сидел в клетке, подвешенной снаружи у второго отсека.

Остается заметить, что обе лошади, Вермут и Гладиатор, ночами паслись вокруг «Прекрасной Колесницы», пользуясь полной свободой, так как их даже не стреноживали. И, общипав траву обширных прерий[38], где стол для них был всегда накрыт, а кровать, вернее ложе, всегда готова, они укладывались спать на той же земле, что кормила их.