Погоня за призраком: Опыт режиссерского анализа трагедии Шекспира "Гамлет" - Петр Попов

– Скорее всего, Призрак, одержимый идеей мести настолько, что эта месть ему сейчас куда важнее раскаяния в содеянных грехах, – не стал бы беречь своего сынка и специально готовить его к встрече с собой. Жажда мести жжет покойника сильнее, чем адское пламя. Здесь не до сентиментов. Но вот сможет ли отомстить за него сын, сможет ли загореться делом мести, – судя по всему, весьма сомнительно для папаши. Какая сатанинская удовлетворенность изувера выразится вздохом облегчения: «Вижу, ты готов» – когда, потратив немало красноречия, он доведет своего сына до готовности мстить. Вот потому-то и нужны Призраку свидетели, соучастники, которые вынудят принца действовать, повяжут его обязательствами, не дадут ему возможности отступить. Соучастники, с которыми он потом, не удовлетворяясь простыми словесными заверениями сына, свяжет принца клятвой на мече.

Момент его первого явления обусловлен, очевидно, тем, что ждать далее нельзя: завтра произойдет некая официальная церемония, после которой Гамлет может вообще уехать обратно в Виттенберг.

А почему офицеры посвятили в свою тайну Горацио? Делают ли они какие-либо выводы из появления Призрака, связывают ли с ним планы на будущее? – Разумеется, нет! Они абсолютно не знают, что делать им с этой диковиной, не понимают смысла происходящего. Скорее всего, это для них жутковатый, но забавный анекдот, красящий однообразную лямку военной службы при дворе. Как чудно написано! Еще вчера они стояли, «как громом пораженные», а сегодня, убедившись в безвредности Духа, осмелели; главным интересом сейчас для них оказывается предстоящая встреча Горацио с чудом из загробного мира. Они поддразнивают студента, даже запугивают его. А тот, делая вид, что вообще не верит в духов (потом окажется, что этот «материалист» вполне осведомлен во всех вопросах общения с нечистью и прекрасно толкует что к чему), старается скрыть свое волнение и, возможно, несколько трусит.

Но вот Призрак появился! Горацио онемел. Офицерам надо, чтобы Горацио заговорил с бывшим королем. Зачем? – да просто так, из любопытства: уж если эта «странность» здесь шляется, так хоть голос ее услышать, что ли... Пока их мало интересует смысл того, что можно узнать от Духа. Горацио что-то лепечет. Призрак уходит, так ничего и не ответив. Марцелл в досаде, а Бернардо приходится приводить Горацио в чувство. Даже по щеке его похлопал, чтобы из столбняка вывести. Горацио очухался, и вдруг:

Подробностей разгадки я не знаю,

Но, в общем, вероятно, это знак

Грозящих государству потрясений.

Вот это да! Офицерам и в голову не приходило связать свою жуткую ночную забаву с политикой. Их туповатые мозги со скрипом начинают ворочаться, происходит движение мысли, для них самих новое и неожиданное. Марцелл разражается массой вопросов о «текущих событиях». И Горацио на эти вопросы дает свой ответ, стремясь расшевелить в офицерах зародившуюся способность к думанию, направить ее в крамольную сторону, объясняя условия договора, по которому досталась Дании земля Фортинбраса, рассказывая о сборах младшего Фортинбраса, но не поддерживая ничуть политику нынешнего Датского руководства, а, наоборот, трактуя момент, как «сумятицу и сутолоку в крае», подталкивая к недовольству. Как быстро крамола дает всходы, попав на благодатную почву! Уже Бернардо соглашается с Горацио:

Я думаю, что так оно и есть.

Не зря обходит в латах караулы

Зловещий призрак, схожий с королем,

Который был и есть тех войн виновник.

Вот тут-то и напоминает Горацио своим приятелям об аналогичной ситуации в Риме.

Теперь все изменилось. Пришедшего вновь Призрака встречают уже совсем другие люди. Они заряжены готовностью к действию, распалено их воображение. Горацио смело и настойчиво приступает к допросу Тени. Призрак загадочно молчит и удаляется (тут еще и петух запел!). А студент так разошелся, что приказывает Марцеллу задержать покойника. И тот, срывающимся от восторга голосом, уточняет: «Ударить алебардой?»

– Бей, если увернется.

– Вот он!

 – Вот!

(У Морозова – точнее: «Ударь, если оно не остановится».)

В упоении от собственной дерзости лихие ребята гоняются за Призраком, лупят его алебардой (а это уже генеральная репетиция цареубийства!), улюлюкают. А потом в полном удовольствии констатируют:

– Ушел!

Мы раздражаем царственную тень

Открытым проявлением насилья.

Они еще приходят в себя, перебирают подробности происшествия. Дух захватывает от собственной смелости. И вдруг Горацио опять все поворачивает в совершенно новое русло:

– И мой совет:

Поставим принца Гамлета в известность

О виденном. Ручаюсь жизнью, дух,

Немой при нас, прервет пред ним молчанье.

Ребята даже онемели от такого предложения. Горацио приходится повторить: «Ну как, друзья, по-вашему?” – И вот уже совсем крамола, более того, государственное преступление:

– Сказать,

 Как долг любви и преданность внушают?

А ведь долг, воинская присяга обязывают офицеров донести о происшедшем не Гамлету, а Клавдию! Горацио толкает их на измену!

Не понять этого офицеры не могут. Нужно решиться, сообразить... Перед ними открывается захватывающая перспектива возможного переворота. Посадить на трон Гамлета, стать его ближайшими сподвижниками! Это же прямая дорога в высшие чины! Им, конечно, нет дела до того, зачем Горацио нужен этот переворот, какую цель преследует тот в своей борьбе за смену властителя. У них цели свои, куда более простые и понятные, но до чего же заманчивые. И они решаются:

– По-моему, сказать. Да и к тому же

 Я знаю, где найти его сегодня.

Все. Заговор двух офицеров и одного интеллектуала с целью свергнуть Клавдия и посадить на трон Гамлета – состоялся...

Свадьба или коронация?

Что же за церемония происходит в Эльсиноре? Кажется, Шекспир в одной сцене объединил несколько государственных акций.

Появляются официальные лица. Приветствуют царственную фамилию. Ждут... Речь Клавдия:

–...С тем и решили мы в супруги взять

 Сестру и ныне королеву нашу...

– Значит – свадьба?!

Но о свадьбе больше ни слова. После церемонии отправки послов в Норвегию, Лаэрт заявит:

 – Я ... прибыл для участья

 В коронованьи вашем, но, винюсь...

– Значит – коронация?

А между тем, как мы знаем, со дня смерти Гамлета-отца прошло уже почти два месяца. Что же, Клавдий правил страной, не будучи официально утвержденным королем? – А всюду в тексте, в списке действующих лиц – Клавдий именуется королем. Обычно, Шекспир в этом вопросе весьма щепетилен: «Ричард, герцог Глостер, потом король Ричард III»; «Генри, принц Уэльский, впоследствии король Генри V»... Про Клавдия ничего подобного не сообщается. Нигде нет и намека на то, что его первая сцена – коронация, что речь Клавдия – тронная речь. Нет и признаков исполнения какой-либо церемонии, хоть отдаленно напоминающей венчание на царство. И ведет себя Клавдий уже вполне по-хозяйски...

Что же тогда это за процедура?

– Теперь о нас и сущности собранья.

Значит, все сказанное ранее, была лишь преамбула, малосущественная с точки зрения Клавдия формальность (кроме второго пункта повестки дня – о королевиче Фортинбрасе). А само собрание посвящено отправке послов в Норвегию с целью установления договорных отношений с правящим братом покойного Фортинбраса-старшего и требованием пресечь военные сборы Фортинбраса-племянника. Как мы сегодня бы выразились, – главный вопрос повестки дня – «мирные инициативы», выдвигаемые Клавдием, акция, совершенно немыслимая при правлении Гамлета-старшего.

Но почему же так долго тянул Клавдий с этим посольством? – Судя по тому, что Гертруда объявляется «наследницей военных рубежей», положение было напряженным еще при жизни Гамлета-отца. (Как мы уже предположили, именно эта чреватая катастрофой политическая ситуация и послужила основной причиной государственного переворота.) Стало быть, дело не в том, что Фортинбрас только-только собрал войско. Более того, Клавдий констатирует:

Второе. Королевич Фортинбрас,

Не чтя нас ни во что и полагая,

Что после смерти братниной у нас

Развал в стране и все в разъединеньи,

Возмнил такое о своей звезде,

Что надоел нам, требуя возврата

Потерянных отцовых областей,

Которые достал себе по праву

Наш славный брат.

– То есть понятно, что после смерти победителя своего отца, Фортинбрас тоже начал действовать средствами политическими (правда не без шантажа, не без угрозы военной силы), но, вероятно, при жизни покойного монарха он ничего не требовал и только готовился к войне. Теперь положение изменилось. Конечно, один из очень вероятных мотивов, по которым Клавдий оттягивал свою дипломатическую акцию, – необходимость хоть как-то подготовить страну к войне, которая неминуемо должна вспыхнуть, отклони Фортинбрас мирные предложения. Это очень существенно...