Антиподы - Виль Липатов

— Не топчись! — крикнул Никольский. — Убьем!

Однако лицо сторожа уже сделалось пунцовым, ноги подламывались и спина опасно изгибалась — вот-вот упадет на спину, и старший механик, вскочив, торопливо протянул старику десять рублей:

— Получай, сволочь!

Минут через пятнадцать после ухода Протопопа старший механик Никольский, напевая что-то веселое полублатное, выбрался из конторки. Он чуточку постоял в тени, потом, заложив руки за спину, двинулся в сторону мойки автомобилей, где на деревянной скамеечке сидела полная круглолицая женщина в коричневом кожаном фартуке. Женщину звали Машей, была она вдовой, славилась ленью и пристрастием к сладкому, и с Никольским у нее были прекрасные отношения. Вот и сейчас Маша ярко улыбалась механику, а когда он подошел и сел рядом, незаметно сунула в карман Никольского несколько смятых ассигнаций — это была плата шоферов за то, что некоторым из них — самым проверенным — путевые листы заполнялись «на кудыкину гору». Полдня, а иногда и целый день некоторые шоферы, состоящие в шайке, работали «налево».

— Жарко! — сказала Маша и хлопнула механика по спине широкой ладонью. — Жарко! Толстая я стала…

— Это хорошо, Машуня… Пиши письма, но не доплатные!

Несколько секунд просидев рядом с женщиной, Никольский еще раз неторопливой походкой прошел по двору, не обнаружив ничего тревожного, осторожно выглянул в ворота, за которыми продолжался тайный торг. На первый взгляд здесь тоже все обстояло благополучно, но старший механик вдруг подтянулся, прищурившись, спрятался за угол. Под старым тополем, оказывается, стоял молодой человек в светлом костюме и ярко-коричневых босоножках; он курил длинную сигарету и с большим любопытством поглядывал по сторонам. У молодого человека было длинное узкоглазое лицо, большой рот, чуточку потешный курносый нос, но все остальное у него было на месте: широкие плечи при узких бедрах, сильные загорелые руки, очень высокий лоб и взгляд, от которого у Никольского по позвоночнику пробегал обычно холодок. Да и не мудрено, так как под старым тополем стоял капитан ОБХСС Виктор Сергеевич Одинцов, который вот уже третий месяц все кружился вокруг автобазы — все что-то вынюхивал и высматривал.

Спрятавшись за угол, старший механик Никольский затаил дыхание, а щеки у него тотчас вспотели, так как он заметил, что капитан Одинцов весело улыбается, и вид у него был вообще легкомысленный, хотя всего две-три недели назад, появляясь возле автобазы, обэхээсовец все хмурил брови и сосредоточенно потирал тугими пальцами чисто выбритый подбородок. А уж три месяца назад Одинцову было и вовсе не до улыбок — ходил возле ворот мрачный, как дождевая туча. «Наколет, если уже не наколол!» — со страхом подумал Никольский и, будучи суеверным, вспомнил вчерашний сон: видел себя самого в одних трусах. Сон этот у него всегда выходил к беде. «Ах, однако уже наколол!» — опять мелькнула мысль. Сегодня Одинцов еще был опасен. Лицом к нему и, следовательно, спиной к Никольскому стоял недавно переведенный на три месяца в разнорабочие водитель Валентин Спирин, принятый на автобазу по рекомендации райкома ВЛКСМ. Это был тот самый Валентин Спирин, который сегодня утром пообещал Коржу пожаловаться на него. Что это все значило, старший механик Никольский понять не мог. Испугавшись непонятной встречи, он спрятался за угол, но капитан все-таки заметил его:

— Алексею Алексеевичу — пламенный привет!

— Здравствуйте, товарищ Одинцов! — весело закричал в ответ старший механик. — Как живете-можете?

— Вашими молитвами, Алексей Алексеевич!

Руки у Никольского дрожали, и он их засунул в карманы.

6

В те минуты, когда шофер Валентин Спирин разговаривал с капитаном Одинцовым, когда старший механик Никольский, расхаживая по тесной конторке, обдумывал причины веселого настроения работника ОБХСС, когда доцент-медик в кабине своего безмолвного автомобиля обедал бутербродами, начальник автобазы Станислав Иванович Корж делал второй визит из трех необходимых на сегодня.

Около двух часов дня он входил с черного хода в низкое здание купеческой постройки, где до революции был трактир, а ныне размещался знаменитый в городе комиссионный магазин, которым заведовала широкоизвестная Анна Игоревна Морозова. Она славилась тем, что знала в городе почти всех и почти все горожане знали ее.

— Здравия желаем, Анна Игоревна! — шутливо поздоровался с директором комиссионки Корж, но тут же почтительно приложился губами к ее полной смуглой руке. — Рад вас видеть здоровой и цветущей!

— Здравствуй, Станислав!

Морозова была пухла и коренаста, она дожила уже до тех лет, когда наблюдателю трудно сказать, какого она возраста. На ее большой, мужского покроя голове лежали накладные вьющиеся волосы. Анна Игоревна многое перенесла в жизни, пока не перебралась в ту часть страны, которая находилась посередине между Азией и Европой. После многих лет одиночества здесь она вышла замуж за директора школы Морозова и родила ему двух дочерей — Милу и Славу.

— Садись, садись, Станислав!

Никакого кабинета у Анны Игоревны не было. Она весь день проводила на ногах, а гостей приглашала в комнатешку, где сидело главное лицо комиссионного магазина — оценщик принимаемых в продажу вещей Геннадий Саввович Кучкин. Сейчас он, то есть Кучкин, мог предъявить только одно туловище, так как голова оценщика была просунута в окошко, ведущее в соседнюю комнату. Именно в это окошко, напоминающее окно кассира на железнодорожной станции, обращались постоянные клиенты магазина. Одним словом, это было то самое окно, через которое Анна Игоревна «властвовала и существовала», как однажды выразился директор магазина «Спорттовары» Домотканов, хорошо знакомый ее и Коржа, хотя сама Анна Игоревна в кассовое окошечко никогда не высовывалась.

Встретив в дверях и усадив на одинокий стул начальника автобазы, директриса комиссионного магазина внимательно оглядела гостя, поулыбавшись чему-то, покачала головой и заботливо положила тяжелую руку ему на плечо:

— Отчего у нас такой печальный и усталый вид? Мы не достали Кафку? Или мы уже не верим в то, что уметь ремонтировать автомобили — значит владеть миром?

Голос у Анны Игоревны был по-матерински мягок, движения плавны, а смотрела она на Коржа так, как глядят на самого удачного сына.

— Что с нами произошло, дорогой? — переспросила она, не снимая руки с плеча Коржа. — Отчего мы имеем грустные глаза?.. Ах, прости, Станислав! Я забыла, что ты не выносишь запаха нафталина…

Как раз в этот момент помощник директрисы Кучкин вынул голову из окошка, и Корж, сторожко дожидающийся этого мгновенья, показал пальцем за свою спину.

— Две дубленки и Кафка! — шепнул он. — Цена — государственная!

Черные глаза Анны Игоревны запламенели. Две дубленки по государственной цене, томик Кафки — это был удачный день. Однако нужно было еще выяснить, какую услугу потребует за эти вещи начальник автобазы Корж.

— Ты сменил женщину? — вкрадчиво спросила она, когда ее помощник снова сунул голову в «золотое» окошечко. — Или, может быть, ты совершил кучу глупостей?

Корж поднял голову.

— Обэхээсовец! — сказал он.

Вот тут-то и выяснилось, что кассовое окошко не мешало оценщику Кучкину все слышать — он моментально вынул голову из проема и отрывисто спросил:

— Кто?

— Капитан Одинцов!

Через пустое кассовое окошко было слышно, как актриса Андриасова, привезшая из загранпоездки мохеровые кофты, звучным голосом рядится с приемщицей; в магазине шаркали подошвы мужских ботинок и стучали каблуки, в комнате пощелкивало трубками мертвенное неоновое освещение. Несколько минут трое сидели молча, опустив головы, к чему-то прислушиваясь, затем Кучкин, пожав плечами, полез в свое окошечко, а Анна Игоревна прикрыла веками пламенеющие глаза.

— Одинцов — это серьезно! — сказала она скучным голосом. — Одинцов — это похоже на предынфарктное состояние… Тебе надо временно свернуться, Стась! Надеюсь, ты уже сделал это?

— Я стараюсь! — подумав, ответил Корж. — Вы будете иметь «Волгу», Анна Игоревна, если Одинцов позабудет дорогу на автобазу…

— «Волгу»? А зачем мне «Волга», милый Станислав?

Оценщик Кучкин работал в кассовом окошке в такой же неудобной позе, как в былые времена рубили уголь обушком шахтеры: туловище у него подрагивало, точно оценщик наносил беспрерывные удары. Вместе с приемщицей он сбивал цены на две мохеровые кофты и замшевую курточку. На каждой купленной и проданной вещи Анна Игоревна и Кучкин должны были заработать не менее двадцати пяти процентов, и Станислав Иванович Корж, потерпевший поражение, негромко засмеялся.

— Быть директором единственной комиссионки в городе — это значит управлять вселенной! — сказал он. — Дубленки в багажнике…