Джон Чивер - Игорь Ефимов

БАС. Только в церкви — туда автор и приводит своего героя. Религия занимала важное место в жизни Чивера. Молитва перед трапезой была обязательным ритуалом в его доме. В 1955 году он прошел обряд конфирмации. В дневнике и письмах друзьям объяснял, что главным импульсом для этого было безмерное чувство благодарности Творцу за дар жизни. В том числе — и благодарности за любовный экстаз. «Прожив много лет как гибрид человека и таракана, я обнаружил недавно, что таракан исчез… В нашем появлении на свет таится любовь, даже если мы были зачаты дряхлой парой в дешевом отеле». В церкви он посещал раннюю службу, потому что в нее не включалась проповедь. Его литературный вкус не позволял ему примириться с тавтологией и грамматическими ошибками, делаемыми проповедником.

ТЕНОР. И все же религия не могла помочь Джону Чиверу в безжалостной войне, которую он вел с собой каждый день. «Нет, сегодня я не прикоснусь к спиртному до самого ланча. Ну, хорошо — дождусь полудня и там позволю себе один стаканчик. Нет-нет, глоток джина, который я сделал, поднимаясь в спальню, не засчитывается». На следующий день первый стаканчик мог прорваться уже за завтраком, а дальше следовали другие. Очень часто необъяснимые вспышки раздражения против домашних происходили оттого, что он искал возможность проскочить мимо них к буфету или в кладовку. Бутылки с джином и виски запасливо прятались в платяном шкафу, в письменном столе, на книжных полках, даже в кустах рядом с автомобильным въездом.

БАС. Попытки обращаться к психиатрам не приносили успеха. «О чем я буду с ними беседовать, если они не читали моих книг? — жаловался Чивер. — Они не читали даже Диккенса, Флобера, Гончарова. Единственное, о чем они хотят говорить, — моя мать. И пытаются убедить меня, что я ненавижу женщин. Смешно! Знали бы они, какое любовное письмо я получил вчера от Хоуп Ланге!» Под свои частые измены он подводил теоретическую базу. Вина за них лежала не на нем, а на обществе, которое упрямо пыталось сохранять мораль ушедшей в прошлое эпохи. Раньше пожизненный союз мужчины и женщины был необходим для успешного выращивания урожая и воспитания детей. В индустриальную эпоху, когда работа разбрасывает членов семьи порой на недели и месяцы, порой на десятки и сотни миль, соблюдать правила моногамного супружества практически невозможно.

ТЕНОР. Роман Чивера с актрисой Хоуп Ланге тянулся штрих-пунктиром через многие годы. После того как она разошлась со своим мужем, режиссером Эланом Пакулой, они встретились в Нью-Йорке, и это событие было отражено в дневнике Чивера: «Мы содрали одежду друг с друга и славно провели три или четыре часа, перемещаясь с дивана на пол и обратно. Я был не на высоте, но наплевать… Мы имели вдоволь всего: в ход шли пальцы, языки, титьки и попки, объятия до треска костей и серьезные объяснения в любви». Хоуп потом отзывалась о Чивере с теплом, говорила, что это самый горячий мужчина из встреченных ею в жизни. Правда, слишком занятый собой, не очень отзывчивый на нужды партнерши. «Мне он нравился, но жить с ним я бы не могла. В нем слишком много от школьника».

БАС. Вспомним, что в рассказе «Пловец» бывшая возлюбленная тоже говорит герою: «Когда ты повзрослеешь?» Ну, разве мог бы взрослый серьезный мужчина, даже подвыпив, хвастаться своими любовными приключениями перед женой и детьми. «Он мог изменять, мог напиваться в городе, — рассказывала Мэри, — но к обеду всегда исправно возвращался домой». Наблюдательная Сьюзен потом писала, что отец не любил говорить о чувствах — только о фактах, событиях, сценках, поступках. Он был сосредоточен на том, что можно видеть, слышать, обонять, ощущать, мог подробно рассказать, что он проделывал с такой-то дамой в таком-то отеле, но не о том, какие эмоции это в нем пробуждало.

ТЕНОР. Устав от измен мужа, Мэри тоже завела роман с женатым чернокожим публицистом и рассказывала о нем своему психиатру. Она стала нарядно одеваться, занималась йогой, аккуратно посещала парикмахерскую, писала стихи, которые впоследствии были опубликованы в сборнике под названием «Нужда в шоколаде». Мало того — она потеплела к собственному мужу и ненадолго вернула ему доступ к своей постели. Тот не мог поверить своему счастью, и это нашло отражение в дневнике: «Я оседлал мою возлюбленную, и мы умчались в счастливое путешествие, какого у меня уже давно не бывало».

БАС. Из рассказа в рассказ у Чивера проходит образ жены, разочарованной в муже, недовольной своей судьбой, обуреваемой странными порывами. Муж же, как правило, видит себя бодрым, внимательным к жене и детям, разумным, немного опечаленным несовершенством мира. Но сын Федерико, слушая разговоры родителей за столом, однажды взял лист бумаги, написал на нем слева «он», справа — «она» и стал рисовать черные галочки под соответствующим местоимением каждый раз, когда один из собеседников наносил другому словесный укол. Через полчаса под «он» скопилось 25 галочек, а под «она» — только три.

ТЕНОР. Жалобы на одиночество — лейтмотив всего творчества Чивера, его дневников и писем. Он активно общался с сотнями людей, но это общение часто нагоняло на него скуку. Похоже, он часто говорил окружающим неприятные вещи только для того, чтобы придать общению остроту, разрушить пресность разговоров о погоде и процентах на закладную. Люди отшатывались от него, и так это и тянулось по кругу: спасаясь от дракона одиночества, он попадал в пещеру дракона скуки, вступал с ним в сражение, побеждал, но при этом снова оказывался один на один с самим собой.

БАС. Смены настроения у отца болезненно били по детям. Сьюзен доставалось за то, что у нее долго не было ухажеров. Потом ухажеры появились, дочь приводила их в дом, но Чивер обращался с ними коварно: приглашал, например, вместе косить луг или пилить поваленное дерево и там, наедине, говорил им что-то такое, что они уходили взбешенными. Старший сын, Бен, тоже приводил в дом своих друзей и подруг, но доставалось и им. В одного начинающего поэта Чивер вдруг запустил стаканом из-под виски. Подругу, пытавшуюся защищать Бена, обозвал шлюхой. Когда Бен женился, молодые долго бедствовали, и сыну часто приходилось просить денег у отца. Чивера возмущали не сами просьбы, а то, что они делались — как он полагал — по требованию жены. («Не сумел поставить себя в семье!») Младший сын, Фред, уже в тринадцать лет был ростом выше отца и мог отпихнуть его, если тот слишком донимал его попрёками и угрозами.

ТЕНОР. С одной стороны, детям в семье Чиверов с малолетства внушалось, что внешность неважна, а главное — суть, душа человека. С другой — делясь впечатлениями о встреченных людях, отец давал в первую очередь внешние приметы. Женщина была либо «очень привлекательна», либо «выглядела классно», либо была «шикарной блондинкой», либо была никем. Мужчина был либо «одет с иголочки», либо имел «отличный загар», либо «тюремную бледность», либо «бегающие глаза». «Выглядеть кем-то важно потому, что это отражает внутренние достоинства», — объяснял он окружающим.

БАС. Заповеди достойного поведения, внушавшиеся ему отцом, Чивер старательно передавал своим сыновьям. Первая была: «никогда не делайте женскую работу в доме». Вторая: «никогда, ни в коем случае не занимайтесь мастурбацией; это саморазрушительно, это закроет вам путь к женщине!» Каково же было их удивление, когда после смерти отца из его дневников они узнали, что сам он предавался этому пороку вполне регулярно. Одна из записей: «Во время суходрочки я воображаю, как скоро окажусь между ног Хоуп или в горле у Неда». В другом месте он сознаётся, что ему необходимо два-три оргазма в неделю. А как их получить, если жена так холодна и неприветлива?

ТЕНОР. В 1971 году Чивер вдруг нашел себе странное занятие: стал вести литературный кружок в тюрьме Синг-Синг. Отчасти его вдохновил на это пример Чехова, который вдруг оставил на время сочинение рассказов и отправился в далекое путешествие, чтобы увидеть своими глазами каторгу на острове Сахалин. Чиверу не пришлось покрывать тысячи миль, тюрьма располагалась прямо в Оссининге, но была местом не менее опасным, чем Сибирь с ее морозами и медведями. Как раз в те месяцы взбунтовались заключенные одной из тюрем на севере штата, и администрация Синг-Синга боялась, что огонь бунта перекинется и на их заведение. Заключенные, являвшиеся на занятия в литкружок, говорили Чиверу: «Из тебя получится отличный заложник».

БАС. Большинство обитателей тюрьмы были черными или латино-американцами. Литературных способностей они не проявляли, приходили в основном, чтобы спорить и переругиваться. Но Чивер ощущал странную близость с ними, всегда принимал их сторону в их стычках с надзирателями и администрацией. Сьюзен потом писала в своих воспоминаниях: «Отец отождествлял себя с заключенными. Как и они, он был одновременно виновен и неповинен, как и они — отрезан от общества, отделен от него, но только не решетками и вооруженными охранниками, а чем-то посложнее».