Преданье старины глубокой - В Губарев

Как стон, скрипели старые ступеньки под их ногами, черными крыльями метались тени по бревенчатым стенам терема. Князь тихо шептал:

- Не страшусь смерти на рати от вражеской стрелы и меча вражеского... Духов страшусь!

Его страх невольно передавался Тане и ее брату. Но, разумеется, не духов боялись они. Чудились им в темноте другие осторожные шаги и чье-то дыханье позади. И они не ошиблись: от перехода к переходу, с лестницы на лестницу неотступно следовал за ними невидимый во мраке старец со злыми глазами. Видно, что-то недоброе задумал главный волхв Великого Новгорода!

Шествие по ночному терему показалось троим отрокам бесконечно длинным, и все они облегченно завздыхали, как только вышли на крыльцо.

Огляделись. Огни в тереме погашены, только одно окно светилось - в спальне князя Олега. Не спалось в эту ночь князю, ходил из угла в угол: обдумывал путь на Киев.

На княжеском дворище было прохладно и пустынно, пахло соснами и елками. Мигали звезды в безоблачной вышине. Кривой, как сабля, месяц высунулся из-за зубцов крепостной стены кремля, будто из ножен. За стеной стучал колотушкой ночной сторож и покрикивал:

- Чу-ую!..

А где-то далече, должно быть, у какого-нибудь костра, где этой ночью новгородцы пили за победу мед и ол, хор мужских голосов тянул однотонную песню:

Ох вы гой еси, люди добрые,

Люди добрые, вои храбрые!

Трудный час пришел нам детей забыть,

Во полях чужих свою кровь пролить...

Оставь рало, ратай, да мечом блистай!

Натяни свой лук и стрелу пускай!

А другая стрела уж в тебя летит,

Уж в тебя летит, твою грудь пронзит...

От простой, но щемящей сердце мелодии Тане стало грустно. Она взглянула на князя, но тот, освободившись от своих страхов, был уже весел. Он вытягивал шею, прислушиваясь к чему-то, и в efo широко открытых глазах отражались два месяца.

- Чуете? - спросил он.

- Хорошо поют, - сказал Игорь, - только уж очень печально.

- Я не про то! - досадливо передернул плечами князь. - Чуете, кузнецы молотами стучат?

Брат и сестра прислушались: действительно, из разных концов Великого Новгорода доносились в кремль десятки звонких ударов по железу.

- Дядя наказал, - пояснил князь Игорь, улыбнувшись, - чтоб кузнецы днем и ночью новые доспехи, мечи да копья ковали! И чтоб старые правили, паче есть такие, что на прошлых ратях повреждены были! Каков звон? Душе радостно! Пошли, братие, по граду!

Размашистой походкой князь двинулся к запертым воротам кремля, но вдруг отлетел назад и упал навзничь.

- Холоп задушный! - яростно закричал он стражнику, вскакивая на ноги. - Как посмел ты князя толкать? Велю, поганый, плетьми запороть! - И он с силой ткнул стражника кулаком в лицо.

Таня вскрикнула, но брат зажал ей ладонью рот:

- Молчи, Танька, это же девятый век!..

- Прости, княже, - бормотал между тем испуганный стражник, вытирая рукавом кафтана брызнувшую из носа кровь, - не признал тебя в сем дивном платно... А князь Олег повелел не впускать и не выпускать никого: вельми много ныне пьяных во граде...

В сумраке крепостной стены заливчато заржал оседланный жеребец. Несколько коней на привязи рванулись от него в сторону, толкаясь и гулко, на весь кремль, стуча копытами.

- Чьи сии кони? - спросил князь Игорь мирным тоном: возможно, ему уже было стыдно своей горячности.

- Волхвы приехали.

- Зачем?

- Не ведаю о том, княже. Волхов нам наказано в любое время в детинец пропускать.

- Отомкни ворота!

- Не случилось бы беды, княже... Не велел князь Олег...

- Отомкни, холоп! - снова вспыхнул юный князь.

Стражник загремел запором, и трое отроков вышли из кремля.

Здесь, за крепостной стеной, отчетливей стали слышны звонкие удары молотов: динь-дон, диньдон... А город уже спал, смолкли песни. Лишь коегде на улицах чуть поблескивали догорающие костры. На траве там и тут похрапывали захмелевшие воины. За стеной низенькой хижины всхлипывал и глухо причитал страдальческий женский голос:

- Ох вы, детоньки мои милые, покинет вас родной батюшка... Ох, на смерть пойдет ваш свет-батюшка...

Застучал на волховской пристани колотушкой ночной сторож:

- Чу-ую...

В конце города, словно перекликаясь, застучал другой сторож.

Шли отроки по темным улицам и чем дальше уходили от кремля, тем звончей летели в ночь удары кузнечных молотов: динь-дон, динь-дон... Ковал Великий Новгород победу над Аскольдом и Диром. Недаром светилось в тереме окно Олега...

Князь Игорь вдруг остановился, прислушиваясь. Позади стучали копыта, все ближе, ближе. Вот зафыркала невидимая лошадь.

- Кто бы это? - забеспокоился он. - Не ровен час, лихие люди, головники... Время позднее...

В темноте прорезались силуэты всадников.

- Волхвы, - облегченно вздохнул князь и пожал плечами: - Не ведаю, зачем они по ночам ездят.

Всадники поравнялись с тремя отроками и неожиданно спешились:

- Хватайте их! - сипло крикнул кто-то. Прежде чем отроки опомнились, сильные руки скрутили Таню и князя Игоря, заткнули рты тряпками и подняли на крупы лошадей.

- Что вы делаете?! - отчаянно закричал Игорь.

Но всадники уже ускакали, топот копыт скоро затих в ночи.

По темной улице к кремлю стремглав бежал мальчик в княжеском платно. Задыхаясь, что было сил заколотил он кулаком в ворота:

- Откройте! Пустите меня к князю Олегу! Скорей, скорей, откройте!..

ПЕРУНОВА ГОРА

Таню и князя Игоря волхвы везли на своих борзых конях бесцеремонно и жестоко. Словно мешки с гречихой, свешивались связанные отроки с крупов лошадей.

От бешеной скачки и тряски, от режущей боли в стянутых ремнями суставах Таня то и дело теряла сознание. Ее голова с распустившимися светлыми косичками билась о волосатый бок лошади, но когда она приходила в себя, не чувствовала едкого запаха сбруи и конского пота. Было только мучительно больно; в горячей, затекшей кровью голове мелькали синие огни, и она снова теряла сознание.

Потом Таня почувствовала, что ее снимают с лошади и кладут на землю. Она открыла глаза и увидела над собой звезды. Месяц давно скрылся за лесом, и снующие вокруг силуэты волхвов в длинных платно, похожих на поповские рясы, казались призраками. Она застонала, но звука своего голоса не услышала, потому что ее рот был забит противным тряпичным кляпом. В горле пересохло, очень хотелось пить.

Таня повернула голову и увидела рядом неподвижного, связанного по рукам и ногам князя Игоря с таким же кляпом во рту. "Они принимают князя за моего брата", - мелькнула у нее мысль.

Запахло гарью: это один из волхвов разжигал костер. Запрыгали по дровам язычки пламени, и в их слабом свете над костром вырисовывалась огромная чудовищная фигура закопченного дымом идола. Таня не поняла, из чего он был высечен - из камня или из дерева. Она запомнила только его пугающие золоченые глаза. Отблески огня отражались в них, мигали...

А по бокам Бога богов стояли идолы поменьше - такие же нелепые и закопченные. Но в отличие от Перуна их глаза не золотились, а серебрились.

Волхвы подняли Таню и князя Игоря на ноги.

Они стояли на вершине горы, с которой в сумраке весенней ночи внизу виднелись леса, задернутая туманом гладь озера, серая река, вытекающая из озера, а вдали, на берегу реки, темные строения Великого Новгорода. "Это озеро Ильмень, - сообразила она, - а там Волхов вытекает из озера"...

Сколько раз Таня с братом и родителями бывали в этих местах по выходным дням!

Один из волхвов подошел к идолу Перуна и взметнул к небу руки. Таня узнала Фарлафа. Князь Игорь рванулся, но волхвы удержали мальчика на месте.

- О Перун! - рыдающим голосом заговорил Фарлаф. - Твои волхвы всегда возносили к тебе молитвы на Перуновой горе и приносили тебе жертвы, проливая их кровь на священный костер. Так будет всегда!

Он потряс руками, продолжая рыдать:

- На нашу землю, о Перун, пришли в образе отроков духи Чернобога. Ты послал меня услышать, о чем они говорят. Я стоял ныне за дверью Их комнаты и слышал, как они колдовали. Они рекли смерть князю Олегу и князю Игорю. Они рекли так: князя Олега ужалит змея, а князя Игоря убьют древляне. И я спросил тебя, о Перун, как поступить с отроками? И ты молвил: "Принеси, Фарлаф, их мне в жертву, пролей их поганую кровь на священный костер, как проливал кровь жертвенных телят!"

Речь главного волхва стала бессвязной, он начал дергаться и извиваться.

- О-гы-га-гу! - завопил безумный старец, брызжа слюной и корчась так, будто по его телу пропустили электрический ток. - О-гы-га-гу!..

Потом он закружился перед костром, и полы его платно развевались крыльями черной птицы. В руке главного волхва блеснул большой нож. В ту же секунду несколько других волхвов оглушительно забили в бубны.

"Этот сумасшедший старик сейчас зарежет нас!" - подумала Таня и почувствовала, как от ее ног к голове медленно поднимается волна жгучего холода. Вот волна достигла колен, вот она уже сковала ледяными тисками грудь, шею... Она начала задыхаться. "Бум-бум-бум-бум-бум-бум", - гремели бубны. Фарлаф, тяжело дыша, остановился перед идолом и поднял над головой нож. Красные отсветы костра задрожали на широком отточенном лезвии, казалось, что по ножу стекает кровь. Фарлаф медленно повернулся к пленникам и указал острием ножа на князя Игоря. Два волхва подхватили мальчика под мышки и поволокли к костру.