Кремль 2222. Садовое кольцо - Владислав Выставной

— Какую еще опасность? — тупо проговорил Книжник.

Опричник значительно помолчал, разглядывая подавленного узника. Затем неторопливо развязал тесемки на папке, извлек стопку разношерстных берестяных листков. Заговорил негромко, но раздельно и веско:

— Доносы на тебя имеются. Давно собираем. Вот, скажем, пишет уважаемый всеми наставник отец Никодим: «Не чтит обычаи, не уважает власть, все помышляет из Кремля улизнуть, да с врагами якшаться…»

— Но это же ложь! — воскликнул парень, — Он меня с малолетства недолюбливает!

— Что значит — ложь? С наставниками спорил? Спорил. Из Кремля подался вслед за иноземцем? Подался..

— Но это же ради кремлевского же блага! — Книжник ощутил какое-то болезненное бессилие. Он смотрел на этого человека за конторским столом, который просто выполнял свою работу — рутинно, со скукой. Он вроде бы даже не испытывал к арестованному особой неприязни. Ведь неприязнь можно испытывать к человеку. А он — просто строчка в очередном «деле».

Это был не просто опричник. Это была плохо знакомая ему бюрократическая машина, принципов и целей которой он просто не понимал. Единственное, что было ясно, так это то, что разговаривать с ней, доказывать что угодно хоть с пеной у рта — бесполезно. Все равно, что общаться с каменной стеной.

— Да-да, конечно, — сказал чиновник, неторопливо перебирая листы. — А вот что боярин Малюта пишет: «Дорвался до власти, по роду и чину не положенной, и князя смущает обещаниями туманными, лживыми. Да еще врагов у стен пригрел, почем знать — может, и заговор готовит, ибо, что там у этих вестов на уме, никому из честных бояр невдомек. Ибо общаются весты окаянные токмо через этого выскочку, и истинные их намерения нам неведомы…»

— Так этот Малюта сам отказался с вестами разговаривать, — мрачно сказал Книжник. — Мол, это ниже его боярского достоинства…

— Можно, конечно, считать, что все это поклеп, напраслина, — с готовностью кивнул опричник. — Но мы такая контора, что никаких бумаг не выбрасываем. Потому как все они могут оказаться полезными. И если до сего дня все это были просто бумажки, то теперь вырисовывается совсем иная картина. И картина, скажу я тебе, довольно интересная… Вижу я, ты вроде как ничего не понимаешь? Молодец, хорошо держишься. Ну так давай поиграем в эту игру. Я сам тебе все расскажу. Не возражаешь?

Возражать в таких условиях было трудно. Опричник заговорил:

— Давеча с твоей подачи из Кремля экспедиция была отправлена. Якобы кто-то по радио сулил всем дары несметные. Уж и не знаю, как князь поверил тебе. По мне так, вздернуть тебя за лживые речи — и дело с концом…

— Не с моей это подачи — княжий приказ был! И Данила как раз пришел за людьми с золотом, чтоб у народа Трех Заводов оружие закупить. Вот и совпал о… — попытался возразить Книжник, но получил мощную оплеуху от толстого палача. Замолчал, тяжело дыша, с ненавистью глядя на своего мучителя.

— Ты боярина Данилу к своим сказкам не приплетай. Это ж ты князю про ту базу наплел — где припасов, оружия да горючки аж до скончания веков? Или я что-то путаю? Так плел, что даже князь заслушался — прям молочные реки с кисельными берегами…

— Я правду говорил! — Парень попытался вскочить, но был вдавлен в лавку тяжелой ладонью. — Я же письменный доклад боярам представил, и они одобрили!

— Заткнись и слушай! — Опричник впервые повысил голос, и лицо его исказилось злобой, — Экспедицию-то послали — почти половина дружины ушла во главе с сотником! Лучшее оружие с собой унесли, лучших фенакодусов под седлами увели да припасов уйму забрали. И это еще вопрос, есть та база или нет. Но интересно другое…

Снова повисла тягостная пауза, и теперь уже опричник сверлил допрашиваемого взглядом с открытой неприязнью.

— Намедни ратник в Кремль прорвался, — процедил опричник. — Чуть живой пришел, гнались за ним, будто свидетеля отпускать не хотели. Изо всей дружины один воротился. И знаешь, что рассказал, прежде чем Богу душу отдал?

Книжник молча поднял голову. Он по-прежнему ничего не понимал. Но тревожная новость об экспедиции заставила сердце сжаться в ужасном предчувствии. Ведь прав этот жестокий человек: получается, он, Книжник, и был инициатором отправки дружины в дальний поход. Такого не случалось добрую сотню лет, и если все пошло прахом…

— Что с экспедицией? — севшим голосом спросил он.

Опричник окинул его ничего не выражавшим взглядом, сказал жестко:

— Отрезало дружину от Кремля-то. Садовым Кольцом отрезало. Они там, по ту сторону остались и пройти обратно никак не смогут! Знаешь, как это называется? Блокада!

— Я не понимаю… — пробормотал Книжник. — Какая еще блокада? На Кольце полно Переходов. Я сам переходил дважды…

— Нет больше переходов, — отрезал опричник. — Сплошной смертельный барьер по всему периметру. Но кому я это рассказываю? Ты же все знал заранее!

— Ничего я не знал… — пролепетал Книжник.

— А может, и не знал, — неожиданно согласился опричник. — Зачем врагам раскрывать все планы своему агенту? Ты и без того отлично выполнил свою роль.

— Вы спятили… — бессильно сказал Книжник, — Кто агент — я?! Кому это могло понадобиться? Нео? Вы, наверное, шутите. Нео дикари! Шамы не так сильны в технике. Даже кио не додумались бы, как оно управляется, Кольцо-то.

— Факт есть факт, — гнул свое опричник. — Взбесилось оно, Кольцо. Никому ни пройти ни проехать. Не знаю, как они это сделали, враги рода человеческого. Да только нет у нас теперь лучшей части войска. Они там, а мы здесь. И несколько племен нео в колечке с нами! И оборонять Кремль некому! Вот об этом мы с тобой толковать и будем.

— Но как это может быть? — бессильно бормотал Книжник, еще не осознав сути нависшей над ним угрозы.

— А тебе, сучий сын, лучше знать! — заорал вдруг опричник. Вскочил с места, быстро приблизился к лавке, навис над пленником, сверля его страшным взглядом. — Это ведь твой замысел, так?! Или тех, кто купил тебя с потрохами да в Кремль подсадил? А может, ты и не наш вовсе, а?! Не зря же говорят, что тебя по возвращении будто подменили!

— Это какой-то бред… — пролепетал Книжник, отводя взгляд.

Но опричник грубо ухватил его за подбородок, рыча:

— В глаза мне смотреть! Отвечать быстро!

— Я… Я ничего не знаю…

— А вот это мы скоро выясним, — процедил опричник, отталкивая Книжника и возвращаясь за стол. Сделал знак палачу, — Дам тебе время подумать, чтобы ты сразу все изложил как есть. Пиши признание: мол, «предатель я и изменник, замыслил черное дело, князю в доверие втерся с целью подорвать оборону Кремля, а самого князя захватить, а впоследствии пытать и убить…» Чтобы ты голову не ломал, я сам напишу, как нужно, а ты подпишешь…

— Но это же ложь! — закричал Книжник. — Не буду я ничего подписывать!

— Огонь, клещи да дыба покажут, что ложь, что правда, — утомленно произнес опричник. — Ступай, подумай, — Повернулся к рыхлому, добавил: — Бересту ему да стилос выдать… Хотя нет, стилос не давать: слыхал я, может он им, как с оружием, управляться. Да смотрите, чтобы над собой ничего не учинил! Нам нужны показания.

Даже оставшись в одиночестве в мрачной подземной камере, он не сразу пришел в себя. Лавка у стенки да зловонная лохань в углу, подсвеченная сквозь крохотное окошко в двери, — вот и вся обстановка. Словно насмешка над статусом советника: свободы лишили, но персональную келью оставили. Без книг, зато с индивидуальной «парашей». Трудно вообразить более крутую карьерную траекторию.

Он лежал неподвижно на лавке и пытался привести мысли в порядок. Но это было непросто: душу и тело сковало острое, нестерпимое чувство.

Обида.

Все это казалось каким-то болезненным бредом. Как можно было предположить, что все так обернется?! Он больше жизни любил свою маленькую родину, отчаянно бившуюся за жизнь, он бился вместе с ней, бился за нее, и уж в одном был уверен наверняка: родина любит его столь же ясной, безусловной любовью. И вот на тебе: родина объявляет тебя предателем и бросает в сырую каменную клетку.

Знобило. Тонкая камуфляжная куртка, добытая в странствиях, была предметом зависти многих, но не давала тепла. Книжник заворочался на жесткой лавке. Мысль о неведомой угрозе не давала ему покоя. И больше всего его мучили сомнения.

Может, и впрямь здесь есть его вина? Вряд ли он виноват в аномальном поведении и без того загадочного Садового Кольца. Но что правда, то правда: именно он был инициатором злосчастной экспедиции…

Застонав от бессилия, сел на лавке, уставившись перед собой невидящим взглядом.

Он виноват. Нет, не в том, что пытается повесить на него чересчур уж деятельная опричнина. А в том, что не продумал как следует последствий своих замыслов.

Он должен все исправить. Сам. Чего бы это ни стоило. Только как это сделать отсюда, из глухого подземелья? Советом помочь? Как — если не верят теперь ни единому его слову?