Пикалка - Леонид Каганов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но Ада меня не слушала:
— Я тоже всего бояться стала. Представляешь, лезу сегодня новости читать и думаю: а вдруг она всё видит? Про что читаю, о чем думаю? Вдруг она там понимает, как я ее ненавижу? Она же всё у нас отняла! Никто теперь ни жить не может, ни работать, ничего! Я сегодня опять за переводы села — вообще не могу ничего делать, руки дрожат и мимо клавиш, мимо клавиш… Господи, как бы я хотела ее убить, прямо своими руками задушила бы за всё, что она нам сделала…
— Кого? — ахнул я.
— Ну эту… — она оглянулась и перешла на шепот: — тварь на букву «п»… Ты знаешь, я ведь чуть сегодня туда не пошла!
— Ты?! — изумился я. — И ты не побоялась бы туда пойти?
— Ну да. Ты не знаешь, есть один профессор, короче, он доказал, что эта… на букву «п» ничего не сможет, если все выйдут. Наши ребята из сообщества переводчиков объявление повесили, договаривались на полдень… И я подумала — ну ты ведь тоже там… А потом смотрю на Майку: а на кого она останется? И не пошла. И знаешь, так стыдно — ведь если бы пошла, может, все бы добежали… А о них теперь ни слова, ни по телевизору, нигде… Что с ними в итоге случилось? Я никому не сказала, что видела то объявление. Только тебе. Ну вроде не видела, и не знала, поэтому и не пошла… Понимаешь? — Она подняла на меня большие черные глаза. — Понимаешь?
— Понимаю… — протянул я. — Так значит, если бы все пойдут, то даже ты пойдешь?
Ада медленно покачала головой.
— Нет. Всё уже. Никто не пойдет. Завтра там уже стену начнут строить.
— Какую стену? С чего ты взяла? — удивился я.
— Мэр сегодня выступал в ратуше. Сказал, надо усилить безопасность чтобы исключить теракты и лишние жертвы.
— Лишние?
— Сказал, что нужна стена и надежная охрана… Понимаешь? Они за нее! Они так ее дико боятся, что они всеми силами ее защищают!
— Когда он сказал, начнут строить стену?
— Сказал, с завтрашнего дня.
Я посмотрел на часы — всего лишь восемь вечера.
— Ты чего? — опешила Ада. — Ты куда?
— Я скоро! — крикнул я уже из прихожей. — Я понял, понял, что надо сделать!
* * *
И действительно теперь знал, как это работает и что делать. Но мне нужен был Нариман. Контактов Наримана у меня не было — мы никогда не дружили, созванивались по работе в общей конференции на четверых, и я позвонил туда.
— Привет! — тут же ответил Нариман. Был он странно возбужден. — Слушай, тебе надо увидеть, как голова взрывается! Я сейчас по кадрам рассматриваю интервью, вообще чума и ад! Прямо до тошноты! Но оторваться невозможно! Сначала набухают глазные яблоки, это первые три кадра… Я сейчас разверну к ноуту, тебе экран видно?
— Кончай на трупах плясать, — отрезал я. — Всю жизнь на диване сидишь и трэш смакуешь.
— Ты сдурел? — обиделся Нариман. — Я первый в мире, кто это снял в профессиональном качестве! Это бомба! Это же ценнейшая хроника! Для истории, для потомков!
— Нет у нас больше никакой истории. И потомков у тебя не будет.
— А ты чего предлагаешь? — обозлился Нариман.
И я рассказал.
Нариман сперва не понял.
Я объяснил второй раз.
Нариман обеими руками вцепился в шевелюру и принялся ожесточенно чесаться — ну точно Капельдинер. Только у того лысина, а у Наримана руки до плечей в татуировках, разноцветных как обои в квартире пенсионерки.
— А если я откажусь? — спросил он наконец.
— Ты не откажешься.
— Почему?
— Вот именно поэтому.
— Почему?
— Потому что тогда все будут знать, что ты трус и отказался.
— Меня же она первым и убьет, — вздохнул Нариман.
— Больно ты ей нужен, ты просто оператор. От тебя нужна только съемка.
— Но тебя она точно убьет.
— Ну если до сих пор не убила, значит, либо еще не поняла, что мы задумали, и время есть, либо у нас всё получится.
— Ну ладно, а звонки в студию?! А в кадре кто будет?! Ты что ли? — фыркнул Нариман. — Ты хоть раз передачу вел? В кадр мне надо садиться!
— Я буду в кадре, — вдруг раздался голос Вербы.
Мы и не заметили, что она давно подключилась к конференции.
— Тебя точно жалко, — возразил Нариман.
— Но я лицо канала. Люди поверят только мне.
На это возразить было нечего.
— У тебя повязка на лице, — напомнил Нариман.
— И отлично, — кивнула Верба. — Больше будет впечатление. А моя карьера всё равно закончилась — меня с этим шрамом никто в эфир больше не пустит. Так что будет мой последний выход. Я сейчас вызываю такси и буду через двадцать минут у тебя. Ставь свет, разворачивай хромакей. Если не успеем все сделать до ночных программ — в эфир нам не вылезти.
— А как мы вообще в эфир вылезем? — спросил вдруг Нариман.
Об этом я, если честно, вообще не думал.
— Я поставлю в эфир, — вдруг раздался голос Марка. — Скажу, срочно прислали из мэрии по приказу Капельдинера. Я редактор канала, мне техники подчиняются. А Капельдинера в такое время уже не будет.
* * *
Но Капельдинер был — светящееся окно его кабинета мы увидели, как только въехали на парковку. Но нам уже было не важно.
Когда мы с Нариманом вошли в его кабинет, Капельдинер удивленно встал навстречу, еще не понимая, зачем мы здесь в такое время. И только когда я подошел вплотную, а Нариман зашел сзади, он начал что-то понимать, но крикнуть не успел — Нариман зажал ему рот, мы вывернули ему руки за спиной и аккуратно положили лицом на стол, прямо перед его дисплеями, там сейчас шел какой-то мюзикл. В ящике стола нашелся скотч, мы заклеили ему рот и связали руки.
Где-то вдалеке в коридорах раздавался голос Марка — высокий, но от этого даже более убедительный: «Капельдинер сказал — немедленно в эфир! Это из Мэрии материал! Что — где? Вот же флешку я вам протягиваю!»
Прошло несколько томительных минут. Капельдинер слабо дернулся.
— Простите, Герман, —
