Современная швейцарская новелла - Петер Биксель

Только после смерти Ф. Кьезы, с середины 70-х годов, лучшие писатели Тессина решительно освобождаются от наваждения регионализма и поворачиваются лицом к конкретным реальностям своего кантона. Среди них и те, чьи рассказы вошли в настоящую книгу. Джованни Боналуми (род. в 1920 г.), историк литературы по основной специальности, в своих художественных произведениях тяготеет к изображению политической жизни, его волнует тема бегства из давящей узости провинциального мирка, который он рисует с симпатией, но без восторженного любования людьми, для которых даже недалекая, по нашим масштабам, поездка в Италию, к морю — событие на всю жизнь.

Двое других — школьные учителя. Джорджо Орелли (род. в 1921 г.) — самый известный тессинский поэт, Джованни Орелли (род. в 1928 г.) — крупнейший на сегодняшний день прозаик итальянской Швейцарии. Прозу первого отличают лирическая интенсивность, насыщенность зрительными образами, свободное владение арсеналом современных изобразительных средств. Второй предпочитает говорить об опасностях, нависших над Тессином и его обитателями, умеет увидеть и показать в курортной «идиллии» проблемы и беды, общие для всех швейцарцев и — шире — для Западной Европы в целом. В том, где он усматривает источник этих опасностей, чувствуется политическая ангажированность левого интеллигента, одним из первых выступившего против отлучения искусства от идеологии.

Литература ретороманского меньшинства решает, в общем, те же задачи, что и литература Тессина. Главные из них — преодоление вековых предрассудков и предубеждений и борьба за выживание. Причем вторая задача, пожалуй, важнее первой. Дело в том, что ретороманцы, составляющие менее четверти населения даже в своем родном кантоне Граубюнден, не имеют, так сказать, «тылового прикрытия» в культурах соседних стран. В отличие от трех других языковых ответвлений, питающихся соками от единого ствола «материнской» культуры — немецкой, французской или итальянской, — они могут рассчитывать только на самих себя. Собственно, это и не ответвление вовсе, а всего лишь маленькое вкрапление на карте европейской культуры, настолько маленькое, что его, бывает, не замечают и сами швейцарцы, не говоря уже о народах других стран.

Ему, этому реликтовому «вкраплению», чудом сохранившемуся в горных долинах, грозит полное исчезновение, растворение в языках и культурах соседних регионов. С незапамятных времен своим неповторимым колоритом ретороманская словесность была обязана формам жизни горцев, крестьян и ремесленников, говоривших на нескольких диалектах латинского языка. Под натиском современной цивилизации эти формы неуклонно вытесняются, и вместе с ними исчезает материя литературы — язык. Уже сегодня молодые ретороманцы, с юных лет врастающие в чужеродную языковую стихию, плохо знают язык отцов и дедов и с трудом читают произведения своих писателей. Есть слои лексики, которые в наши дни доступны далеко не каждому ретийцу.

В этих условиях прозаики, поэты, драматурги, публицисты становятся хранителями языкового богатства. Именно так понимают свою основную задачу Йон Семадени, Тони Хальтер, Джон Деплацес, Кла Бирт и многие другие. Они пишут для своего народа и хотят быть им услышанными. Кла Бирт (1920–1981), издав роман «Поворот», своего рода энциклопедию ретороманской жизни, с плетеной корзиной за спиной ходил из селения в селение, из дома в дом и продавал книгу землякам. Иного способа пробиться к их умам и сердцам у него не было.

Но Кла Бирт — не только рачительный хозяин духовного наследия отцов, не только хранитель литературного очага своего народа. Он еще и смелый новатор, замечательный реформатор ретороманской прозы. Он стал писать о ретороманцах, как никто до него, — без игривой велеречивости гида по музею раритетов, с искренним любопытством к людям и глубокой тревогой за их судьбы, с желанием выяснить причины трагического поворота в жизни ретийского населения Граубюндена.

А причины, как можно убедиться, сопоставив собранные в этом сборнике произведения, одинаковы для всех языковых частей Швейцарии. Они не только в том, что, несмотря на этнические и другие различия, объединяет разноязычные литературы в противоречивое, спорное, но тем не менее реально существующее целое. Не только в общности истории и государственности, но и в обострении кризисных явлений, в растущей разобщенности людей, в дегуманизации человека, условиями жизни понуждаемого уходить от себя самого или, наоборот, вступать в схватку за себя с анонимными и вездесущими силами зла.

Случайно ли, что именно эти силы стали «мишенью» сатирической полемики, объектом критического разбирательства в рассказах и новеллах, переведенных с четырех национальных языков Швейцарии и собранных под одной обложкой?

Петер Биксель

ДЕТСКИЕ ИСТОРИИ

Перевод с немецкого В. Сеферьянца

Оказавшись не у дел на склоне лет, лишившись жены и детей, не имея больше никаких занятий, человек проводил свой досуг, перебирая в памяти все то, что он знал.

Он не довольствовался тем, что у него было имя. Он хотел непременно знать, почему его зовут именно так и откуда пошло его имя. Он целыми днями перелистывал старые книги, пока не нашел в них упоминания своего имени.

Затем он суммировал все свои знания, и оказалось, что он знал то же самое, что знаем и мы.

Он знал, что нужно чистить зубы. Он знал, что бык бурно реагирует на красное и что в Испании существуют тореадоры.

Он знал, что Луна вращается вокруг Земли, и что у Луны нет лица, и что то, что мы принимаем за ее глаза и нос, на самом деле кратеры и горы.

Он знал, что существуют духовые, струнные и ударные музыкальные инструменты.

Он знал, что на письмо нужно наклеивать марку, что нужно ездить по правой стороне улицы, что пешеходы должны ходить по тротуарам, что нельзя мучить животных.

Он знал, что, когда люди здороваются, они подают друг другу руку и что при приветствии нужно снимать шляпу.

Он знал, что его шляпа сделана из фетра, а фетр изготовлен из верблюжьей шерсти, что верблюды бывают с одним и с двумя горбами, что одногорбый верблюд называется дромедар, что верблюды живут в Сахаре, а в Сахаре кругом песок.

Это все он знал.

Об этом он читал или слышал, это он видел в кино. Он знал, что в Сахаре песок. Правда, сам он там никогда не был, но он читал об этом, и он также знал, что Колумб открыл Америку потому, что верил, что Земля круглая.

Земля круглая. Это он знал. С тех пор как люди об этом узнали, она стала шаром, и если идти по ней все время прямо, то всегда возвратишься в то же самое место, с которого ты начал свое путешествие.

Люди только не видят, что она круглая, и потому долго не хотели этому верить. Ведь если на нее смотреть, то она кажется плоской и либо поднимается вверх, либо опускается вниз. На ней растут деревья и стоят дома, и нигде она не закругляется. Там, где дальше видно, — например, на море — море просто прекращается, превращается в узкую полоску, и мы не видим, что море и Земля круглые.

Все выглядит так, как будто утром солнце встает из моря, а вечером садится в него обратно.

Но мы знаем, что это не так. Солнце стоит на месте, а только Земля вертится, круглая Земля. Каждый день она совершает один оборот.

Мы все знаем об этом, и человек тоже знал это.

Он знал, что если все время идти прямо, то пройдут дни, недели, месяцы и годы, и ты вернешься на прежнее место; если сейчас он встанет из-за стола и отправится в путь, то через какое-то время он возвратится к своему же столу, только уже с другой стороны.

Это так, и мы это знаем.

— Я знаю, — сказал человек, — что, если я все время буду идти прямо, я вернусь к этому же столу. Я это знаю, — сказал он, — но я в это не верю, и потому я должен проверить. Я пойду прямо! — воскликнул человек, которому больше нечего было делать. Ибо тот, кому больше нечего делать, может с таким же успехом позволить себе идти прямо.

Но самые простые вещи порой оказываются самыми сложными. Возможно, человек знал это, но он не подал виду и купил себе глобус. Он прочертил на нем линию. Сначала в одну сторону, потом в другую.

Затем поднялся из-за стола, вышел из дома, посмотрел в направлении, в котором хотел отправиться в путь, и увидел там другой дом.

Его путь должен был пройти как раз через этот дом, и он не мог его обойти, ибо тогда потерял бы направление. Поэтому он не смог начать путешествие.

Он возвратился к своему столу, взял лист бумаги и написал: «Мне понадобится большая лестница». Затем вспомнил, что за домом начинается лес и что как раз на его пути к дому растут еще несколько деревьев, через которые ему необходимо будет перелезть. Поэтому он приписал: «А также веревка и когти». Лазая по деревьям, можно легко и травму получить. «Нужна походная аптечка, — записал человек. — Еще плащ, горные и туристские ботинки, сапоги, зимняя и летняя одежда. Кроме того, повозка для лестницы, веревки и когтей, для аптечки и обуви, для зимней и летней одежды».