Велосипед судьбы - Павел Сергеевич Иевлев

– Может, скрестить его с эскимосом? – послышалось от двери звонким, почти детским голосом. Оказывается, Ирка уже вернулась и с интересом наблюдала за происходящим.

Или украсить мощным засосом? – продолжила Василиса.

И закопать его под откосом! – подхватил Сеня.

Этим ранним утром! – спели все хором.

– А вы тут без меня вовсю развлекаетесь, да? – спросила Ирка. – Ну и чёрт с вами. Я зато докрасила очередное епическое полотно. Будете смотреть?

– Конечно будем, Ир, – сказал Данька. – Кстати, это Василиса.

– Привет, Василиса. Ты откуда взялась, такая нормальная?

– С волантера. А я нормальная?

– На фоне нашей компании? Ещё какая. Приятно посмотреть. Девочка-припевочка.

– Быть механиком на волантере теперь норма? Шататься по Мультиверсуму с цыганами – девочковая припевочность?

Василисе отчего-то стало обидно, хотя, если честно, ненормальной она себя вовсе не считала. Может быть, слегка странной, но не более.

– Не обижайся, – примирительно сказала Ирка, – дело не в тебе. Дело в нас. Пойдём, ты поймёшь.

***

Небольшая, но очень светлая комната с окном во всю стену. На столе, стульях, кожаном диване и просто на полу валяются кисти, давленые тюбики с краской и из-под краски, рамки, скомканные наброски и карандашные скетчи, измазанные красками тряпки, пустые чашки и тарелки, просто какой-то мусор. Но всё это теряется на фоне стоящих вдоль стен картин.

Посмотрев на них, Василиса вдруг поняла, что имела в виду Ирина, говоря про ненормальность. Картины были, пожалуй, красивые, техникой рисунка автор владеет, но… Девочка долго ходила и рассматривала их, одну за другой, пытаясь понять, что же не так. Внезапно осознала, что в комнате тишина и все смотрят на неё.

– Что-то случилось, Вась? – спросил Данька.

– Почему ты так решил?

– Ты уже минут десять стоишь, смотришь и молчишь.

– Правда? Не заметила. Пыталась рассмотреть… Не знаю что. Как будто картины нарисованы не на двухмерном холсте, а на чём-то, имеющем объём, и, если заглянуть за верхний слой краски, то там можно увидеть то, что отражается на поверхности. Как будто картина – проекция того, что под ней. Или за ней. А может, и внутри неё. Глупость сказала, да?

– Вот! – торжествующе сказала Ирка. – Обычная девчонка разглядела, а вы?

– Ты что, без очков рисовала? – спросил её Данька.

– Именно! А ты не понял?

Парень снял свои тёмные закрытые окуляры. Под ними оказались невообразимо синие, пронзительно-кобальтовые глаза.

– Да, действительно… – он пристально разглядывал стоящую на мольберте, блестящую свежей краской картину. – Ирка, ты талант. Не знаю только, хорошо ли это.

– А разве талант может быть не хорошим? – спросила Василиса.

– Он может быть небезопасным. Для его носителя.

– Дань, хватит меня опекать! Ты больше не мой куратор! Я самостоятельный корректор! – сердито сказала Ирка.

– Ир, не сердись, – примирительно сказал Даниил. – Но если так пристально смотреть в бездну, то она посмотрит в ответ. А если при этом пытаться рисовать её портреты…

– То что?

– Не знаю. Но меня это немножко пугает. А тебя нет?

– Чуть-чуть, – призналась девушка. – Но оно того стоит.

– Простите, – сказала Василиса, – вы же все корректоры, да?

– Данька и Ирка – да, – сказал Сеня. – А я так, за этой тощей девицей присматриваю. Чтобы её ветром не унесло.

– Сам-то не больно толстый… – огрызнулась Ирка. – А что, ты не любишь корректоров?

– Мне однажды сказали: «Ни в коем случае не связывайся с синеглазыми!» А я, кажется, связалась!

– И кто тебе такое сказал? – спросил Сеня.

– Одна женщина, курьер. Она и сама…

– Аннушка! – хором сказали Данька и Ирка.

– Вы её знаете?

– Я знаю, – сказал Данька. – Она вообще легенда Школы. Единственный корректор, ушедший в свободное плавание. Громко, со скандалом и руганью, по идеологическим соображениям.

– Насчет скандала охотно верю, – сказала Василиса. – Она такая. А что за соображения?

– Ты вообще насколько в курсе насчет корректоров?

– Ни насколько.

– Тогда это слишком длинный разговор для вечера. Пойдёмте лучше пить чай и песни петь!

– Так что же нам делать с пьяным матросом? – спросил Сеня, взявшись за гитару.

Может, покрасить его купоросом,И прикрутить болтами к колёсамЧтоб не болтал языком, как опоссум,Этим ранним утром?

***

– Тебе понравилось? – спросил Данька, прощаясь с Василисой у трапа.

– Пожалуй, да, – ответила она. –