Брак под короной - Светлана Бестужева-Лада

Думаю, Сергей это прекрасно понимал, но молчал, не желая охлаждать мой внезапный хозяйственный пыл. Наверное, надеялся, что это каким-то образом перейдет в привычку. Я же, в свою очередь, не душила его надежду в зародыше, а как бы ее даже поддерживала и всячески лелеяла.

Впрочем, Сергея бытовые вопросы обычно занимали крайне мало, он от них просто отмахивался. Уборку квартиры воспринимал, как стихийное бедствие, необходимость похода за продуктами типа картошки или еще чего-то тяжелого – как возмездие за какие-то незамеченные им грехи, мою стряпню – как реальность, данную ему во вкусовых ощущениях. То есть я старалась в общем-то зря: супруг ел покупные пельмени так же охотно, как жареную курицу со сложным гарниром. Культа, короче говоря, из еды не делал.

Так что недовольна была только Элси. Она своим верхним собачьим чутьем уловила, что происходит что-то необычное и не отходила от меня ни на шаг, вплоть до того, что отказывалась гулять с Сергеем, демонстративно предпочитая мое общество. Умная собака, что и говорить.

Меня тоже обуревали всякие предчувствия, но это происходило скорее из моей патологической законопослушности, нежели из-за чего-то другого. Не зря один из знаменитых французов когда-то изрек, что Париж стоит обедни. Реализация голубой мечты моей жизни стоила того, чтобы напялить на себя парик и воспользоваться чужим паспортом. Риск сводился к минимуму: в самом худшем случае я останусь в Москве, заплативши штраф за попытку нелегально пересечь границу. Не догоню, так хоть согреюсь.

Между прочим, о том, что такой поступок карается отнюдь не штрафом, а тюремным заключением, я узнала совершенно случайно уже после той замечательной поездки. И еще много очень интересных вещей узнала только задним числом. И слава богу! Иначе никакой поездки не состоялось бы вообще, как говорится, по определению.

***

– Не понимаю, зачем нужно втягивать в такое мутное дело именно ее. Кому вообще пришла в голову такая «блистательная идея?

– Во всяком случае, не мне. И я не слишком ее одобряю, но… Боюсь, изменить ситуацию я уже не в силах.

– В лучшем случае она окажется в тюрьме. За границей свои законы, а мы и своих-то толком не знаем. А в худшем…

– Мне кажется, рассчитывают именно на худший вариант. Просто и элегантно, все проблемы даже не решаются, а просто исчезают.

– И тебе это безразлично?

– В какой-то степени – да. До нашей с тобой встречи и всего остального, что за этим произошло, моя позиция, возможно, была бы другой. Сейчас меня это практически не волнует. Вот о чем я действительно часто думаю, так это о твоей безопасности. И чем скорее мы покинем Россию, тем будет лучше для нас.

– Не думаю, что мне что-то угрожает.

– Она вот тоже об этом не думала и не думает. Тем не менее…

– Как ты мог любить столько лет это чудовище?

– Любовь зла. Но это чувство у меня уже давно прошло, и единственное, о чем я мечтаю – оказаться подальше отсюда. Вместе с тобой, разумеется. С меня довольно.

– С меня, пожалуй. тоже. Но после ее поездки в Париж времени на выжидание уже не будет. Надо все подготовить заранее.

– Так все практически готово. И если даже она не вернется…

– То нас это уже не будет касаться?

– Совершенно верно. Нас, между прочим, это и сейчас уже не касается…

Глава вторая. Немного истории

Вечером, перевозбужденная внезапно открывшимися мне фантастическими перспективами, я долго крутилась с боку на бок, думая обо всем сразу и ни о чем в частности. Но потом этот поток мыслей как-то оформился и принял вид воспоминаний о том, как мы вообще познакомились и подружились с Аськой, и что потом происходило в ее и моей жизни.

В первый же месяц студенческой жизни нас, как тогда было принято, отправили «на картошку». Естественно, Ася оказалась в одном автобусе со мной. И первое, что она сделала – это присела на ступеньки у задней двери и закурила.

Я, как говорится, «выпала в осадок». С точки зрения моей недозрелой (восемнадцати еще не исполнилось!) личности, курение – это первый признак падшей женщины. Родители, а особенно бабушка, царствие ей небесное, прочно вбили это мне в голову. То же самое, между прочим, относилось и к спиртным напиткам, включая пиво. Об остальных сторонах «взрослой» жизни я даже не заговариваю, и так, наверное, понятно.

Странно, но на этой самой «картошке» мы с Асей подружились. Наверное, потому, что волею судеб наши койки в одной из комнат пионерского лагеря оказались рядом. А впрочем, давно замечено, что противоположности тянет друг к другу. Так что дружба наивной и пока еще невинной москвички с уже достаточно искушенной провинциалкой, наверное, должна была сложиться. Вот она и сложилась.

Асины родители погибли в автокатастрофе, когда она заканчивала восьмой класс. Было это в каком-то уральском промышленном городе, откуда сироту забрала единственная имеющаяся у нее родственница – тетка, сестра отца, мирно жившая в Нижнем Новгороде (тогда еще городе Горьком) старая дева. Поменяли Асино жилье на Урале и теткину комнату в Нижнем на вполне приличную двухкомнатную малогабаритную квартиру и стали жить дальше. Не лучше, но и не хуже, чем почти все люди вокруг.

Но Ася явно не была рождена для прозябания в провинциальном захолустье. Бешено тщеславная и очень способная, девочка уверенно «шла на золотую медаль», проявляя, к тому же, чудеса активности в комсомольской организации школы. Об этом знали все, но мало кто знал о том, что к восемнадцати годам Ася стала уже практически взрослым и зрелым человеком. Правда, пока еще некурящим и не пробовавшим спиртного, но кое с каким жизненным опытом, из-за которого возможность иметь в будущем детей стала для нее, мягко говоря, сомнительной.

В Москву Ася отправилась с золотой медалью, внушительной стопкой грамот за победы на всевозможных конкурсах и олимпиадах и с блистательной характеристикой комсомольской организации. Вопроса, куда поступать, у нее не было: только в институт восточных языков. Переводчики будут нужны всегда и везде, полагала она, хотя до приезда в столицу иностранцев видела только в кино: Горький был для них закрытым городом. А уж переводчик-востоковед…

Разумеется, она поступила, причем набрала девятнадцать баллов из двадцати, что для девушки, да еще из провинции, было просто невероятно, получила стипендию и место в общежитии, оповестила об этом тетку короткой открыткой и стала осваиваться в совершенно новом для нее мире.

Это у себя она всегда и во всем была «самой-самой»: самой умной, самой красивой, самой активной. А здесь, где ее никто не знал, начинать приходилось практически с нуля. Да еще постараться выполнить очередной план своей жизненной программы: выйти замуж за москвича. Только за москвича, остальные из кандидатов в мужья исключались по определению.

До третьего курса ничего сверхъестественного не произошло: Ася училась только на «отлично», была душой всех комсомольских мероприятий и деспотично управлялась с толпой поклонников. Наши с ней отношения из приятельских плавно переросли в дружеские, а потом – в очень дружеские. Я не всегда бывала там, где бывала Ася, но зато она мне всегда все рассказывала и очень щедро делилась поклонниками. Но почему-то серьезных отношений ни с одним из них у меня не сложилось: так, легкий флирт, не более того.

А потом Ася влюбилась… Я так никогда и не узнала, кто же оказался предметом ее грез и мечтаний, в глаза его никогда не видела, поскольку подруга ревниво оберегала свое сокровище, даже имя его так и осталось для меня тайной. Но такой счастливой, как в тот год, я Асю не видела никогда.

Но все-таки Ася была живой, нормальной женщиной, и поэтому хоть и редко, но что-то о своем возлюбленном говорила. Например, однажды ни с того ни с сего сказала:

– Знаешь, Ленка, как он меня называет?

Я, естественно, не знала.

– Асясяй, – мечтательно сказала Ася. – Смешно, правда? И очень трогательно.

– А ты его как называешь?

– Сэнсэй, – после небольшой паузы отозвалась Ася.

– Он что, японец? – удивилась я. – Или это просто Асясяй, только задом наперед?

– И то, и другое. У него черный пояс каратэ, представляешь себе?

– Цвет представляю, – хмыкнула я, – а вот что такое каратэ – не очень.

– Это – один из видов японской борьбы, – важно пояснила мне Ася. – Такие приемы, что можно пять человек за три минуты уложить без всякого оружия.

Тогда еще мы не были избалованы голливудской продукцией, где всевозможные экзотические драки и побоища демонстрируют во всех деталях. Проще говоря, мы вообще ничего подобного не видели, если не считать очень короткого эпизода в нашем отечественном бестселлере «Пираты двадцатого века». Но уважение все-таки внушало.